Серый мир

Переведя дыхание, я попробовал скинуть тушу монстра с себя, но делать это одной рукой было тяжело и неудобно. Поэтому я просто выполз из-под туши. Приподнявшись на одной руке, я огляделся. Где-то здесь должна быть пятая, последняя тварь. В глазах стоял красный туман, левая рука не слушалась и очень сильно болела, я попытался встать, но ноги не подчинялись мне, и я упал. Штанина на правой ноге была разодрана и вся в крови. Видимо, тварь задними лапами подрала. Сука!

Рядом, в луже черной дымящейся крови, валялась пятая, последняя тварь. Кто-то выпустил в неё не меньше целого автоматного рожка. Оглядевшись по сторонам, я понял, что до развалин котельной не добежал всего двадцать метров. Из оконного пролома высунулся человек в камуфляже и призывно махнул мне рукой. Как я мог забыть, что командир наемников оставил бойца в развалинах котельной? Как он его там называл: то ли хвост, то ли парик? А, вспомнил — Грива.

Вставать и куда-то идти не хотелось. Хотелось лежать и не шевелиться. Хотелось пить. Хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, там, где нет темных тварей, там, где нет снега, там, где не надо шевелиться. Все, не буду вставать, останусь лежать, закрою глаза и усну. Надоело!

Из полуразваленного оконного проема высунулся боец и начал стрелять из автомата в сторону злополучной усадьбы. Я повернул голову и увидел, что из провала ограды в мою сторону выползает чёрная дымка, которая становилась все плотнее и плотнее. Блин, ну что за день сегодня такой!

Достав из кармана пластинки стимулятора, я закинул их в рот и прижал языком к щеке. Через мгновение я почувствовал, что силы ко мне возвращаются. Все, надо шевелиться. Поднявшись и хромая на правую ногу, я быстро начал скакать к развалинам котельной. Маузер пришел в полную негодность, тварь оставила глубокие отметины на металле, а в некоторых местах появились отметины, напоминающие кислотные ожоги. Даже боюсь представить, что с моей рукой, как бы не пришлось отрезать.

В кармане разгрузки, снятой с убитого охранника, я нашел продолговатый цилиндр, вначале я не обратил на него внимания, приняв за газовый баллончик, но сейчас, оставшись без оружия, понял, что никакой это не баллончик, а самый что ни есть настоящий мини-телепорт или, как его все называют, «скачок». Вещь крайне полезная, хоть и дорогая. Если из него вытащить кристалл-батарею, то его можно продать рублей за пятьдесят, а это довольно неплохие деньги. Можно, конечно, им и воспользоваться, но есть два неприятных момента. Во-первых, он может быть запрограммирован на конкретного человека, и если кто-то другой воспользуется мини-телепортом, то раздастся взрыв настолько сильный, насколько будет заряжен кристалл. Вторая неприятность — мини-телепорт программируют заранее, выставляя точку, в которую доставят владельца, а я совсем не хотел оказаться в месте, которое мертвый охранник считал безопасным при жизни. Мне почему-то кажется, что посторонним там будут не очень рады.

Подходя к стенам бывшей котельной, я чувствовал себя почти нормально. Нога разгибалась, я её, правда, как и руку, не чувствовал, но зато и боли не было. Это все временно, пройдет действие стимулятора — и боль вернется. Срок действия «жёлтой смолы» — минут тридцать, а съел я две штуки, значит, час, но, скорее всего, меньше, вон ускоритель вообще действовал пару секунд — сгорел, когда я пересекал в прыжке защитные чары, окружающие усадьбу, будь она проклята.

Навстречу мне вышел последний из наемников, видимо, очень переживал за мое самочувствие. Я прошел мимо него, в глубь развалин. Обернувшись, я посмотрел в сторону злополучного дома, зрелище внушало ужас. Казалось, что над домом повисла черная туча, и не просто туча, а сама госпожа Тьма пожаловала в гости. Весь дом был покрыт покрывалом черного тумана, жуть!

— Эй, ты куда? — сзади раздался окрик Гривы.

Я резко остановился, поискал глазами опасность, но ничего не увидел. Повернулся в сторону Гривы и успел только мельком увидеть, как его кулак летит прямо мне в лицо. Я попытался хоть как-то закрыться, но он пробил мой блок. Отлетев к стене, я сильно ударился о неё всем телом.

— Ну что, сука! Готов к смерти? — с яростью прошипел наемник.

— Якорный ты карась, совсем охренел? — Я попытался подняться на ноги.

— Ты зачем в них стрелял? Они же раненые были, а ты их из автомата расстрелял! Всех! — Гриву била крупная дрожь, глаза налились кровью, он медленно подходил ко мне.

— Придурок! Они все были уже мертвы! — Во рту разливался вкус крови, Грива рассек мне губу.

Я поднялся на ноги. Так, или я сейчас достучусь до разума наемника, или он меня убьет. Другого варианта нет! Оружия у меня не осталось, а в рукопашном бою мне ничего не светит, правой руки не чувствую, да и сил стоять нет. Грива приблизился ко мне на расстояние удара. Я попытался провести двойку: ударить правой в голову и сразу коротким слева, но противник с легкостью блокировал правую руку, а потом провел болевой захват. Я упал на колени и единственное, что успел сделать, это нащупать в кармане разгрузки цилиндр «скачка» и нажать кнопку активации. В глаза ударила яркая вспышка, воздух покинул легкие, и я в очередной раз потерял сознание.

Глава 3

Солнце опускалось все ниже и ниже, еще пару минут, и оно скроется за линией далекого горизонта. Последние солнечные лучи пробивались сквозь темные серые тучи и окрашивали их в багряные цвета. Казалось, что, когда солнце скроется из виду, этот мир поглотит непроглядная мгла.

Закат в этом мире был необычный и прекрасный: заходящее солнце было темно-бордового цвета, а иногда даже с фиолетовым отливом. Закат — это удивительные яркие краски постепенно темнеющего неба, этот процесс захватил наблюдающего за ним целиком и без остатка. Именно не игра контрастов, а плавный полет мягких и ярких одновременно красок. Это своеобразное торжество жизни во всех проявлениях — не только раннего утра, полного энергии, но и благородной старости… И напутствие каждому — не держаться за земные ценности. Каждый вечер, если только небо не накрыли тучи, наступает время заката — самого красивого времени суток. Торжества всего высшего над приземленным.

Свет играет с нами, вовлекая в свою неповторимую симфонию. Красота заката плавно, но неумолимо меняется. Вот еще только что вид был тем же, что и полчаса назад. А уже секунду спустя становится совершенно другим. Эти немыслимые, метафоричные, многозначные перемены — то медленные, то мгновенные. Поистине закат — самое красивое время в течение всех суток, и стоит уделить ему немножко внимания.

Человек сидел в большом кожаном кресле, смотрел на заходящее солнце и пил кофе. На вид ему было около пятидесяти лет. Тот самый возраст, когда старость еще не началась, а молодость уже давно закончилась. Кофейник и сахарница стояли рядом, на небольшом деревянном столике ручной работы. Выглядела эта картина нелепо и дико, как в фантасмагории. Кресло стояло на каменной террасе, которая выдавалась вперед, подобно балкону, из высокой скалы. Вокруг ни одного признака цивилизованного мира, только кресло, низкий стеклянный кофейный столик и человек, пьющий кофе.

Мужчина, пьющий кофе, выглядел более чем экзотично, и кофейный столик и кресло выдавали достаток их хозяина. Кресло было очень большим, с подлокотниками из черного резного дерева, что в сочетании с белой кожей, которой было оно обтянуто, говорило о наличии хорошего вкуса у владельца. Столик был низкий, на деревянных резных ножках, сама столешница была выполнена из толстого стекла молочного цвета. На поверхности столика стоял небольшой круглый поднос, на котором располагались кофейник, сахарница и маленькая чашка с блюдечком. Все кофейные приборы были выполнены из тончайшего молочно-белого фарфора. Сам же человек, сидящий в кресле, своим внешним видом показывал полное пренебрежение к вкусу и моде. Для такого кресла и кофейного столика больше бы подошел английский денди в смокинге и бабочке ну или седовласый лорд с тростью. Но тот, кто сидел в кресле, ни на денди, ни на лорда похож не был. Он был похож на чуть подвыпившего тракториста захудалого совхоза. Сидящий в кресле был одет в толстую, теплую куртку, ватные штаны и сапоги. Сапоги были очень грязные, с прилипшими к подошве комьями земли. На голове у пьющего кофе была шапка-ушанка. В общем, можно сказать, что кресло и человек подходили друг другу, как корова и седло.