Битые козыри

Лайт перевел на экран кабинет Кокера. Кресла все еще витали под потолком огромного помещения, сталкивались, разлетались в разные стороны. Кокер протяжно вопил, взывая о помощи.

— Я вынужден был, — продолжал Лайт, — отключить в этой комнате гравитацию, чтобы усмирить организаторов и вдохновителей заговора. Они хотя и попали в собственный капкан, но все еще готовы кусаться. Я возвращаю им силу тяжести.

Кресла мягко опустились на пол.

— Снова, теперь уже перед глазами всего человечества, я спрашиваю вас, — обратился Лайт к Боулзу. — Назовете вы команды для затопления подводных кораблей?

Боулз молчал.

— В таком случае мы выслушаем доктора Торна. Он один из главарей, но согласился дать чистосердечные показания. Прошу, Дэви, от тебя все ждут правды.

Изнеможенный, едва держась на ногах, Торн с ненавистью смотрел на Боулза:

— Я скажу все, генерал… Гарри… То, что я хочу рассказать, может показаться невероятным. Поэтому я прошу продемонстрировать запись доклада Боулза группе генералов… Я тоже присутствовал. Это было около восьми месяцев назад… Сейчас я попробую вспомнить число…

Но ничего вспомнить Торн уже не смог. Боулз приказал своему адъютанту: «Убей его!» Лайт не успел выключить гравитацию, слишком неожиданным был этот приказ. А мими-исполнитель не потерял ни секунды. Точным выстрелом из лучевого пистолета он убил Торна наповал.

Лайт переключил гравитацию в кабинете Кокера на резко сменяющийся режим. Кресла и мими-исполнитель то взлетали под потолок, то грохались оттуда на пол и снова взлетали. Боулз и Кокер судорожно цеплялись за мягкие кожаные подушки, пряча в них головы и ноги. Но гравитационная встряска не прошла для них даром. Когда Лайт в последний раз бросил кресла вниз, и Сэм VI, и генерал лежали в них с едва заметными признаками жизни. А мими-адъютант растянулся на полу со свернутой шеей и переломанными конечностями.

Официальное сообщение Всемирного Комитета Бдительности о фактах, вскрытых на его последнем заседании, всполошило весь мир. И международные организации и правительства приняли согласованные меры для пресечения возможной провокации. Но по команде из Кокервиля крупнейшие станции «бастиона демократии» обрушились на Комитет с руганью и насмешками. Комментаторы доказывали, что кампания, поднятая против юбилея, нелепа и злонамеренна, а все обвинения против Кокера и Боулза высосаны из пальца. Последовательно проводилась мысль, что вопли о мнимой военной опасности лишь прикрывают агрессивные планы врагов цивилизации. Вновь подняли головы парламентарии, всегда выступавшие против разоружения. Они потребовали от президента отозвать своих представителей из комиссий, уточнявших порядок уничтожения оружия.

Только станция «КД» вела неравный поединок с дезинформаторами. Она приводила все новые и новые факты в поддержку выводов Комитета Бдительности. Вместе с другими материалами Генри Диренхэм воспроизвел свою беседу с начальником базы космополо Рони Скинертоном. Шеф космической полиции потребовал от Рони категорического опровержения. На базу ринулись репортеры. Но старый полицейский без колебаний подтвердил: «Все верно, Кокервиль готовит войну». Никто не знал, что непреклонность Скинертона питается личной ненавистью к устроителям юбилея. Когда стало ясно, что сроки катастрофы приближаются, Рони обратился к своему начальству с просьбой разрешить ему вывезти на базу семью. Ему грубо отказали. После этого он и решил выступить в открытую и быть < твердым до конца.

Хотя Скинертона сняли с поста и объявили душевнобольным, слова популярного полицейского служаки произвели сильное впечатление не только на рядовых избирателей, но и на самых высокопоставленных лиц. Президент запросил у Комитета уточненные сведения о местонахождении исчезнувших субмарин.

Милз никому не раскрывал секрет Эйба. Он боялся, что разоблачение роли супермэшин-менов в лабораториях Торна вызовет бесполезный скандал, в результате которого Эйб будет демонтирован и последний источник информации иссякнет. Все, что поступало от мими-исполнителей, попадало в Комитет только через Зюдера и Милза.

Последнее сообщение Эйба было удручающим. Мими-исполнители доложили, что они перемонтировали проводку зарядных систем с таким расчетом, чтобы любая попытка потопить лодки вызвала самопроизвольный залп из всех установок. Оказалось, что и такую возможность предусмотрел Боулз, подготавливая свою команду электронных палачей.

Комитет предупредил президента, и готовившийся штурм пиратских субмарин был отменен.

Когда неожиданно прервалась всякая связь с Ко-кервилем, смятение охватило самых беспечных людей. Но особенно тяжелые переживания достались Милзу. Он проклинал себя за то, что предложил Лайту полететь в Кокервиль и надоумил его пожертвовать своей бесценной человеческой личностью. Он все больше укреплялся в мысли, что жертва эта ненужная, что ничего Гарри сделать не сможет, что никогда больше они не увидятся. Но чем тяжелее становилось у него на душе, тем энергичней проводил он мобилизацию сил «Клубов думающих». Масса членов «КД» была уже готова к новому походу в столицу, чтобы заставить правительство принять решительные меры против заговорщиков.

В одну из самых тоскливых минут и раздался голос Лайта из диспетчерской. Милз увидел родное лицо и обрадовался ему так, как и в первый миг после перевоплощения.

Путешествие Лайта в открытом космосе, его схватка с патрульным катером, допрос Боулза — все это ошеломило зрителей. Немногие поняли, кто такой Лайт, что такое витаген, какова роль диспетчерской Кокервиля, о каких подводных лодках идет речь. Можно было принять увиденное за праздничную шутку юбиляра, но вид богатейшего человека в мире и знаменитого генерала, барахтающихся в невесомости, их бессилие и беспомощность убедительней всяких слов доказывали, что в Кокервиле творится что-то беспримерно важное. А когда адъютант Боулза пристрелил Торна и все увидели рухнувшего на пол, окровавленного «отца мими», оцепенели и закоренелые скептики. Гравитационная встряска, которой Лайт подверг, Боулза и Кокера, гибель мими-исполнителя вызвали шумное одобрение зрителей.