Ничего личного. Дилогия (СИ)

— Сожрут за день без остатка! — твердо сказала Лента, — Повторяю еще раз. Все металлическое должно быть прикрыто тканью. Все пластиковое должно быть прикрыто тканью. В безопасности только натуральная ткань, камень, живая плоть, может быть, мертвое дерево. Ясно? Коркин, опусти рукав, а то лишишься своего таймера.

Коркин тут же спрятал браслет с часами, еще раз ощупал ружье.

— Идти всем за мной след в след, — приказала Лента, вытаскивая из-за пояса короткий черный клинок. — Последним пойдет Кобба. И поторопимся — эта штука прочная, — она ткнула сапогом в уходящий в заросли трос, — но, судя по всему, больше суток тоже не продержится: уже лежит несколько часов. Пойдем вдоль него.

Сзади что-то загремело. Коркин обернулся. Вездеход Разваливался на глазах.

34

Филя все-таки не смог сдержать слез. Он даже пытался счищать зелень, которая словно прилипала к поверхности машины, но она расползалась по кузову на глазах. А потом загремел, обрушившись, передний мост, и что-то ухнуло под капотом.

— Не расстраивайся, — толкнула мальчишку в плечо Лента. — Толку от машины все равно не было бы. Даже если бы она работала здесь, прорубаться бесполезно: любую просеку затягивает в минуты. Выжигать — тоже: в такой сырости ничто не горит. Но главное — что за седьмой пленкой тоже машину не применишь: не работает. Думаешь, светлые просто так бросили воздушную дорогу?

Филя, проглотив слезы, кивнул. Да и что было говорить, если все системы отказали мгновенно, едва двигательный отсек вышел из розовой пленки? Хорошо еще, двери были открыты загодя. Мальчишка даже забыл о том, что пережил секунды назад, или на него и в самом деле не подействовала сладость?

— Ты еще мелкий, — опять угадала мысли Фили Лента. — Не говорю, что у тебя и так сладкая жизнь, но дети переживают сладость не так остро.

Острее всех переживал промелькнувшую сладость Рашпик. Он шел перед Коркиным, рыдал в голос и несколько раз пытался вернуться, бубнил, что всю свою долбаную жизнь искал это место, всю жизнь мечтал почувствовать себя счастливым, и теперь, когда это и произошло, его заставляют куда-то идти.

Лента вела отряд точно вдоль троса. Зелень уже затянула его. Когда поверхность почвы опускалась ниже и под ногами начинала хлюпать невидимая вода, от него оставались уже только светлые чешуйки, но в местах посуше металл еще сопротивлялся жадной растительности. Кое-где трос застрял в кронах деревьев, и отряд двигался вдоль висевших над головой стальных петель, до которых тоже резво добирались зеленые уничтожители.

— А почему же полоса изобилия? — спросил Кобба, который шел последним, перебрасывая с плеча на плечо тяжелый пулемет, когда Лента, которая буквально прорубалась через заросли, остановилась передохнуть на замшелой полянке.

— Не садиться, — предупредила она спутников. — Идти нелегко, но лучше не расслабляться. Стальные пуговицы, пряжки ремней, клепки на мешках — все может стать добычей зелени. Изобилие вокруг нас, Кобба. Дерево, которого не найдешь нигде, разве только в лесу с беляками или где-то еще дальше. Орехи, ягоды, фрукты, корнеплоды — все удивительно вкусное, только не ленись, собирай. Другой вопрос, что разглядеть все это изобилие не всегда легко. Ну вот, к примеру.

Лента отодвинула в сторону сумрачного Рашпика и срубила упругий мутовчатый стебель какой-то травы.

— Держи.

Каменный клинок легко рассек сочленение, и Филя почувствовал сладковатый, чуть терпкий аромат.

— Пей.

Толстяк осторожно взял полый кусок стебля и с недоверием принюхался к колышущейся внутри него белой жидкости.

Лента усмехнулась и, ловко орудуя клинком, наделила порциями питья всех спутников, не досталось только Руку, но он явно и сам не отказывал себе в угощении, цокая в зарослях то с одной, то с другой стороны.

— Отличный напиток, — кивнул Пустой, отбрасывая в сторону полый стебель.

— Молоко! — восхищенно прошептал Рашпик. — Чуть сладковатое, но молоко!

— Именно так, — кивнула Лента, — Если добавить, что зимы в этой полосе не бывает, то, считай, весь Город живет прежде всего плодами полосы изобилия.

— И Пес явно самый богатый переродок в Мороси, — заключил Кобба.

— Он не переродок, — покачала головой Лента.

— Как же не переродок? — удивился Филя, смакуя и в самом деле восхитительное питье. — А… голова?

— Это не уродство, — отрезала Лента и вновь двинулась к сплошной стене зарослей, — Просто он такой.

— Эй! — крикнул Рашпик, — Послушай! Вечереет! Мы здесь будем ночевать?

— Нет, — отозвалась Лента и тут же крикнула: — Сюда!

Трос заканчивался у огромного дерева, овитого стеблями диковинной травы. Конец троса был истерзан, словно его рубили тяжелым клинком, а в паре локтей над корнями древесного гиганта висел странный аппарат, напоминающий лишенную двигателя машину. Колеса, причем расположенные в один ряд, находились на крыше устройства. От них свисал и конец толстого троса, покрытого зеленой плесенью, и усы более тонких, собравшихся пуком петель и узлов.

— Это кабинка воздушной дороги, — объяснила Лента, оборачиваясь к Пустому. — Помоги мне: двери открыты, а они открываются только изнутри. То есть если кто-то внутри был, он уже выбрался наружу.

— И ты думаешь, что он остался жив при этом? — покачал головой Пустой, но легко подхватил Ленту и поднял ее над головой. Опутанный стеблями какого-то вьюна проем располагался на высоте двух человеческих ростов. Лента встала Пустому на плечо, ухватилась за край двери и легко подтянулась, забросила гибкое тело внутрь. Через мгновение изнутри донесся ее недовольный голос:

— А вот этого я хотела меньше всего. Принимайте.

Она опускала из кабины тело.

Сначала Филя подумал, что это тело ребенка, — таким тонким и хрупким оно показалось. Серебристый, еще не тронутый зеленой слизью костюм был вымазан в крови, на голове незнакомца поблескивала пластиком маска. Пустой принял несчастного на руки, опустил его на упругий ковер травы. Тонкие побеги поползли по блестящей ткани почти сразу.

— Женщина! — прошептала Ярка.

— Девчонка, — не согласился Кобба и обрывком тряпицы стер с живота убитой кровь. В животе несчастной были пять отверстий. Они располагались по дуге от левого к правому боку. Пустой перевернул тело: три из пяти отверстий оказались сквозными.

— Ужас, — замерла Ярка.

— Сейчас. — Лента мягко спрыгнула с высоты, отстранила Коббу и вгляделась в раны, — Вот и тень Галаду отметилась, — прошептала она негромко, — В этой полосе нет ни хищников, ни убийц, поэтому он или оно находился с ней в одной кабине еще там.

Лента неопределенно мотнула головой в темнеющее небо.

— С кем — с ней? — спросил Пустой.

— Сейчас, — Проводница провела рукой по периметру покрытой изнутри кровавыми сгустками маски, щелкнула чем-то и открыла лицо.

Филя хлюпнул носом. Перед ним лежала Твили-Ра. Лицо и волосы ее почти сплошь были залиты кровью, но он не мог Перепутать — это была именно Твили-Ра, совершенное существо. Да если бы не эта светлая, он бы давно уже пришел просить в жены племянницу ткача, а так все грезил, грезил Твили-Ра. И вот она, мертвая, с округлившимися от ужаса глазами, перед ним. г — Ты ведь и ее хотела убить? — спросил Пустой.

— Может быть, — прошептала Лента, — Но вот когда убила Йоши-Ка — словно холодом обдало. Хотя он, когда ходил в таком же костюме и не прикидывался пьянчужкой, не раз мне повторял в лицо, что я крыса и не стою даже мизинца на его ноге.

— Твили-Ра была не такая! — сдавленно прошептал Филя.

— Твили-Ра была разная, — ответила Лента, — Она… не забавлялась, как Йоши-Ка, она просто работала. Но когда я убежала от светлых второй раз, они не просто обшаривали окрестности базы — они их выжигали!