Мир Терского фронта. Тетралогия

«Черт, кто это там?» — мелькнувший впереди на фоне окна силуэт не мог принадлежать никому из наших — огнестрельного оружия в руках у него не было, но в призрачном свете новой луны в его руке блеснул клинок.

— Федя, в сторону! — практически одновременно с криком я метнулся к стене, и буквально мгновение спустя что-то звонко лязгнуло о бетон в паре ладоней от меня.

«Нож метнул…» — и я дал короткую очередь в сторону противника. Целиться было некуда и некогда, а так хоть отпугну на несколько секунд. Говорун, если судить по доносившемуся до меня звуку его дыхания, прижался к стене на противоположной от меня стороне довольно широкого, около трех метров, коридора. Переключившись на одиночные, я стал стрелять «на подавление», смещаясь с каждым выстрелом на шаг вперед.

После четвертого выстрела за спиной опять раздался знакомый лязг стали о бетон.

«У тебя их что, много? — и тут же пришел ответ на этот вопрос: — Если это приятель покойного Фрезера, то да!»

Выстрелы в замкнутом пространстве били по ушам, вспышки слепили, но надо полагать, что моему противнику не слаще — в него еще и пули летят.

«Может, на „стечкина“ переключиться? Тогда с ориентированием в пространстве попроще будет…» — но не только сменить оружие, а и додумать мысль я не успел. Слева сзади раздался шорох, а затем приглушенный вскрик. Чисто на автомате, наплевав на всю и всяческую скрытность, я врубил тактический фонарь, прикрепленный к цевью моего «Калашникова».

Говорун лежал на полу, вяло отпихивая автоматом насевшего на него невысокого человека. Буквально за секунду, что я соображал, что делать, наш противник успел пару раз полоснуть ножом моего друга. Но яркий свет ошеломил его, и он машинально поднял руку, пытаясь прикрыть глаза.

«На тебе!» — поняв, что Говоруна не задену, я, довернувшись всем корпусом к противнику, от бедра выстрелил несколько раз. Дистанция была чуть больше пяти шагов, и уже вторая пуля попала неизвестному в плечо, сбросив его с Федора. Я вскинул «калаш» к плечу и прицельно всадил пару пуль в тушку гада!

— Федя, ты как? — хоть товарищ мой и приподнялся на локте, но в ярком круге света было видно, как по цементному полу растекается черная при таком освещении лужа крови.

— Нор… Сзади!

Я развернулся, одновременно приседая, поняв все с полуслова, но все равно не успел — вражеский нож, клацнув по ствольной коробке автомата, ударил меня в правую сторону груди.

Странно, но боли я не почувствовал, несмотря на то что удар был довольно сильным. Я даже плюхнулся на задницу, не удержав равновесия. Это и спасло меня от второго ножа. Над головой что-то неприятно прошелестело, и спустя секунду за спиной задребезжал по твердому полу очередной нож. В свете фонаря я увидел метнувшийся ко мне темный силуэт, вскинул автомат, но приложить к плечу не смог — приклад во что-то уперся. Скосив глаза, я с удивлением увидел, что широкая лямка моей разгрузки пробита вражеским ножом, который так и застрял в ней, не давая правильно приложить автомат. Но свое черное дело клинок все-таки сделал — пока я очумело хлопал глазами, враг преодолел разделявшие нас метры и снова метнул нож. Левое бедро взорвалось болью! Я попытался выстрелить навскидку, но этот гад ногой отбил ствол моего «Калашникова» в сторону и «рыбкой» напрыгнул на меня сверху.

Единственное, что я успел сделать в ответ, — лягнуть его правой ногой и сомкнуть перед грудью локти, защищаясь от возможного удара ножом. Попал я довольно удачно — в голень, немного замедлив его прыжок, надо полагать, и боль от удара пусть на чуть-чуть, но затормозит его реакцию.

Удар этого живореза припечатал меня к полу, пробитая ножом нога отозвалась острой болью, а отлетевший в сторону и повисший на «трехточечнике»[326] автомат сковал движения. Плохо оказалось и то, что нападавший был практически одного со мной веса, если не больше, и приземлился крайне для него удачно — прижав мои ноги к полу. Обреченно подумав, что такого странного и немного несуразного конца я как-то не ожидал, собрав последние силы, толкнул своего противника предплечьями в грудь, постаравшись одновременно дотянуться пальцами до его горла. Не тут-то было, враг сильным движением правой толкнул мои руки назад, а левой попробовал воткнуть мне в шею очередной острорежущий предмет. На этот раз уже ему помешал засевший в разгрузке нож. Да так, что даже порезал ему кисть. От неожиданности он отпрянул, выронил свое оружие и выругался сквозь зубы:

— Шайтан! — это были первые осмысленные звуки со стороны нападавших за все время схватки! До того с их стороны доносились лишь шорох шагов и резкие выдохи, когда они посылали свои смертоносные клинки в нас.

К моему удивлению, шарить по полу в поисках ножа он не стал, а полез куда-то себе за спину.

«Сколько там ножиков у Фрезера было?» — мелькнула не совсем уместная мысль, а руки мои, не дожидаясь ответа на этот вопрос, зажили своей жизнью. Левая, описав полукруг, «провалила» его правую, причем мне удалось довольно чувствительно ударить его локтем в плечо, еще больше выводя противника из равновесия, а правая скользнула по его груди вверх, так, что отставленный большой палец ткнулся в основание его нижней челюсти! Инерции моего рывка хватило на то, чтобы сбросить нападавшего с себя, но вскарабкаться сверху у меня не получилось. Тело бредуна придавило мой же собственный автомат, а натянувшийся ремень не пустил меня. С другой стороны, упав, он ограничил подвижность собственной левой руки, как раз достававшей из-за спины нож, что позволило мне сделать единственное, что пришло в этот момент в голову. Левой рукой я выдернул застрявшее в моей разгрузке вражеское оружие и, не обращая внимания на то, что при этом порезал себя, что было сил, ткнул им куда-то в район груди бредунского лазутчика. Легкое сопротивление. Потом очень неприятный хрустящий звук… И клинок трофейного ножа почти целиком ушел в тело врага. Тот захрипел, сильно дернулся и обмяк.

Я без сил рухнул на пол.

— Илюха, ты живой? — донесся до меня слабый голос Говоруна.

— Почти, — сказал я в ответ, но изо рта вырвался только сдавленный клекот.

— Илюха! Мать твою! — и со стороны Федора донеслось невнятное шебуршание — очевидно, он пытался доползти до меня.

Резко выдохнув, я прочистил горло и смог, наконец, ответить членораздельно:

— Жив! Сейчас с силами соберусь и встану!

Только сейчас я сообразил, что стрельба доносится уже как будто издалека, словно бой шел сейчас не в нашем здании, а на улице. Нащупав пряжку «трехточечника», я расстегнул ремень и смог освободиться от него. После чего сел, правда, с некоторым трудом — сказывалась общая побитость, да и нож, все еще торчавший из левой ноги, мешал преизрядно.

— Федя, фонарем посвети! — попросил я, вытаскивая из кобуры пистолет. Сил откатить труп лазутчика с автомата у меня не было, к тому же в магазине «Калашникова» оставалось едва ли больше десятка патронов, в то время как в «стечкине» — все двадцать.

Дейнов как раз достал из подсумка фонарь и включил его. Осмотрев помещение и убедившись, что живых и активных противников рядом нет, мы занялись, так сказать, инвентаризацией «вражеских подарков».

После того как я слегка отдышался и отвалил, в конце концов, труп врага в сторону, я пополз к Феде. Мне отчего-то казалось, что ему досталось куда как серьезнее, чем мне. У себя, к слову, я насчитал всего два заслуживающих хоть малейшего внимания повреждения — неглубокий порез чуть выше правой ключицы и сквозную колотую рану в левом бедре. Первую рану можно было вообще за царапину посчитать, а вторая оказалась весьма, если так, конечно, можно выразиться, удачной. Обоюдоострая железяка аккуратно пробила насквозь четырехглавую мышцу, не задев при этом ни крупных сосудов, ни нервных центров. А с учетом того, что клинок закупорил раневой канал и кровь еле сочилась, то я явно мог потерпеть.

— Заноза, ты того, штаны только не режь — Танька потом зашьет… — как часто случается, во время боя адреналин может так отравить мозг бойца, что ахинее, приходящей при этом в голову, иной патентованный псих позавидует!