Помни имя свое (СИ)

— Дан ^[130]… - прошипел по-чеченски Гурдаев.

Бандит только хрипел…

Под прикрытием Винтореза Михаила — Гурдаев потащил свою добычу туда, где они оставили машину…

Где-то в Северной Осетии…

Фильтр и следственная тюрьма ФСБ

Март 1996 года

Чеченская война — пока еще не первая, а просто чеченская, которую еще можно было выиграть — по степени кровопролитности и жестокости была вполне даже заурядной на фоне того, что происходило в Африке, на фоне резни в Бейруте, даже на фоне Вьетнама, где воевала регулярная армия одной из сверхдержав. Не было в ней ничего особенного и на фоне того, что происходило в Афганистане… в Афганистане бывало еще и похлеще. Но почему-то — именно чеченская война стала настоящей раной на сердце русского народа… раной, которая не зарубцуется, наверное, уже никогда.

Чеченцы были похожи на своих, на русских — их было не отличить от русских. Они говорили на русском языке — когда не говорили на своем, да даже и в бытовой жизни, особенно городской, многие говорили по-русски, потому что русский язык намного богаче чеченского. И в то же время — эти люди ненавидели русских так, что готовы были убить человека просто за то, что он русский. Зарезать как барана за сказанное по-русски слово.

Сначала — русские просто не понимали этого. Восемнадцатилетний лопоухий солдат, который шел в чеченское село с парой канистр солярки, чтобы обменять ее на еду — он ведь не думал, что в селе враги. Он думал, что все это так, понарошку. Что-то типа ролевой игры, где они с одной стороны, а мы с другой — но всем надо жить. И деды, которые посылали этого солдатика продавать солярку, чтобы разнообразить свой рацион — тоже не думали, что посылают его на смерть, они думали, что те, кто в лесу это одно, а те, кто в селе — совсем другое. В этом было еще и вот что… как-то неосознанно потерявшие стержень и чувство национального единства, чувство принадлежности к нации, чувство родства крови, развалившие свою страну русские — вполне могли допустить, что в народе может быть так, что одни воюют, а другие — приторговывают потихоньку… жить то всем надо. Но найденный труп срочника с отрезанными половыми органами — быстро излечивал от иллюзий. И тот, кто оставался в живых в мясорубке — хорошо понимал, что мирных здесь нет, что это единый народ, и воюют здесь — родами, а то и всем народом. И поэтому единственный способ выжить и победить — убивать всех, кто встретится тебе на пути.

Не сразу — но это понимали…

Проскочив чеченскими размытыми весенней водой дорогами, они выскочили на территорию Ингушетии, а потом — и Северной Осетии. Примерно к середине следующего дня — уже с нормальными документами — прибыли в небольшое селение. Здесь, на базе консервного завода, который растащили и разворовали — был организован фильтрационный пункт, который не значился ни в одном официальном документе. Это было сделано потому, что людей, которых допрашивали здесь — обязательно или делали агентами и отправляли к чеченцам, либо убивали. Третьего — было не дано…

Двое дюжих солдат сверхсрочников — каждый из сельской местности, привычный к виду крови, к забою скота, потерявший друзей, специально отобранные психологами ФСБ — приняли связанного чеченца у маленькой, состоявшей всего из двух человек группы Теплова, потащили его вниз. Теплов и Гурдаев — прошли в одну из скверно оборудованных, неотапливаемых каморок на первом этаже — попить чаю и немного отогреться…

Чай был знатным. Черным как деготь…

— Бессмысленно все это… — сказал Теплов, грея о кружку руки.

— Расколем… — сказал Гурдаев — и не таких раскалывали…

— Да я не об этом…

— А о чем?

— Да все… вот это.

Теплов помолчал, потом заговорил, как выплевывая слова.

— Ты прости меня… ваша ^[131]… может, я не дело говорю, только не справиться нам с этим. Берем… одного, другого… А толку? Это не бандиты воюют, это весь народ воюет…

— Ты не прав — отрезал Гурдаев.

— Да?

— Да. Я — чеченец. Почему я на твоей стороне, русский?

— Ты не чеченец — задумчиво сказал Теплов.

— Ха. А кто же?

— Ты — советский.

— Советский… — Гурдаев отхлебнул из своей кружки чуть ли не в поллитра объемом — и в этом ты не прав. Мы все — советские… ты, я. Вот возьми меня. Я мент. Ментом был, ментом и подохну. Мне мой коллега с Москвы — ближе и дороже любого соседа, потому что он такой же, как я. Думает как я. Делает как я. И дерет его начальство — как меня. Мы все — люди. А они — нет. Ублюдки, из горных сел, из зон, всякая шваль. Вот им до нации — дела нет, как до Аллаха, им палец покажи — они на палец молиться будут. Просто… силу почувствовали, озверели гады. А так… пусть мы советские, но мы и чеченцы. А не они. Понял?

Теплов ничего не ответил.

— Расколется, как думаешь?

— Расколется, тащ полковник… — Теплов в этом не был так уверен, но о другом думать не хотелось. Иначе — все зря.

Несколько старых телевизоров, раздобытых по окрестностям — были подключены к системе наблюдения и выведены вместе с пультом в кабинет полковника Лиховидова. Лиховидов — маленький, неприметный, с короткой седой бородой — начинал еще в Афганистане, в отряде Каскад. За его голову — давали сто тысяч афганей.

Чеченца, которого они притащили — бросили в камеру. Один из них — вышел, снял трубку телефона. Прозвенело — как раз наверху, в маленьком кабинете, где вернувшиеся с поля отогревались чаем.

— Доставили, тащ полковник. Что с ним делать то?

Лиховидов посмотрел на Теплова, потом на Гурдаева. Гурдаев отрицательно покачал головой.

— Ничего не делать. Закрой дверь и уходи!

Лиховидов протянул руку, выключил экран….

— Кто пойдет?

Гурдаев хлопнул папкой — в ней была оперативная информация на этого ублюдка. Папка была тощей… родился… учился… конечно же ФЗУ, потом, как перестал быть Советский союз и стала демократия — бандформирование. К Лабазанову не взяли, потому что в зоне упорол какой-то косяк — у Лабазанова были уголовники, они прекрасно помнили, кто был кто в зоне, косореза могли опустить или пристрелить. Попал в Президентскую гвардию — место для отстоя и лузеров. Те, за кем были сильные родственники, авторитетные тейпы — шли к своим. Уголовники — к Лабазанову. Дудаев — собирал к себе всякую мелкородную шваль, у него сильного тейпа не было и в президентской гвардии — кого только не было, даже русские были. Грузины еще были, которые с Гамсахурдиа пришли, осетины — эти были христиане, им к мусульманам нельзя.

Справка, в которой подводился краткий итог жизни «изъятого» на сей момент — сообщала скупые факты, но не говорила самого главного. Она не рассказывала о том, как в общем то обычный сельский парень, который в другой жизни стал бы комбайнером или токарем в местной МТС — стал бандитом. Вот так — прямо взял и стал? Она не рассказывала — как в детстве этот пацан и другие чеченские пацаны — читали в учебниках родного языка о том, что надо убивать русских ^[132]. Она не рассказывала о том, как отцы выводили сыновей в глухие ущелья и учили их устраивать засады — а через несколько дней эти же отцы шли на первомайской демонстрации или драли глотку на партсобраниях. Она не рассказывала о том, как в восемьдесят девятом году к советскому генералу Дудаеву, вполне даже лояльному — пришла женщина из Межрегиональной депутатской группы, одновременно — осведомитель MI-6 — и предложила ему поехать себе на родину и поднять вооруженный сепаратистский мятеж. Она не рассказывала о том, как в конце девяносто первого русские и никем еще не воспринимаемые всерьез чеченские власти — заключили соглашение, по которому чеченцы устроили для некоторых русских чиновников «черную дыру» — регион, в котором пропадает все, что туда было направлено: деньги, оружие, материальные ценности, составы с товарами, люди. Нашумевшее дело с чеченскими авизовками — вы думаете, что это горные джигиты с восемью классами образования придумали, как обмануть банковскую систему и получить миллиарды? Ой, не смешите мои тапочки. Придумали это все люди, которые годами и десятилетиями работали в советской банковской системе и знали, как она работает и как ее можно обмануть. А Чечня тут только для того, что надо было скрыть концы и скрыть их там, куда никто не поедет искать. Вот и отстегнули потом в твердой сумме… говорят, Дудаев потом долго матерился и сделал выводы… начал не брать за крышу, а падать в долю. А русские чиновники посчитали — посчитали, да и решили, что чем платить — проще грохнуть. Вот и началась — первая чеченская…