Ностальгия

Отделение пехотинцев сопровождает пеструю группу. В центре ее возвышается улыбчивая штабная крыса-полуполковник из отдела по связям с общественностью. Холеная морда его цветет в обаятельной дежурной улыбке, идеально подстриженная ниточка усов, короткий образцовый ежик на голове, он как заправский экскурсовод показывает руками туда-сюда, и сопровождающие его пестро одетые гражданские послушно крутят головами. Журналисты. Кому-то еще интересно смотреть батальные репортажи с переднего края, сидя в безопасном уюте домашнего кресла и взахлеб тыкать пальцем в голокуб — “Смотри, смотри — этого убили. И еще одного! Смотри, как ракета пошла! Налей мне еще пива!”.

Стрелки из отделения охраны окружили группу со всех сторон. По двое впереди и сзади, по трое с флангов. Настороженно оглядывают окна через прицелы. Внимательно смотрят на нас — сброд без брони и оружия, в бронежилетах, испрещенных пятнами заплат.

— Взвод, смирно! — подает команду взводный, когда полковник проходит мимо. Увлеченный, он не удостаивает нас внимания.

— Дамы и господа, — он сверяется со своим электронным планшетом, — Вот в этом здании еще два дня назад находился штаб партизанского отряда “Красные муравьи”. Вот тут и тут находились пулеметные точки. “Котята” — такие маленькие самоходные мины, пробрались прямо на их совещание и уничтожили всех, кто там находился. А через полчаса морская пехота — третий батальон второго полка, внезапной атакой с двух направлений окружил и уничтожил потерявших управление партизан. Как видите, здание почти не пострадало. Имперская армия не производит разрушений больше, чем это необходимо.

Он говорит, и сам себе верит. Рассказал бы я тебе, крыса, сколько разрушений производит Имперская армия, да ты все равно не поверишь, говнюк. Этих данных нет в твоих коммюнике.

— Подполковник, а сколько партизан было уничтожено в результате атаки? — спрашивает упитанный мужчина с круглым загорелым лицом.

Секундная заминка — гид сверяется с базой данных, недолго соображает, как дипломатичнее ответить — сказать, что уничтожено много и поголовно — нельзя, сказать, что отряд был небольшой и почти без боеприпасов — еще хуже, получается, морская пехота убивает безоружных. Это не согласовывается со стратегией завоевания симпатий. Свист с небес заканчивается грохотом взрыва. Снова дрожит палуба и сыплются сверху стеклянные дождинки. На мгновенье улыбка подполковника становится резиновой, он быстрым взглядом оценивает расстояние до зоны огня. Тревожно охают дамы. Подполковник вновь берет себя в руки.

— Все в порядке, дамы и господа. Наша авиация производит точечные удары. Ситуация под контролем. Отвечая на ваш вопрос, сэр, — до двух взводов живой силы было уничтожено. Число сложивших оружие и взятых в плен сейчас уточняется, — улыбаясь, говорит он.

Группа деловито семенит дальше. Чуть позади ее топают нагруженные аппаратурой операторы, осветители, прочая техническая братия.

— А кто эти солдаты, подполковник? Почему они без оружия? — показывает на нас пальчиком особо въедливая особа, которая не без оснований полагает, что их водят за нос и, как всегда, вешают на уши лапшу.

И тут же все взгляды устремляются вслед за наманикюренным пальцем.

— Это? — крыса морщит лоб в раздумье. Кричит: — Бойцы, из какого вы подразделения?

— Третий взвод роты “Альфа”. Третий дисциплинарный батальон, сэр! — вытянувшись, кричит взводный.

— А, это штрафники. Преступники, — машет рукой полуполковник, — Прошу вас, пойдемте дальше, господа, у нас мало времени.

— Нет, подождите, подполковник! — не сдается дамочка, — Вы должны нам рассказать про дисциплинарные батальоны. Неужели в армии столько преступников? За какие преступления сюда отправляют?

Из группы технарей уже тянут шеи, внимательно вслушиваясь в происходящее. Берут ретивую журналистку на карандаш. Больше ты по передовой шляться не будешь, милочка. Писать тебе сплетни о сексуальных похождениях колониальных управляющих. СБ чутко держит руку на пульсе. Подполковник нервно смотрит назад, на соглядатаев. Пытается выкрутиться.

— Мисс Горн, это не уголовные преступления. Дисциплинарный батальон призван исправлять нарушения воинской дисциплины. Это не преступники в привычном понимании этого слова. К сожалению, задачи, выполняемые этим подразделением, специфичны и не подлежат оглашению. Все вы предупреждены о границах доступной информации. Прошу вас, впереди нас ждет осмотр позиций морской пехоты.

И “операторы” напирают сзади, ненавязчиво подталкивая вперед своих подопечных. Женские лица, как видения из потусторонней жизни. Отголоски волшебных запахов наполняют рты слюной. Неужто это все по-настоящему?

— Господин подполковник. Я бы хотела взять интервью у этого солдата, — раздается рядом со мной.

Высокая брюнетка в брючном костюме останавливается возле меня.

— Мне очень жаль, мисс… э-э-э… Каховски, но у нас мало времени.

— Ничего, я вполне могу пропустить часть программы, — отвечает брюнетка спокойно, — Карл, готовь аппаратуру.

— Мисс, самостоятельные передвижения по зоне боевых действий запрещены. К тому же я не смогу гарантировать вашу безопасность, — мямлит сопровождающий.

— Ничего, я подожду вас тут, — не сдается журналистка, — Вон тот часовой вполне справится с нашей защитой. К тому же — разве не вы уверяли нас, что здесь абсолютно безопасно?

— Подполковник, нам обещали показать передовую, — требовательно произносит кто-то из толпы.

— Действительно, офицер. Мы не можем вечно выдумывать подробности. Покажите нам войну! — поднимаются новые голоса.

— Мисс Каховски, мы вернемся через двадцать минут. Ожидайте нас тут, — крыса отряжает одного из пехотинцев для охраны строптивой. Солдат отделяется от своих и занимает позицию у стены. Оглядывает улицу в обе стороны.

— Итак, дамы и господа, впереди вы видите воронки. Это следы от разрывов мин. Теперь вы видите, что нам противостоит прекрасно вооруженный и жестокий противник, а вовсе не те беззащитные дети, что часто изображаются на вражеских карикатурах… — голос гида постепенно удаляется.