Призрак войны

Омикрон предпочел оставить вопрос без ответа.

Баск почесал руки, которые шелушились. “Ощущение как от загара. Не больно, но дико чешется. Умру ли я?” Его поразила мысль, что он не сможет стать отцом. “Дети? Глупости! Мне двадцать восемь лет. Я девственник. Неловкое домашнее животное, без подружки, без общественной жизни. Только армия. У меня есть заботы похуже, чем думать о том, что мои дети станут мутантами”. Но печаль уже угнездилась.

– За кем сила?

Баска вопрос застал неподготовленным.

– Армия, по-моему.

– Кто самый сильный?

– Армия. Самая сильная в мире. У русских больше танков, но наши лучше.

– Кто такие русские?

“Надо захватить позиции”. Забулдыга содрогнулся про себя.

– Соседняя страна. К северу. – Впервые он соврал Омикрону. Впервые осмелился.

– Они сильны?

– Не так, как мы.

Темнота окутала Баска, обволакивая его чернотой. Он хотел выбраться. Он хотел жить.

– Какая сила?

– Винтовки, танки, бомбардировщики…

– Нет! – Голос Омикрона стал необычно громким. Впервые он проявил нетерпение. “Он выучился английскому языку… выучился удивительно быстро…”

Баск дрожал в темноте:

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

Омикрон остановился. Он стоял в темноте, молча пытаясь думать. Радио издавало шум. Ранее оно не издавало шумов, когда Баск в отчаянии пытался звать на помощь. Радио реагировало всегда, конечно, на слова Омикрона. Баск привык игнорировать это. Но сейчас в тишине пещеры оно издавало тихие звуки, когда Омикрон не произносил слов.

Стараясь действовать бесшумно, Баск отстегнул свой радиоаппарат от пояса и приблизил к уху.

Он услышал, как думает Омикрон.

Омикрон думал на английском языке, но более примитивном, грубом, нежели тот язык, на котором он говорил. Было похоже, что он привык думать на другом языке, машинном, электронном.

“Тепло заряжает кожу. Заряд энергии разрушает ее, оружие остается нетрону shy;тым. Солнечный свет заряжает кожу. Заряд света слаб. Ядерная энергия?”

Он продолжал думать. Баск мог слышать мысли, едва успевая за ними, поскольку они вспыхивали на большой скорости. Как и Баск, Омикрон думал символами и словами. Баск не мог уловить всего стрекотания и всех воплей, которые он слышал, но слова он разбирал. Сам он мыслил быстрее, чем Омикрон.

Занятый прослушиванием, Баск вздрогнул, когда Омикрон заговорил вслух:

– Что такое ядерная энергия?

– Это то, к чему ты приближался. Очень быстрый взрыв света и тепла, выделение огромной энергии – все за короткий промежуток времени. – Он облизнул губы. – Это как маленькое солнце, но очень близко. – Он прижал радио к уху, едва дыша.

“Сила солнца, ядерная сила. Необходимая сила. Следовать за малышом Баском”.

В темноте Баск улыбнулся: “Малыш Баск? Так он называет меня? Попробуем кое-что”.

– Омикрон?

В пещере наступило внезапное молчание. Радио замолчало тоже. Омикрон прекратил мышление.

– Ты спрашивал о силе, – сказал Баск. – Я думаю, тебе полезно будет знать, что сила проявляется во многих видах. Некоторые из них весьма деликатны.

Баск пытался жестикулировать, однако чуждому мышлению Омикрона язык жестов не был понятен. Для того чтобы спасти себя, Баск должен был полагаться исключительно на слова.

– Многие формы проявления силы может различить только человек.

“Например, сила убеждения”, – подумал он почти в отчаянии.

В пещере было по-прежнему тихо. Затем Омикрон начал думать.

“Много форм силы. Только человек может почувствовать. Малыш Баск может руководить”.

– И я никогда не растрачиваю силы, Омикрон, – сказал Баск, как бы не ведая, о чем думал его похититель. – Я слишком уважаю силу.

Омикрон переваривал информацию. “Следовать за Малышом Баском. Учиться у него. Накапливать силу”.

С этого времени установилось новое равновесие между Эдуардом Забулдыгой Баском и этой ужасной машиной, которая пленила его. Баск отныне никогда не мог сказать, кто, по существу, командовал из них.

***

Дороги и автомашины были знакомы Дельте. Но она еще не сталкивалась с длинными плоскими отрезками дорог в пустыне. Геометрическая плоскость пустыни поражала ее. Она признала ее как признак совершенства, к которому стремилась и которого не могла достичь земля.

Когда она произвела тщательные замеры, она могла заметить небольшую дозу кривизны земли. К своему удивлению она отметила, что окружность земли примерно в семнадцать миллионов раз была больше расстояния от ее ног до лица. Ее наблюдение, примитивное по своей природе, но правильное в принципе, все же было оши shy;бочным. В действительности мир был на двадцать пять процентов больше, чем ее догадка. Эрастофен Александрийский за две тысячи лет до появления Дельты на земле сделал ошибку в сторону уменьшения.

Но, как всегда, ее больше привлекали красоты мира. Побеги растений, тянувшихся к солнцу, демонстрировали их волю к жизни. Ночью из своих укрытий выползали маленькие животные порыться в песке или с хищными намерениями в отношении других. И в этом Дельта видела концентричность мира: животные питались другими животными, которые, в свою очередь, поедали семена. Возможно, крупные животные поедали тех, кого она видела в начале цикла. Так же, как и деревья, водные потоки разветвлялись на большие и малые, большинство живущих были одновременно и добычей, и охотни shy;ком.

Цепочка всегда заканчивалась. Растения ни за кем не охотились, Дельта не видела, чтобы кто-нибудь охотился за лисами, которые ловили по ночам мышей. Она не знала о койотах и горных львах. Она знала, что Омикрон – ее добыча, а она добыча людей.

Иногда ей встречались ухоженные поля, она восхищалась их зеленью. Иногда она попадала на невозделанные земли. В дневное время ее сопровождали отблески солнца, отраженные ее поверхностью, резвившиеся на свободе, в чем было отказано ей.

Восходы солнца наполняли ее уникальными чувствами. Ночь иссякала, и мелкие животные возвращались в свои норы, становилось тише, и восток начинал расцвечиваться. Свет медленно возвращался в затемненный мир, пустыня замирала в благоговейном молчании. Растения отбрасывали неопределенные тени до того, как солнце появлялось на горизонте, создавая многоцветные тени, что наполняло Дельту восторгом. Она хромала дальше через пустыню, питаемую светом дня.

Культивированные поля выглядели более обычными. Как и изгороди, которые ей иногда приходилось повреждать, чтобы преодолеть их. Она по-прежнему следовала за прерывистым сигналом, служившим ей маяком, с голосом почти Омикрона, но все же не совсем его.

За нею, на западе Омикрон совершал свои злодеяния в ожидании ее.

“Я достану тебя, Омикрон”, – повторяла она. Однако сначала надо было разобраться с новым голосом.

Однажды при ясном воздухе и теплой погоде, хотя зима еще не окончилась, Дельта храбро вступила на окраину Сан-Антонио, штат Техас.

ГЛАВА 9

Вчерашний праздник оставил отпечатки усталости на Сан-Антонио, как это бывает после празднеств. Ожидалась весна. Люди держали головы высоко, идя на работу. От смертельных столкновений прошедшей ночи остались следы на асфальте да раз битые бутылки из-под спиртного в канаве.

Безобразная сторона человеческих празднеств была видна всем, кто умел видеть.

Дельта ничего не знала о Дне Президента, она не могла знать. Для нее город был откровением. Машины, спешившие мимо, были разнообразных цветов, как скалы и деревья. Вдоль улиц рядком стояли здания высокие и величественные, как монументы человеческой пристрастности к барьерам. Стены разделяли вселенную на две части – ту, что в помещении, и ту, что на улице.

Дельту заметили пока немногие. Те, которые увидели, запускали ладони в голову от удивления и таращили глаза. Один выругался в ее адрес, грозя кулаком со своего газона. Мальчик воззрился на нее в замешательстве и проследовал пару кварталов за ней, пока не сдали нервы и он побежал домой. Две девочки-подростка холодно осмотрели ее с головы до пят, затем отвернулись.