Наковальня

Целую вечность, которая пролегла между двумя вдохами, мужчины смотрели друг на друга. Затем Идом тихо спросил:

— Ты давно знаешь?

Габриел равнодушно пожал плечами:

— Со второго дня, я думаю, или уже с первого. А может, узнал только сейчас. Те первые слова, что ты сказал мне, были ложью. Ты увидел, что я коренной австралиец, как ты, и ты сказал — это было странно — ты сказал: «Я мог бы догадаться, услышав фамилию Кайли». Но ты должен был видеть хотя бы голограмму тела моей сестры, так как же ты мог не знать этого?

Идом грустно покачал головой.

— Плохим лжецам следует знать достаточно, чтобы жить правдой.

Габриел спокойно продолжил:

— Но только когда я залез на дерево — больное дерево, как я решил тогда, — чтобы ускользнуть от двух цурзовцев, я понял, как ты это сделал. Ты никогда бы не смог подняться на вторую платформу лесов, не говоря уж о том, чтобы столкнуть Элспет. Она могла одним ударом отбросить тебя на другой конец парка.

— Она украла у меня кое-что, — сказал Идом. Габриел положил ладонь на клочок земли между ними, и

Идом кивнул:

— Да.

Землянин объяснил:

— Старый пьяница по имени Эллис Куинн Макинтай сказал, что видел меня однажды ночью — я лежал на спине в парке с камнем в руке. Сначала я подумал, что он видел Элспет. Затем я понял, что это был за камень и что это должен был быть ты.

Идом вздрогнул и, обняв себя, покачался взад и вперед.

— Не понимаю, зачем она сделала это. Зачем?

— Лазарус Уайт шантажировал ее, как она шантажировала тебя. За ней охотились все. Он предложил ей выход из Кьяры и с Тора, если она достанет ему планы Рейнер-парка. Элспет нашла рычаг, чтобы вытащить их из тебя. — Габриел помолчал. — Ты человек племени, Идом.

Идом закусил губу, его лицо исказилось от горя.

— Мои родители были людьми племени. Они и здесь следовали голосам Предков. Они спели их здесь. Мой отец умер, когда я был… совсем юным. Мой отец… — Он запнулся. — Мой отец пошел за их пением наружу, на поверхность Наковальни. Его останки нашли прямо под этим местом, где мы сейчас сидим.

Габриел кивнул и оглядел поляну, чувствуя, что надо дать Идому успокоиться, прежде чем продолжать. Потом он сказал:.

— Поэтому твои родители и не исправили твое спастическое нарушение внутриутробно. И поэтому ты не убрал зондированием свой страх высоты. Блок — это одно, а изменение существенной части психического склада человека… это совсем другое.

Габриел вздохнул.

— Может, Элспет нашла это место случайно… а может, почувствовала его или уловила запах родины через весь парк, как я. Но она нашла тьюрангу твоего отца, зарытую здесь, под этими деревьями. И украла ее.

— И украла ее, — повторил Идом. — Она… обещала вернуть, если я дам ей планы парка.

— Она нашла, средство обойти блок.

— Нет. Иначе я бы отдал их ей. Но… я позаботится, чтобы она получила доступ в парк после темноты… после закрытия. Я сказал ей, что планы на лесах. Она должна была оставить камень внизу… она оставила, но…

— Она нарушила Закон.

— Она… блок не позволил мне дать ей то, что она хотела… Закон подразумевал, что я не могу никуда идти за помощью… Что я должен был делать? — Идом дышал часто, и на лице отражалась его внутренняя сумятица, поэтому Габриел сам продолжил рассказ:

— Ты говорил с ней по фону до самой платформы, вот почему ее фон был включен, когда ее нашли. Пару дней назад я через Изадору попросил Джейл достать мне сведения по обломкам от парковых уборщиков. Эта информация сбрасывается только раз в году, поэтому все данные еще были у них, а ты упустил это из виду. В тот день, когда Элспет нашли мертвой, роботы-уборщики собрали в три раза больше обломков, чем в любой другой день; главным образом листьев и веточек.

В полицейском отчете говорилось, что Элспет упала с высоты тридцати метров, следовательно, со второй платформы. Но я видел то место, где ее нашли. Она не могла оказаться там, если бы упала со второй платформы. Значит, либо кто-то передвинул ее, либо она упала не оттуда. Шпики должны были это увидеть, но разбираться не стали.

Была еще одна вещь, которая подсказала мне ответ. — Землянин показал на блестящее пятно в полукилометре от них. — Часы Чандры. Часы Чандры спешили на три секунды.

Элспет не падала со второй платформы, она упада с первой. Должно быть, она держалась за лестницу, когда ты повернул тумблер Икарова поля. — Габриел улыбнулся. — Ты знаешь каждую стойку, каждый стык в этом парке. Ты точно знаешь, сколько это сооружение может выдержать. Думаю, ты поднял его где-то до двух «же». Минуту назад, цепляясь за лестницу, Элспет весила шестьдесят пять килограммов, а в следующую секунду ее вес увеличился вдвое. Словно горилла прыгнула ей на спину. Эллис Куинн Макинтай так и подумал, что на него набросились, после того как его нашли без сознания в служебном туннеле. В следующие три дня ты настоял на том, что сам разберешься с сигнализацией, чтобы никто не увидел, что ты закоротил все сигналы тревоги Икарова поля. Шесть секунд при двух «же» ускорили маятник в Часах Чандры. Элспет ударилась о землю при удвоенном весе и двойной скорости. Неудивительно, что все решили, будто она упала с двойной высоты.

Теперь Идом плакал, его челюсть работала, будто жуя слова, которые не выходили наружу. Землянин печально посмотрел вдаль. Горе Идома было его личным горем, и Габриел не имел права вмешиваться. Наконец Идом немного успокоился, и Габриел снова заговорил.

— Никто никогда не приходит сюда, не так ли? — сказал он, глядя на ветки над головой.

— Редко, — улыбнулся Идом сквозь слезы. — Есть древний архитектурный термин, известный как «линии желания». Он означает естественные тропинки, проложенные людьми, когда они… срезают угол, например, или пересекают газон между двумя дорожками или живую изгородь — любое место, где люди выбирают иной путь, чем предусмотренный планировкой. Хороший архитектор может предвидеть эти линии желания и включить их в план. Я позаботился о том, чтобы это место было в самой дальней точке от всех линий желания в парке. Шансы, что кто-нибудь наткнется на него, были ничтожны. Единственно, кто приходил сюда, — это дети.

— И Элспет.

— Да.

— Ты забыл еще кое-что.

— Еще кое-что?

— Первыми линиями желания были тропы, выбранные Предками, когда они спели Создание. Их Линии Песен были первыми линиями желания и предшествовали всем остальным. Думаю, ты услышал одну из них, не понимая этого, и последовал за ней, и почувствовал джанг в этом месте. Я думаю, так было и с твоим отцом. И я думаю, так было и с Элспет.

Идом вздохнул:

— Что ты собираешься делать?

— С тобой?

— Со мной.

— Ничего. Ты не убивал Элспет. Гнев убил Элспет. Ее гнев и гнев старой женщины, оплакивающей любимого. Я убил ее тем, что не слушал.

— Но как же закон?..

Габриел запрокинул голову и засмеялся.

— А что закон, Идом? Ты хочешь, чтобы я и дальше бежал по этому кругу? Слушай, двадцать два года назад один старик убил меня, чтобы спасти мне жизнь. Я провел девятнадцать лет, перебегая с планеты на планету, чтобы он не достал меня, потому что не понимал. Ах, приятель, ты считаешь себя таким чертовски важным, когда тебе семнадцать, и лезешь на рожон. Я ненавидел Старика всю свою жизнь. За то, что он устанавливал эти чертовы правила, этот чертов Закон! Я не понимал закона, потому что не знал закона, его закона. Закон не просто набор правил, это… понимание. Понимание, которое поднимается к тебе через подошвы ног от сердца всех вещей. Моя бабушка пыталась объяснить мне это перед смертью, но я не понял. И сам Старик пытался объяснить — в последний раз, когда вообще разговаривал со мной, но я не… слушал. Я даже не дал ему говорить. И он умер, зная, что я думаю, будто он пытался убить меня.

Габриел вытер глаза, покачал головой:

— Он знал. Он знал, куда отправилась Элспет, и пытался спасти меня, чтобы я мог спасти ее. Он спас меня. Без него я бы умер позапрошлой ночью в офисе Саксона Рейнера. Но я не слушал и добрался сюда слишком поздно.