Семиовражье часть первая. Штурмовые отряды империи.

Джакар как зверь рубился мечём и стрелял из пистолета в озверевшие носатые морды, машущие кривыми клинками и палящие из автоматов, не разбирая куда, свой ли, чужой – главное убить и убежать. Из гама боя вырывались крики.

– Что суки! Не готовы ещё к встрече со своим Баллахом!? – Второй этаж дался труднее, к передовым линиям тринцев подтянулись от бойниц гранатомётчики и, скопившись у лифтов и лестниц стреляли в аргонцев метко и жестоко по ногам, где броня слабее. На конец удалось их загнать на третий этаж, где супостаты закрыли люки и забаррикадировались. Джакар рубанул мечём тяжёлые створки, не пускающие лифт наверх, рубанул дверь на лестнице – крепкая, за так, с кондачка не срубишь.

- Чего они? – Спросил молодой солдат старого. – Да они народ такой. Время им щас молиться Баллаху своему, на четыре мосла, да башкой об пол, прости господи, вот тебе и молитва. Потому и закрылись. – Третий ответил. – Чё то я их сучар в Аргонии молящимися не видел. Сучары! Разграбили всю страну, а теперь мы им независимость давай! Бля буду, такую им независимость покажу, на век запомнят и детям завещают. Никола Кипятковский по прозвищу Кипяток сидел у стены и завязывал напрочь разбитую кисть левой руки – зубами тянул узел. Мегамир сел рядом толкая ватный тампон под измятую попаданием пластину на предплечье. – Ну ты Кипяток, в натуре, у тебя кровища хлещет, а ты её бинтиком. – Кипятковский продолжал зубами тянуть узел. – Я врачам не доверяю. В детстве чуть до смерти не залечили. Нет, я уж лучше сам, умру – так винить некого, кроме себя самого. – Как знаешь – Покачал головой Мегамир. И полез за вторым пакетом первой помощи.

- Как знаю. Ни хрена не будет, до свадьбы заживёт!

- Да какая тут к чёрту свадьба, каждый божий день в бою, сегодня ранят, а завтра глядишь убьют.

Джакар тоже подошёл к капитанам и, выключив меч не грозно, но требовательно спросил у Кипятковского, зачем он не внизу. Кипяток поднял ободранное, украшенное синяком «от уха, до уха», как он сам потом рассказывал, лицо.

- Мы их сук на двадцать этажей в землю вогнали. Никогда не забуду, что там увидел. Никогда, всех в доску вобью! А насчёт того, что я с поста ушёл, так нет их там больше, от силы десяток остался.

- А что там? – Словно не заметив, что Кипяток не соблюдает никакой субординации, спросил Джакар. Кипяток, глядя в пол начал рассказывать

- Наши. Мирные, штатские люди. Они здесь работали, на них сук работали. Они, чурки паскудные разве же с техникой разберутся, а бельтар, он сверху до низу ей набит. А они их… Всех… Короче там трупы. Изуродованные, изрезанные, огнём жжёные. Женщины наши, аргонские, девушки ими поруганы и сапожищами их в пол втоптаны. Ребята плачут, я это впервые вижу. Звери они, ваше высочество, и смерть им будет звериная от Николы Кипятка. Смерть…

Мегамир зло бухнул в стену пудовой штурмовой рукавицей.

- Ваше высочество! Подмогу звать надо, чтоб до утра, до первых петухов, всю эту нежить в прах

- Да конечно, я свяжусь с принцем Каем. – Джакар настроил рацию на дальнее расстояние.

- Кай, слышишь меня? Вызывает Джакар Джойстер. – Через некоторое время послышался голос Кая, недовольный, рассерженный донельзя.

Где радость подвига и победы, звучавшие в нём, когда он летел на своём реактивном ранце в штаб. – Это Кай, слушаю тебя Джакар.

- Кай, увязли мы здесь, подкрепление нам нужно.

- Понимаю, Джакар, ох знал бы ты, как я тебя понимаю. Я сам здесь увяз. По самые ухи, по макушку волосатую. Что он уже приехал?

- Кто приехал? – Не понял Джакар.

- Да миротворец этот чёртов.

- Не темни, Кай, какой ещё миротворец? – Недоумевая, взял рацию в левую руку Джакар.

- Са Арон Кобле, иззагаэльский эмигрант, су-у-ука! Натащил с собой репортёров, киношников, каких-то представителей посольств, да бог знает ещё кого. Ходили по лагерю, подстрекали солдат. Я пригрозил ему по закону военного времени, что поставлю к стенке, как провокатора и баста. Тут то и мир и порядок был бы, и миротворцев ни каких не надо. А он бумажкой отмахался, а на бумажке на этой нашего отца Джойстера Громовержца личная роспись. Папаша то наш на два фронта работает, подставил он нас, крепко подставил… Ладно Джакар сейчас же выхожу к тебе с резервными отрядами. Посылай платформы, если они у тебя остались, я то сверху видел, как вам там пришлось. Жди меня, и миротворца этого хренового жди, он уже минут десять как со своей шайкой к вам вылетел.

Джакар выключил рацию и сел у стены. – Кипятковский, Мегамир! Берите своих снизу, ведите сюда, будем верх бельтара брать, внизу мой брат сам разберётся, только на первом этаже поставьте побольше постов, а то зажмут нас тринцы на втором этаже, вот тогда и попрыгаем в окна. А до земли то метров сто, не меньше.

Кипятковский рубанул рукой к боевому шлему и побежал вниз – приказ нужно выполнять, как отмолят чурки свои грехи чёрные, как настучатся башкой по полу, так вновь посыплются со всех сторон.

«Голубь мира»

Миротворец появился нежданно – негаданно. Джакар, распластавшийся у стенки услышал козырнувшего лейтенанта в истыканном пулями жилете.

- К вам делегация, ваше высочество. С бумагой от его величества императора Аргонского. Велите звать?

- Ведите. – Джакар встал на ноги, и пошёл к разбитому окну – бойнице.

Миротворец оказался плюгавеньким старичишкой с дикими сатанинскими глазёнками, вылезающими то на лоб, то на нос, ежеминутно рождающим «истины» с помощью гнилозубого и какого-то заживо гниющего рта, который он чаще всего не закрывал, заглушая своей гнилью запах перегара от солдат империи. За ним, на отдалении, стояли какие-то людишки, одетые не по аргонски, видимо посольские, и несколько киношников с голографиками.

Джакар сел на обломок тумбочки, и закинув ногу на ногу, стал слушать словоблудника. Тот изливался о том, что тринцы свободный народ, воюющий за свою свободу, что он, Джакар и его брат Кай гнусные тираны, душители свободы и демократии, и он возблагодарит господа, если они не придут к власти. Он-де сам видел, при этом старичёнка поправил толстую оправу и покрутил черепашьими глазками, как два штурмовика насиловали тринку, везде по его, принца Джакара вине, творится зверство, ракетами бьют в мирные здания. И вообще – старикашка подлизательски посмотрел на стоящих в дверях неаргонцев. Мировое Сообщество не любит, когда аргонцы кого-то притесняют. А кстати сейчас они все, всё Мировое Сообщество в едином кулаке, только Аргония сама по себе, как неприкаянная. Кается надо, каяться и проситься в Сообщество, на коленях по стёклам битым ногами голыми, а по спине ещё бы и плёточкой не помешало бы, но проситься. А через неделю встреча Совета в Шебраэне, и аргонский император туда поедет. Что- то ему скажут?

Джакар правой рукой подозвал Кипятка. Тот стоял вытянувшийся, и одним глазом зло глядел на делегацию, а вторым умудрялся поглядывать на лифты и лестницы, откуда в любой момент могли с воплями бросится полчища чурок. Са Арон проницательно глянул на Николу, хитёр был старик задним умишком.

- Не бойтесь, пока мы здесь, повстанцы не возобновят свою священную войну.

Джакар понял, что перед ним не маразматический старикан, не помешавшийся гуманист, а враг. Враг хитрый, жестокий и коварный. Мегамир незаметно показал Джакару на вделанный в стену небольшой телевизор, мол, эти в чёрном, всё на плёнку запишут, а потом по всем каналам в таком виде покажут, что хоть в омут с головой. Джакар встал и подошёл к окну.

- Капитан Мегамир, избавьте меня от представителей прессы. – Джакар издевательски посмотрел на старика. – Скорее!

Мегамир не стал канителиться, и просто обнажив меч, несколько раз рубанул по кинокамерам и голографикам. Один репортёр, наиболее рьяно защищавший свою голографическую камеру, уже через секунду корчился на полу с отрубленной рукой. Кровь не текла – лазер меча мгновенно «запаял» все сосуды. Джакар, смотревший в пустыню обернулся. – Всех вон, кроме этого! – И указал перстом на Са Арона. Иностранцы, зашумевшие было при атаке на репортёров, вылетели сквозь створки двери. Кипяток постарался. Джакар сел. Он еле сдерживал себя в руках.