Поиски путей (СИ)(Лестница из терновника 2)

Я уверен, что посол в этом и не сомневается, но южанин великодушно сообщает:

— Слушай, Ар-Нель, он… это, пожалуй, наш общий поединок. Сломалась палка — потому что это палка. Я бы не сломал меч так. Ты, Ар-Нель, ты — не слабак.

— Удивлён? — улыбается Ар-Нель, отбросив обломок палки, потирая плечо утрированным жестом — скрывая настоящую боль. — Я хочу сказать, тебя удивляет, что я не сломался, как этот тростник? Ты ведь, наверное, можешь лошадь повалить?

— Да, — простодушно признаётся посол. — Я думал, ты разобьёшься, как ваши стекляшки — ты кажешься таким, — и сдувает с ладони воображаемую пушинку, — а ты… ты из хорошей стали.

Ар-Нель польщённо кивает.

Вокруг — атмосфера полной дружбы и взаимопонимания. Волчата смешались с северянами; коллизии боя обсуждают все вместе. Высокая, очень стройная девочка из свиты Государыни, темноглазая и кудрявая, бойкая Госпожа Задира Ю-Ке, подобрав обломок палки, под общий смех изображает фехтовальные приёмы Ар-Неля и посла по очереди. Даже важные пожилые господа, разгорячась, спорят о достоинствах южной и северной боевых школ. Выходка Ар-Неля предстаёт передо мной в совсем другом свете: да ведь милый-дорогой Ча отлично делает политику! Государь хотел, чтобы лянчинцы перестали напрягаться и почувствовали себя гостями — и вот, пожалуйста. Они чувствуют.

Но тут из флигеля для Гостей Государя появляется второй посол в сопровождении тощего старика. Губы посла сжаты в линию, кулаки, кажется, тоже сжаты. Он потрясён и глубоко возмущён происходящим.

Глаза Анну суживаются в щели — он становится чуточку похожим на землянина монголоидной расы.

Второй посол резко окликает его. Я ещё недостаточно хорошо понимаю лянчинский язык, только начал в нём разбираться — но улавливаю в его тираде слова "безумен" и "позор".

Анну отвечает короткой злой фразой, из которой я выхватываю лишь "не твоё".

— Твой родич сердится, это грустно, — говорит Ар-Нель с еле заметной улыбкой. — Мне жаль, — и говорит, обращаясь ко второму послу. — Мне жаль, Уважаемый Господин Эткуру. Это всего лишь игра.

Эткуру прошивает его взглядом, как автоматной очередью, разворачивается на каблуках, окриком приказав волчатам следовать за ним, и уходит. Анну пожимает плечами.

— Объясни своему брату, что мы не делали ничего дурного, — говорит Ар-Нель сердечно. — А потом приходи ко мне. Рисовать.

— Да. Мне надо идти. Да, — говорит Анну разочарованно и уходит за южанами на территорию посольства.

Толпа не менее разочарованно расходится. Потехи больше не будет.

Я подхожу к Ар-Нелю, который провожает взглядом южан, держась за ушибленное плечо. Лицо Ар-Неля жестоко и мечтательно.

— Играешь с огнём, Ча? — спрашиваю я максимально фривольно.

Ар-Нель смотрит на меня. Светлая прядь выбилась из косы, глаза блестят… Видит Бог, в этот миг я понимаю, какой он мог бы быть потрясающей женщиной — с этой мечтательной и насмешливой миной подруги графа Дракулы…

— Что ты хочешь этим сказать, Ник? — спрашивает он. — Что я устроил фейерверк для толпы зрителей? Или боишься, что я сожгу своё сердце? Может, ты и прав.

Неудачная калька с земной пословицы.

— Я хотел сказать, что драки с южанами — это опасные игры.

Крутит в воздухе рукой, фирменным жеманным жестом — и на миг зажмуривается от боли.

— Хок! Южный зверь… он и вправду чуть не разбил меня вдребезги… Я, дорогой Ник, выполняю приказ Государя. И мне это приятно. Весело.

— Ты ссоришь младшего посла со старшим?

— Я делаю, по крайней мере, одного из наших варваров-гостей нашим другом. Их жизнь, там, на юге, полагаю, тяжела, аскетична и скучна. Я стараюсь сделать так, чтобы ему стало весело. Чтобы он увидел в моих согражданах и во мне живых людей, а не отвлечённый принцип. Легко ненавидеть принцип — людей труднее.

— А если южный зверь западёт на тебя? — вырывается у меня само собой.

— Значит, западёт, — смеётся Ар-Нель. — Значит, на свою беду западёт на северянина, и ненавидеть Кши-На ему будет ещё сложнее.

На Земле такая тактика когда-то называлась "медовой ловушкой". Но ведь милый-дорогой Ча — Юноша. Эти игры чреваты ему потерей статуса, да ещё какой…

— Не боишься попасть в беду? — спрашиваю я.

Ар-Нель смотрит на меня почти нежно:

— Неужели беспокоишься за меня, Ник? Не надо. Во-первых, я служу Государю. А во-вторых… ты пришёл с Господином Гадальщиком — спроси у него, он подтвердит: у меня нет Судьбы. Я ничего не боюсь.

Ну да, я беспокоюсь.

Мне, как и Государю, выгоден контакт Ар-Неля с южанами — я с его помощью смогу наблюдать их и прикидывать, насколько возможна работа в Лянчине. Но я уже успел понять, насколько этот контакт будет непрост.

Ар-Нелю не намного легче налаживать отношения с южанином, чем мне — с любым из аборигенов Нги-Унг-Лян. Эпоха границ… и границы проходят по самым больным местам в душах обитателей мира. На Земле мы это уже проходили.

Элсу очнулся от холода. Вода в лицо?

Тошнило и знобило одновременно — и чей-то голос с чужим жёстким акцентом уже третий раз, кажется, спрашивал: "Это — твоё оружие? Дикарь, тебе говорю!"

Элсу поднял веки — и острый солнечный свет ударил по глазам. Я, кажется, жив, подумал Элсу, и его приподняли и встряхнули — голова отозвалась дикой болью.

— Мальчишка ещё, — сказал чужой весёлый голос. Элсу достаточно хорошо понимал язык северян — у Льва, кроме прочих, была пара и здешних рабынь; его окружали враги. Как это могло получиться?

— Живой, — сказал другой, откуда-то сбоку. — Смазливое личико. Не добивай, Нх-Ол.

— Отойди, — сказал тот, кто держал Элсу за воротник. Элсу пытался рассмотреть его лицо, но голова болела нестерпимо, и перед глазами всё плыло и качалось. — Ещё раз. Это — твоё оружие, парень?

Последний раз он спросил на родном языке Элсу и поднёс тяжёлый гнутый клинок с львиной головой на эфесе к самому лицу, только что в нос не ткнул. Звуки лянчинской речи помогли Элсу сосредоточиться.

— Да, — выдохнул он и закашлялся.

— Что ты к нему пристал, Нх-Ол? — спросили рядом.

— Он — Львёнок, — сказал Нх-Ол. — И ещё — тебе не кажется, что он слишком светлый для южанина? Эта тварь рождена от нашей женщины и командует ворьём и убийцами на земле своей матери — из-за того, что его отец — Всегда-Господин лянчинский.

— Плесень! — рявкнули Элсу в самое ухо, и кто-то отвесил ему тяжёлую затрещину, от которой голова словно взорвалась.

— Не добивай, — сказал Нх-Ол, и его голос воткнулся в мозг, как ржавый гвоздь. — Может, этот выродок представляет собой какую-нибудь ценность?

— Нет, — пробормотал Элсу, и его вырвало. Потом, кажется, его пинали снова, потом — бросили на что-то жёсткое, а потом наступила темнота.

Сколько времени Элсу провалялся без памяти, он смог прикинуть только много позже.

Он очнулся с ломотой во всём теле, тошнотой и головной болью, будто с похмелья — но, кажется, на сей раз было чуть легче. Рядом кто-то хныкал или скулил. Было тепло и пахло свежим сеном.

Элсу открыл глаза.

Стены и свод из шершавого серого камня освещали скудные лучи осеннего солнца, косо падающие из узких бойниц высоко вверху. Элсу лежал на ворохе сена, накрытого куском холста; шагах в трёх, у дверей, обитых полосками стали, стояла бадья с водой, а на ее бортике висел оловянный ковш.

Хныканье вызвало у Элсу приступ раздражения и злости. Повернув голову на звук, он увидел какую-то девку, с голыми ногами, в окровавленной, разодранной до пупа рубахе, валяющуюся на сене, скорчившись в три погибели. Она спала или была не в себе — зато её товарка, прикрывающая наготу какими-то грязными тряпками, повернула к Элсу осунувшееся лицо с чёрными подглазьями и опухшими запёкшимися губами.

— Брат, — всхлипнула она, сообразив, что на неё смотрят, — водички ради Творца-Отца! У меня сил нет подняться…