Паутина

Сашенька запер дверь, набрав код с помощью пластиковой указки, чтобы не стереть отпечатков Фюрье, и исчез.

Меры личной безопасности, придуманные Олрайтом, были куда надежнее. В частности, он скрывал свой адрес — все сообщения, адресованные ему, поступали на компьютер в пустой квартире, где сам Олрайт никогда не появлялся, и передавались дальше по цепочке.

В этот вечер, явившись к себе, на старый хутор в Загороде, он обнаружил короткое сообщение: «Пустельга. Й. А. М.» Олрайт цветисто выругался. Приходилось опять тащиться в Город. Но приказы Белого не обсуждаются…

Сначала он сел за компьютер. В свое время Мендлис передал ему коды, открывавшие доступ ко всей информации о вкладчиках кооператива. Через короткое время имя Пустельги исчезло из всех файлов. Ничто не должно было связывать подозрительного покойника с добропорядочным кооперативом. Кстати, члены правления, в отличие от рядовых сотрудников, не имели никаких индикаторов. Закончив с компьютером, Олрайт поспешил к вечерней «стреле».

Пустельгу он разыскал довольно легко. Самый молодой член правления был неравнодушен к прекрасному полу. Все из-за той же подозрительности, свойственной пайщикам «Прогресса», он менял женщин почти так же часто, как Фюрье рестораны. А находил он их обычно на бульваре с экзотическим названием Кассиопея.

Олрайт пристроился за темным автокиоском. Недлинный бульвар просматривался с этого места почти целиком. Наконец появился Пустельга. Он успел уже подцепить густо крашенную длинноногую блондинку. Олрайт быстро огляделся. Поблизости оказалась только одна скучающая дамочка неопределенного возраста. Делать было нечего. Олрайт выругался второй раз за вечер и подошел к ней. Две-три небрежные фразы, стереотипный комплимент, и взаимопонимание было достигнуто. Дамочка, сразу помолодевшая, охотно согласилась показать симпатичному незнакомцу ближайший ресторан. К счастью, Пустельга задержался у витрины бара, и Олрайту удалось, почти не выказывая торопливости, буквально наскочить на него. Компаньоны приветствовали друг друга подмигиваниями, дружескими тычками и сомнительными комплиментами, избегая называть друг друга по имени, и разошлись.

Олрайт пригласил дамочку на ужин, проявив несвойственную ему щедрость, а потом выразил желание проводить до дому. Когда он, приняв душ, вышел из квартиры новой знакомой, Пустельга был мертв-уже три часа. В самый патетический момент у него отказало сердце. «В конце концов, он умер прекрасной смертью», — философски подумал Олрайт, поглядывая на таймер. Мастера смертельных касаний в таких вещах не ошибались.

Сверхосторожного Олрайта можно было поймать только на приманку, и Олрайт приманку заглотил. Поручая ему убрать Пустельгу, Сашенька таким образом вопреки известной поговорке убивал двух пауков разом. Олрайт, как и следовало ожидать, встретился с Пустельгой, и проследить его потом было несложно. Озабоченный подкреплением собственного алиби, он ни на минуту не отходил от своей спутницы и, следовательно, не мог принять никаких мер предосторожности.

Поеживаясь от ночного ветерка, Сашенька ждал его на пустынной улице третьего яруса, не выказывая признаков нетерпения. Заранее угнанный флаттер ждал за углом. Барьер у подъезда и участок альбетона перед ним были обильно политы смазочным маслом. Наконец дверь подъезда открылась.

Вечная бдительность Олрайта напоследок сыграла с ним дурную шутку. Выйдя на улицу, он услышал, как за углом заурчал мотор, и насторожился. Флаттер с погашенными огнями на высокой скорости выскочил из-за угла и двинулся к нему. Олрайт резко отпрянул в сторону к барьеру и поскользнулся, ударившись головой о бетон. Флаттер остановился посредине улицы, и Сашенька, двигаясь с удвоенной скоростью, подскочил к оглушенному Олрайту и изо всех сил ударил его головой о барьер.

Уже садясь во флаттер, Сашенька позволил себе облегченно вздохнуть. Никаких следов наезда, никаких признаков насилия. Обычный несчастный случай — поскользнулся, упал, закрытый перелом основания черепа… Теперь можно было и отдохнуть.

Светало, когда Джек и Луи вышли на Семнадцатой станции. Небо вдали начинало сереть, поднялся легкий ветерок. Джек был угрюм, а заспанный Луи просто сердит. Разговаривать им не хотелось.

Узкая тропка, ведущая в сторону от станции, была почти неразличима. С обеих сторон надвигались черные заросли кустарника. Слабый утренний свет еще не проник сюда. Луи, шедший впереди, казался невидимкой в своем вечернем костюме. Он недовольно сопел, время от времени смачно сплевывая. Порою под ногой у кого-то из них хрустела ветка, и оба вздрагивали от неожиданности.

Из-за темного силуэта Луи вырвалось серебристое облачко. Влажная ветвь берьесы больно хлестнула Джека по лицу. Листочки, слабо флюоресцировавшие в темноте, довольно подрагивали перед глазами. Озлившийся Джек переломил ветку, и та, как обычно, чуть всхлипнула, умирая. Настроение Джека от этого не улучшилось.

Наконец заросли кончились и друзья остановились у высокой калитки.

— Микки! — негромко позвал Луи.

— Кто там? — раздался вкрадчивый голос за спиной, заставив Джека отскочить в сторону.

— Свои, — ответил Кулаковски. Незамысловатый розыгрыш заметно улучшил его настроение.

— Свои по ночам не шляются, — назидательно произнес невидимый Микки. Тем не менее калитка бесшумно отворилась, вспыхнула цепочка огней, освещая небольшой двухъярусный домик и дорожку к нему.

По высокому пандусу друзья под пошли к двери, предусмотрительно открытой Микки. Оглянувшись на пороге, Джек увидел, как один за другим, начиная от калитки, гасли вдоль дорожки огоньки.

В небольшой гостиной на первом ярусе Джек рухнул в глубокое и очень удобное кресло, закрыв глаза рукой, как закрываются от яркого света, хотя в комнате горел лишь слабый светильник, и стал ждать. Луи возился за стеной, бормоча что-то себе под нос, должно быть, разговаривал с Микки. Джек шевельнулся, меняя позу. Из свернутой куртки, лежавшей на его коленях, с приглушенным стуком выпала рукоятка лазера. В этот момент в комнату вошел Луи, прижимая к груди открытые бутылки. Он прищурился, всматриваясь в упавший предмет, а потом поднял ногу, намереваясь, очевидно, пинком отправить его в дальний угол. Джек опередил его, подхватив рукоятку, и вновь завернул ее в куртку.

— Это еще что? — равнодушно спросил Луи, ставя бутылки на стол. — Кассета?

— Нет, Луи, это не кассета, это гораздо хуже.

И Джек протянул Луи свою добычу. Тот покрутил в руках рукоятку, затем ствол лазера, явно не понимая, что в них особенного, и вопросительно уставился на Джека. Прежде чем начать рассказ, Джек взял бутылку и основательно приложился к ней. Луи тут же последовал его примеру. Поначалу он слушал внимательно, время от времени подкрепляясь глоточком-другим. Но, должно быть, Луи успел заправиться в «Болотном пауке». Во всяком случае, в самый трагический момент повествования, когда Джек рассказывал о случившемся с Полиной, Кулаковски громко икнул и растерянно ухмыльнулся. Джек мысленно наделил его самыми яркими эпитетами из бэтянского сленга, помолчал, гася раздражение, и монотонным, скучным голосом закончил свою историю так, словно рассказывал ее уже в тысячный раз.

К тому времени, когда Джек добрался до склада с оружием, Луи совсем осовел. Едва дослушав, он поднялся, несколько мгновений смотрел на Джека, беззвучно шевеля губами, потом, так и не сказав ни слова, вышел из комнаты. Джек, оторопев, смотрел ему вслед. Какого пузыря, спрашивается, распинался он перед этим пьянчужкой? Надеялся на помощь? Да понял ли тот хоть что-нибудь из его рассказа? Или на Альфе каждый день убивают? А уж эти паучьи лазеры…

— Здравствуйте, дружище! — услышал он вдруг знакомый голос. — Мастер желает вам доброй ночи… хотя я пожелал бы доброго утра. Вас, я слышал, зовут Джек? Я — Микки. Очень приятно, а то я поначалу подумал, что Мастер опять девку притащил.

В общем-то ничего сверхъестественного в переналадке компьютера на индивидуальность не было, и кто, как не Кулаковски, мог это сделать наилучшим образом. Но Джек, привыкший к серийным муниципальным устройствам, все же несколько растерялся, не зная, как разговаривать с одушевленным электронным устройством.