Принц Полуночи. Трилогия

Зина плакала.

Может быть, днем? Днем будет не так страшно.

Увидев совсем рядом, шагах в пяти от себя, два желтых огонька, она попробовала закричать. Но смогла лишь захрипеть тихо и беспомощно.

— Не плачь, — ласково сказал волк, — пойдем со мной.

И поднялся на ноги.

Человек. Господи, человек, а не волк. Просто он сидел на земле и смотрел на нее, уткнувшись подбородком в колени.

Зина разрыдалась, громко, с облегчением, и кинулась на шею незнакомцу.

Человек! Живой человек. Не волк!

— Пойдем со мной, — повторил он, обнимая ее, — все будет хорошо.

И она поверила. И пошла рядом, держась за его руку. А волки скользили вокруг, бесшумные, страшные, иногда подбегали совсем близко. Но не трогали.

Не трогали.

Рассвет застал их уже в степи. Когда небо стало светлым, он сказал:

— Отдыхаем.

И Зина, как шла, так и села, прямо на пыльную траву. Где-то рядом журчал ручей. Маленький ручеек, из тех, что очень скоро высохнут, умрут до следующей весны. Один из волков бросил к его ногам какого-то мертвого зверька. Суслика, наверное, или сурка — Зина не знала. Глюк мог бы оказать точно.

Она вспомнила Глюка и опять хотела заплакать. Но почему-то не стала. Смотрела, как он распарывает зверьку пушистое брюшко. Сдирает шкуру. Руки в крови.

— Ешь.

Сырое мясо? Зина нерешительно смотрела на сочащийся кровью кусок, на торчащую из него розоватую кость. Разве это можно есть?

Он пожал плечами, но уговаривать не стал.

Волков было очень много. Кажется, они заполнили всю степь от горизонта до горизонта. И они уже не бегали вокруг — они тоже устраивались на отдых. Пятеро огромных, мохнатых, пыльных, подошли совсем близко. Улеглись вокруг него.

Зина в первый раз увидела, как он улыбнулся, И судорожно вздохнула. За человеком, который умел так улыбаться, она пошла бы куда угодно. На край света. И пусть следом бегут волки, пусть хоть тигры идут — все равно.

— Кто ты? — спросила она.

Волки, услышав чужой голос, насторожили уши. Один зарычал. Но он шепнул: «Тише, дети, тише». Поднял на нее глаза. Черные. Зрачки были вертикальными, но Зина не испугалась. Она не могла бояться его.

— Ночью, — сказал он, — а пока спи.

И Зина послушно заснула. Ей снилась его улыбка.

А потом была ночь. Совсем другая, чем вчера. Было низкое небо, звезды у самой земли, был волчий вой. И был он. Не человек. И не волк. Оборотень. Демон. Бог.

Они любили друг друга, и Зина кричала от счастья, и ночь вздохами эха повторяла ее крик.

А волки выли на звезды.

— Я люблю тебя! — хрипло прошептала она. Впервые в жизни произнесла эти слова искренне. Впервые в жизни сама поверила в них.

— Конечно. — Он улыбнулся. Совсем-совсем близко его странные, прекрасные, нечеловеческие глаза. И белый, тускловатый блик на лезвии ножа. — Конечно.

Зина кричала еще долго. Очень долго. И волки слизывали ее кровь, растаскивали по земле внутренности, самый проворный в прыжке поймал сердце.

Это было последнее, что увидела Зина. Потом он выколол ей глаза.

Отто Ландау привык быть лучшим. И отвыкать он не собирался. Тем более неприятным оказалось узнать, что в лагерь прислали трех новичков, сумевших то, что у него так и не получилось.

Они закончили учебную часть досрочно. За три месяца вместо положенных пятнадцати. И ладно бы люди были, а то ведь — татары. Монголоиды. Невразумительное творение Господа.

Если уж неприятности случаются, то от всей души, не мелочась и не пренебрегая деталями.

К самим татарам, «трем танкистам», Отто неприязни не испытывал. С каждым из них по отдельности он вполне мог работать. Или общаться в свободное от работы время. Нормальные парни.

С Азатом есть о чем поспорить — он журналист, профессиональный дилетант, с легкостью поддерживает разговор на любую тему и великолепно умеет делать вид, что понимает, о чем идет речь.

Из Айрата собеседник никакой, зато в работе напарника лучше не найти. Да и в бою Отто предпочел бы знать, что широченный, плосколицый татарин где-нибудь поблизости. До настоящих боев, правда, еще не доходило, но в учебных Айрат стоил дорогого.

Азамат — единственный, о ком трудно что-то сказать. Не только из «трех танкистов» единственный, а вообще, в роте. Тихий он. Его так и зовут: «Тихий». Говорят, со школы еще. Впрочем, водитель из Азамата неплохой.

Дерьмо! Наверняка ведь, если бы не права четырех стихий, торчать «танкистам» в учебной части положенные пятнадцать месяцев. Ничего больше у них за душой нет. Ну, высшее образование еще. Однако таких в роте без малого четверть, а вот хороших водил ощутимо не хватает.

Четыре стихии — это серьезно: земля, вода, небо и космос. Конечно, речь не идет об управлении настоящими кораблями, но малые катера, посадочные модули, всякого рода вертолеты и грузовые болиды — запросто. В голове не укладывается, что в России этому учат детей. Школьников. Не укладывается, но вот они, «танкисты».

Все русские — психи. Однако досадно, что в германских детских клубах по подготовке космического десанта программа исчерпывается землей и водой. Можно подумать, подростки не гоняют на отцовских болидах. Те подростки, У родителей которых есть болиды, разумеется.

А в учебных частях основной упор делают именно на управление техникой. Воздух и космос — пятнадцать месяцев воздуха и космоса. Немножко идеологии, физическая подготовка и полеты.

Обидно, в общем. Отто прекрасно знал, что так же, как и татары, мог закончить учебку досрочно. «Харизма» в личном деле. Таких, как он, — один на тысячу. Если бы не придирки сержанта… Кто-то с большим чувством юмора засунул Отто Ландау, нациста из семьи нацистов, под командование чернокожего инструктора. В том, что негр именно придирался, Отто не сомневался хотя бы потому, что слышал однажды, как тот в приватной беседе заявил: «Я этого фашиста вообще из армии вышибу. Вместе с его „харизмой“.

Не вышиб. Но промурыжил полные пятнадцать месяцев, за время которых не раз вставал вопрос и об увольнении инструктора, и об отчислении курсанта. Вопрос так и не разрешился. Оба нужны были, каждый на своем месте. А ведь Ландау не был фашистом. Он даже нацистом-то, по большому счету, не был. Традиционно придерживался семейных правил, чтобы не сердить пожилого отца, не нервировать маму… Ну и потому что любому здравомыслящему человеку ясно: мир создан для белой расы. Именно белые люди, стремительные, неукротимые, удачливые, настоящие дети рыси с блестящими глазами, острыми зубами и хорошим аппетитом, в конечном итоге захватили Землю и уже протянули свои руки к другим планетам, бесконечно удаленным от хрупкой человеческой колыбели.

Насчет блестящих глаз и острых зубов — это были типично отцовские рассуждения Что взять со старика? Он еще великую войну помнил.

А в галерее имен героев-десантников были не только белые, факт есть факт, и с ним нужно считаться. Но почему? Почему азиаты?!

Не в том даже дело, что они оказались лучше. А в том, что недолюди — слабое звено. Не все, к сожалению, способны понять это сразу. В том, что «танкистам» в самом ближайшем будущем предстоит стать сержантами, Отто не сомневался. Сержанты. Возможно, командиры взводов…

Нельзя так. Потому что нельзя доверять азиатам человеческие жизни. Первый же реальный бой докажет это, но тогда, может статься, будет уже поздно.

А что делать? Земля свихнулась на идее всеобщего равенства. То, что в армии служат женщины, уже не вызывает удивления. Не в десантных войсках, конечно. Здесь бабам делать совсем уж нечего. Но служат. То, что командирами, полковниками, даже генералами становятся чернокожие, желтые, вообще люди какой-то невнятной раскраски, — это тоже нормально. Что будет дальше? В армию допустят инвалидов? Уродов? Слабоумных?

К этому все идет.

«Вы когда-то разинули пасть на кусочек Европы и подавились даже той крохой, которую смогли откусить. — Насмешливо-утешающий голос Азата. — А мы, мы создали империю, которая была больше всей Европы, мы покорили Азию, мы пришли к стенам ваших городов, как бешеный ветер ворвались в ваши дома, где вы, жирные, трусливые, отожравшиеся сурки надеялись спрятаться от наших мечей и нашей свободы».