Дредноут по имени Никки (СИ)

-- Отоспитесь, как же, -- с сомнением хмыкнул я. -- Снова посреди ночи прибежит Совушка, с глазами по пять копеек, и будет жаловаться, что нехорошая рыжая девочка с нескромными намёками пристаёт?

Рина с довольным видом потянулась, важно кивнула:

-- Это с её точки зрения намёки неприличные. А с моей -- вполне невинные и целомудренные. Это раз. Ну и то, что ты не очень хорошо разбираешься в женской психологии, а потому не вполне понимаешь намёки Шин -- это уже два.

-- Какие намёки?

Свирь, хихикнув, слегка прикусила мочку уха, жарко прошептала:

-- Не на интим, к нему она ещё не готова, но очень даже не против, чтобы ты не просто обнимал, но и немного рукам волю давал. Женское тело, знаешь ли, временами бывает очень голодно до обыкновенной ласки. Животик там погладить, или попу невзначай потискать... Вариантов много.

М-да. Наверно, я ещё долго буду привыкать к манерам Карины -- слишком уж хитро в ней переплелись и уживаются бесцеремонность и цинизм работника скальпеля и клизмы, максимализм и неуёмное любопытство тинейджера и эпизодические скромность и целомудренность леди, получившей прекрасное образование.

А медсестричка, соскочив с колен, соблазнительно потянулась, поправила шорты и, протянув руку, тоном, не терпящим возражений, уведомила:

-- Так что решено: минимум сегодня -- ночуешь с Грейс. А сейчас -- идём мыть посуду, после чего до вечера, нагло пользуясь правами походной главы медслужбы, я тебя рекрутирую в полное личное распоряжение.

Я вытянулся в струнку, и, пожирая внезапное начальство глазами, попытался принять вид в полном соответствии с заповедями Петра Первого, лихой и придурковатый, то бишь.

-- Есть мэм, так точно, мэм!

Свирь, закусив губку, плотоядным взглядом окинула моё бравое тельце:

-- Не боись, Импи, награда обязательно найдёт своего героя. А теперь... Ра-а-анясь! Смир-р-рна! Курс на берег, шагома-а-арш!

Притирка

Растяжимое у Рины понятие "до вечера".

Зато методы... Юная леди, сдав посуду и кухонный инвентарь, по-хозяйски экспроприировала меня и экстрадировала почти на другую часть острова -- минут десять пешком, и вот мы уже стоим на чёрном песке пляжа, образовавшегося в глубине уютной крохотной лагуны. Чёрный -- это вулканическое стекло, за многие годы вылизанное водой, выглаженное, доведённое до состояния идеальных окатышей размером от песчинки до булыжника размером с кулак. Стекло прочное, давным-давно спёкшееся в прочнейший материал, а если где-то осколки и найдутся, то повредить ни одной канмусу всё равно не смогут.

А в чёрном -- белая проседь -- песок, принесённый течениями, вымытый ливнями с возвышенностей, заброшенный ураганами и штормами с ближайших атоллов и островов.

А впереди -- мелководье, а по бокам -- чёрные ноздреватые породы островной подошвы, поросшие лианами, мелкими кустарниками, какими-то плодовыми карликовыми деревцами.

Там, разложив скромные по меркам Дев Флота запасы провианта и постелив кусок неведомо откуда взяйшейся парусины, мы и устроились.

Темнеет резко, почти без перехода: вот ещё светло так, что хоть читай книги, хоть крестиком вышивай, и не проходит и минуты субъективно, и уже ни зги не видно. Впрочем, последнее для канмусу тоже не особая проблема, волевым усилием чуть-чуть раскачиваешь и подталкиваешь восприятие, и тьма отступает, раскрашивается градациями серого. Ари и Катарине и разгон не нужен, у них это классовая абилка, как сказала бы Виктория. Соня, Карина и Шин и вовсе не напрягаются, с лёгкостью разгоняя восприятие до нужных кондиций.

С другой стороны, в кромешной тьме есть свои неоспоримые плюсы. Неловкое тыканье носами, попытки понять, в какую часть тела упираются руки, да и просто смесь азарта с некоторым потаённым возбуждением... Это сильно. Ново. Необычно. И чертовски приятно.

Так или иначе, но когда мы вернулись, довольные и весьма уставшие, в лагере ещё никто не спал и на боковую даже не готовился. Исчезла палатка Ари и Ками, а Шин, изначально разместившаяся с Хидори, с интересом уткнулась в толстенький томик из настоящей бумаги; второго спальника рядом с ней не было.

Рина, понятливо хмыкнув, прямым ходом отправилась к Муракумо и, о чём-то быстро с ней пошушукавшись и получив одобрительный кивок, сначала деловито перетащила свой спальник к Шин, а потом и вовсе утащила девушку на водные процедуры -- судя по весёлому смеху, под водопадом уже отмокали на ночь грядущую минимум Катарина и Влада.

***

И вот снова сижу на облюбованном овражке, над головой густейшая россыпь звёзд, и вода почти не плещет -- волн нет, так, лёгкое покачивание лунной дорожки, только-только растущим рогом высунувшейся из-за горизонта.

-- Не помешаю?

Уж кто, кто, а немка точно не помешает.

Отрицательно качнув головой, хлопаю по траве рядом с собой. Грейс правильно понимает приглашение и садится рядом, крутит в тонких пальцах бензиновую зажигалку, гравюра, выполненная материалом с более чем приличным коэффициентом отражения, сверкает линиями под довольно ярким светом звёзд, складываясь в почти живые язычки серебристого пламени.

Протягиваю сигарету. Принимает, прикуривает, неторопливо затягиваясь. С силой трёт то место, куда укусила прайм-особь -- кожа полностью вернулась к нормальному виду, выровняла цвет, но фантомные боли во вновь пророщенных нервных волокнах никуда не делись, если не обмазываться регелем или не отмокать в саркофаге регенератора, то придётся терпеть зуд ещё пару-тройку дней.

-- Странно, -- нарушает тишину Грейс. -- Вроде темно, и мозг, увидев показания хронометра, ворчит, что давно уже пора спать, а организму побоку.

-- Разница со Школой почти в четыре часа...

В густых сумерках светлой ночи прекрасно видно, как тонкие брови немки удивлённо приподнимаются.

-- Сам слегка прифигел, когда отмасштабировал карту и набросил кроки вторым слоем поверх глобуса.

-- В Индийском океане, значит?

-- Или недалеко от условной водной границы.

-- Тоже неплохо, -- улыбается широко, в лунном свете влажно поблескивает эмаль зубов, особенно очаровательно выделяются клычки. -- То-то смотрю, погода не в пример спокойнее.

-- По идее, сезон дождей должен быть...

Грейс отмахивается:

-- Это ближе к экватору. Да и подтаявшие полярные шапки внесли свои коррективы в рисунок устоявшейся погоды.

Прилагательное "подтаявшие" из её уст звучит так, словно шапок совсем не осталось. А они есть. Большие и белые, как и положено.

Девушка полулегла, упёрлась согнутыми локтями в траву, подняла глаза к звёздам.

-- Как думаешь, там есть жизнь?

Я запрокинул голову, всматриваясь в звёздное разноцветье.

-- Было бы глупо считать, что шарик, затерянный на окраине галактики, является абсолютно уникальной единицей даже в пределах одного спирального рукава.

-- Логично, -- соглашается немка. -- Хотела бы я дожить до того момента, когда люди смогут покинуть пределы Солнечной системы...

-- Долгая лета, Грейс! -- киваю, всматриваясь в безумно далёкие звёзды. -- Сначала на Марсе яблони вырасти должны, и на Титане запеть сирены.

-- Боевые?

-- Поющие, солнце, просто поющие.

-- Не доживу, -- вздыхает девушка.

-- С чего такой пессимизм?

Гнейзенау пожимает плечами:

-- Если оставить по умолчанию неиллюзорные шансы погибнуть от рук Глубинных, то всё равно остаётся ещё много причин и возможностей. Мы и сами весьма неудобны для людей -- сильнее, живучее, прочнее. Если в ЕК, ОША и Империи к этому относятся, как минимум официально, нормально, то в той же Панобщности, если тенденции сохранятся, местным Девам придётся несладко.

-- А что там?

Грейс оторвалась от созерцания звёзд, повернула голову ко мне:

-- То же, что и всегда. Чёрный континент вечно жаждет крови. Если я правильно вычленила локальный базовый тренд секторальной геополитики, очень скоро там вспыхнет новая война, и на алтари в первую очередь положат Дев Флота.