Амулет (Потревоженное проклятие)

Борис первым из нас двоих вошел на кухню, справа подошел к столу и…

Что-то серое, длинное, как веревка, стелясь по полу, метнулось к нему из-под плиты, раздалось холодное жуткое шипение! Змея! Паганель вскочил, поворачиваясь, Борис вскрикнул и отшатнулся. Я сорвал со стены над раковиной здоровый тяжелый мясной нож-тесак и швырнул его в ползущую гадину. Тесак обухом перебил ей хребет, а не растерявшийся Паганель, подхватив отлетевшее кухонное оружие, одним ударом отсек змее голову. Обезглавленное тело билось посреди кухни, хлеща хвостом по ногам Бориса, который застыл с белым лицом, ухватившись за край стола и уже начал закатывать глаза.

— Боря! Борис! Все нормально! — я подхватил оседающего искателя, посадил на свободный табурет:

— Борька, ну очнись же!

Борис, не глядя на пол, прошептал побелевшими губами:

— Хана! Она меня… укусила!

— Куда?! — Паганель бросился к Борису, заглянул ему в глаза.

— Не знаю, куда-то в ногу, ох, жжется, черт! Где носок… в правую.

Паганель бухнулся на колени, закатал искателю штанину, и мы увидели на лодыжке, на фоне побелевшей кожи, два сочащихся кровью маленьких пятнышка.

— Сережа, «Скорую»! — Паганель выдохнул и вдруг буквально впился ртом в ногу Бориса.

«Господи!», — подумал я, хватая телефон: «Что же это делается! Змеи, а теперь вампиры!» Паганель тем временем оторвался от ранки, сплюнул тягучую желтую слюну прямо на пол и крикнул:

— Скажи им, что яд из раны отсосан, но ему необходима инекция сыворотки!

Он вновь припал к ноге Бориса, а я второй раз за минувшие две недели набрал на диске телефона «03».

Пока мы ждали «Скорую», Паганель отсосал весь яд, какой смог, забинтовал ранку бинтом из Николенькиной аптечки и осмотрел останки змеи.

— Обыкновенная болотная гадюка! Боренька, не волнуйтесь, все будет нормально. От гадючего яда не умирают. Поваляетесь пару деньков в больнице, и всего-то!

Борис, из бледного вдруг быстро покрасневший, выдавил:

— Жарко… Ну, сучья лапа, вот не повезло-то! Сестра с ума сойдет — я сегодня обещал вернуться! Твою мать, не везет так не везет…

Паганель потрогал лоб искателя, взял с подоконника кухонное полотенце далеко не первой, надо заметить, свежести, намочил его под краном и обернул вокруг головы Бориса, разговаривая с ним, как с маленьким:

— Ты, Боренька, не бойся. При укусе часть яда неизбежно попадает в кровь, вот и жар у тебя! Это не страшно, это скоро пройдет. Давай, миленький, пойдем в комнату, ляжем…

Мы под руки вывели Бориса из кухни и уложили на мою кровать. Он был в сознании, но дышал тяжело и натужно. Паганель отправился осматривать кухню, коридор с ванной и туалет, не затаилось ли где что-нибудь похуже болотной гадюки. Я сидел с пострадавшим, держа его за руку. Бориса била крупная дрожь, при вдохе где-то внутри свистело. Полежав, он заговорил:

— Сергей! Серега! Слушай, будь другом…, отправь сестре телеграмму!.. Адрес ты знаешь. Напиши… от моего имени, что я… из-за работы задерживаюсь в Москве… на недельку. Сделаешь?..

Я уверил Бориса, что все сделаю, и тут в дверь позвонили — приехала «Скорая». Честно говоря, я бы не удивился, если бы врач «Скорой» был тем самым, «Калягиным», и внутренне уже приготовился обьясняться, но это оказался довольно молодой парень в очках. Он осмотрел искателя, ввел ему сыворотку, димедрол и вызвал по телефону госпитальную машину. Пока ждали «госпиталку», Борис уснул. Паганель обьяснял врачу, как так получилось, что чуть не в центре многомиллионного города, в квартире на четвертом этаже человека кусает болотная гадюка. Не знаю, что он наплел — я в это время приводил в порядок кухню, брезгливо засовывая куски змеи в пакет, потом диктовал по телефону текст телеграммы, косясь на по-прежнему лежащий у края стола бокс; но когда врач собрался уходить, его профессиональное любопытство явно было удовлетворено, и он почему-то пожелал нам счастливой охоты.

— Я сказал, что мы работаем в серпентарии, змей ловим! — пояснил Паганель, закрывая за врачем дверь.

Я про себя удивился такой находчивости — Паганель казался мне тихим, интеллигентным человеком, не способным на вранье, даже если это ложь во спасение…

Наконец снизу раздались сигналы — приехал «Рафик» с носилками. Бориса аккуратно уложили на брезент, причем он даже не проснулся. Мы с Паганелем проводили носилки до машины, старший санитар сказал нам номер больницы, куда они везут больного, и «госпиталка» уехала.

Вернувшись в квартиру, мы сели на кухне и закурили. Я поставил чайник, достал из хлебницы вчерашний батон. Паганель сосредоточено выпускал дым, глядя в окно, на кусок изнасилованной земли перед моим домом, уставленный «ракушками» автолюбителей, и в глазах его впервые с момента нашего знакомства не было улыбки. Наконец он повернулся ко мне и сказал:

— Так, или иначе, но отступать некуда! Займемся амулетом!

Паганель встал, выколотил трубку в раковину, решительно подошел к столу и открыл бокс. Я внутренне сжался… Но ничего сверхестественного не произошло!

Археолог с высоты своих двух метров рассеяно, даже с каким-то презрением рассматривал пустую, выложенную черным бархатом внутренность бокса.

— Э… Собственно, тут пусто!

— Но как же так?! Максим Кузьмич! Ведь мы его тут оставили! Борис при мне засунул его в эту коробку!

Я удивленно оглядел пустой бокс, заглянул под стол, посмотрел по углам…

— Сережа! Вы еще в мусорном ведре посмотрите! — издевательски посоветовал Паганель. Я напрягся — не люблю, когда меня подкалывают!

— Но ведь был же!

— Был да сплыл! Кстати, гадюка сама в квртиру заползти не могла! Ее сюда кто-то принес. И этот кто-то…

Я нетерпеливо перебил Паганеля:

— И этот кто-то уволок амулет!

И тут меня как обожгло! Деньги! Екэлэмэнэ!!! Доллары в тумбочке! Я метнулся в прихожую, распахнул дверцу — пусто! Пятьдесят тысяч! Я взревел, как кабан во время случки, и бросился на кухню:

— Эта сука увела у меня полсотни косарей баксов!

Паганель выглядел несколько растерянным:

— Сережа, успокойтесь! У вас пропали деньги? Много? Я не очень понимаю слэнг…

— Много?! Ни хрена себе! Пятьдесят тысяч долларов без какой-то малости!

Паганель задумчиво потеребил бородку:

— У кого-нибудь есть ключи от вашей квртиры?

— Ключи?.. — растерянно пробормотал я, а в голове забилось: «Ключи… Ключи… Витька!»:

— Запасные у соседа! Ну, если я свои потеряю, чтобы дверь не ломать. Но Витька не мог!

— Мог, не мог… Люди разные… — Паганель покрутил головой: Поговорить с вашим Витькой можно?

— Я сам! — прорычал я, устремляясь к двери.

Витька был дома, трезвый и веселый. Он открыл дверь, поддергивая сползшее трико, и улыбнулся мне лучезарной улыбкой идиота:

— Здорово, Серега! Ты где запропал? С дядькой-то, блин, не повидался! Он уж так ждал тебя!

Я вытаращил глаза от удивления:

— Какой дядька? Ты что, Витек, сбрендил?

— Да твой родной дядька! Седня с утреца приехал! Я со смены пришел, значит, с ночной, ну, похавал, тут звонок! Открываю — стоит мужик, с дипломатом, солидный такой. Мне, грит, Сергея! Я, грит, дядя его, брат матери! Вы, грит, не знаете, где он? А то, грит, я в командировку, проездом, в полдвенадцатого поезд…

Витька еще что-то говорил, по выражению моего лица уже понимая, что история получается нехорошая. Но я не слушал его — все и так стало ясно. У моей матери никогда не было брата, и если на то пошло, у меня вообще не было ни одного дяди, только тети, да и их всего две! Я спокойно прервал рассказ Витьки, медленно взял его за лямки майки и с наслаждением рванул:

— Ты дал ему ключ?! Ты впустил неизвестно кого в мой дом, придурок?!

Витька заюлил, кося глазами на появившеюся за моей спиной внушительную фигуру Паганеля:

— Так ить эта, Серега… Я откудово знал? Он же… А че, пропало че нибудь? Так у тебя же и стырить не хрен! У тебя же… А может ты на меня думаешь? Серега, ты же меня знаешь! Я же, в натури, честный фраер!