Проклятие Шалиона

истом вырывалось изо рта. Кэсерила била дрожь после прыжка, он наклонился, упершись ладонями в крышу и представил себе, как кусочек черепицы случайно срывается вниз, привлекая внимание стражи к башне…

Затем он стал медленно продвигаться дальше, пока не добрался до разверзшейся в крыше дыры. Усевшись на краю, Кэсерил свесил ноги, но не почувствовал никакой опоры. Он решил дождаться момента, когда луна выйдет из-за туч. Есть ли там пол? Или осталось всего несколько балок? Вороны сонно переговаривались в темноте.

Ждать пришлось около десяти минут, в течение которых он стучал зубами от холода, пытаясь трясущимися руками разжечь вытащенную из кармана свечу. Несколько раз обжегшись, он наконец запалил маленький огонек.

Внизу оказались балки и сохранившийся местами пол. После пожара стены отчасти укрепили – наверное, чтобы камни не обрушились кому-нибудь на голову. Кэсерил задержал дыхание и спрыгнул на твердый островок прямо под ним. Закрепив свечку, он разжег от нее еще одну, затем вынул хлеб и остро отточенный нож Бетрис. Добыть ворона. Да… Там, в его спальне, это казалось так просто. Воронов даже не было видно в пляшущих тенях.

От шума крыльев над головой, когда ворон уселся на балку, у него едва не остановилось сердце. Вздрогнув, он протянул кусок хлеба. Птица выхватила хлеб и улетела. Кэсерил выругался, сделал несколько глубоких вдохов и сосредоточился. Хлеб. Нож. Свечи. Шевелящийся холщовый мешок. Человек на коленях. Со спокойствием в сердце? Вряд ли.

«Помоги мне. Помоги мне. Помоги мне».

Ворон – или его близнец – вернулся.

– Кэс! Кэс! – негромко прокаркал он, однако от стен отразилось на удивление сильное эхо.

– Да, – выдохнул Кэсерил. – Все верно. Он вытащил крысу из мешка, прижал лезвие к ее горлу и прошептал:

– Беги к своему господину с моей молитвой.

Резко и быстро он выпустил из нее кровь; темная горячая жидкость побежала в ладонь. Кэсерил положил трупик у колена и протянул руку своему ворону, тот уселся на нее и принялся пить крысиную кровь. Маленький черный птичий язык испугал Кэсерила, он вздрогнул и чуть не упустил ворона. Прижав птицу к себе, Кэсерил наклонился и поцеловал ее в голову.

– Прости меня. Моя нужда очень велика. Может, Бастард накормит тебя хлебом богов, и ты будешь сидеть у него на плече. Лети к своему господину с моей молитвой, – коротким движением он свернул ворону шею. Птица дернулась и затихла; он положил ее у другого колена.

– Лорд Бастард, бог правосудия, когда правосудие терпит поражение, бог равновесия, бог всего, что приходит не в свое время, бог моей нужды. За ди Санда. За Исель. За всех, кто ее любит, – за леди Бетрис, рейну Исту, старую провинкару. За шрамы на моей спине. За правду против лжи. Прими мою молитву, – он не имел представления, были ли это правильные слова, да и существовали ли какие-нибудь правильные слова. Дыхание стало прерывистым, наверное, он кричал. Да, точно, он кричал. Потом он словно со стороны увидел себя склонившимся над принесенными в жертву животными.