Мир пауков. Башня и Дельта

— Как ты пробрался туда?

— Вот с этим. — Найл протянул руку и взял трубку, лежащую на стопке одежды. Нажал на кнопку — трубка раздвинулась. Он вручил ее Доггинзу. — Ты что–нибудь чувствуешь?

— Вроде как покалывает. — Доггинз старался говорить спокойно, но голос срывался и рука подрагивала, выдавая волнение. — Где ты ее раздобыл?

— Нашел в пустыне.

Найл подробно рассказал, как они с отцом нашли укрытие от песчаной бури и как ветер обнажил древние развалины. Когда стал описывать блестящую машину, Доггинз кивнул.

— Наверно, «кузнечик». Основной вид дальнерейсового транспорта в конце двадцать первого века. — Он взглянул на трубку у себя в руках. — Но сам я прежде никогда их не видел. Извини, продолжай.

Когда Найл подошел к тому, как он пробирался в башню, волнение Доггинза возросло еще сильнее; он, очевидно, уж и усидеть не мог на месте. Лицо из бледного сделалось пунцовым. Найл с ошеломлением почувствовал, как от Доггинза лучится некая почти осязаемая сила, кажущаяся удивительно навязчивой, почти гнетущей. Юноша испытал облегчение, когда при описании Стигмастера Доггинз его прервал:

— Нет, теперь пусть только попробуют сказать, что я не прав! Глорфин все уши прожужжал, что надо довольствоваться тем, что у нас есть, и не высовываться…

— Глорфин?

— Наш гражданский лидер, глава коллегии. Он говорит, нам судьбу надо благодарить, что мы в услужении именно у жуков, и жить себе, пока живется. Но какой был смысл людям прежних времен накапливать все эти знания, если они пропадают зря?

— Они рассчитывали, что мы ими воспользуемся, когда окажемся готовы.

— Вот мы уже и готовы, — бойко подытожил Доггинз. — Я с рождения готов. Найл покачал головой.

— Старец говорил, что есть нечто, о чем он не может мне сказать. То, что я должен уяснить сам…

— Что именно?

— Например, как свергнуть пауков.

— Это мы выяснили. — Волнение полностью овладело Доггинзом. — Что еще?

— Не могу припомнить, — с сомнением сказал Найл. — Но он, похоже, подразумевал, что есть нечто такое, что откроется мне только со временем…

— А ты как думал! — Доггинз порывисто вышагивал взад–вперед по комнате, в свете фонаря его тень жила своей собственной жизнью. — Так во всем. Нельзя оценить по достоинству того, что слишком легко дается. Но этого я ждал всю свою жизнь… — В дверь постучали. — Ч–черт! — Доггинз от досады дернул головой.

— Члены коллегии уже здесь, ждут в столовой.

— Ну, надо же, в такой момент! — Он с усилием овладел собой. — Ладно, скажи им, что будем через несколько минут. — Когда Селима вышла, выдвинул ящик стола. — На–ка, наденешь, — и кинул Найлу желтую тунику слуги жуков.

Найл проворно облачился и повесил на шею медальон. И случайно заметил, что у Доггинза на шее что–то висит.

— Что у тебя там?

Доггинз усмехнулся со странной игривостью. Из–под туники он вытянул… медальон, почти такой же, что и на шее у Найла, только серебристый. И тут Найл понял.

— Так вот почему на меня так действовали твои мысли! У тебя эта штуковина, оказывается, повернута на меня.

Доггинз взвесил медальон на ладони.

— Я его позаимствовал в музее. Ты мне вот что скажи. У тебя не бывает так, что от него становится невмоготу?

— На первых порах было. Освоишься.

— Слава Богу, если так. А то весь день хожу как выжатый. Ты свой в башне раздобыл? — Найл кивнул. — Дашь попробовать?

Они обменялись медальонами. Едва повесив на себя доггинзовский, Найл почувствовал разницу. Вначале показалось, что этот гораздо сильнее, затем стало ясно, что дело здесь не просто в силе. Как и у него, этот медальон собирал волю в единый тугой луч, если направлять его внутрь; если наружу, то воля рассеивалась на окружающее. Но было в этой силе что–то жестокое и грубое, словно громкий повелительный окрик.

Минуты не прошло, как голова у Найла уже разбухла от тяжести.

— Этот, похоже, не такой сильный, — рассудил Доггинз и бросил медальон Найлу. Тот, вместо того чтобы повесить его на шею, опустил в карман туники. Чутье подсказало, что пока организм ослаблен, медальон будет лишь ухудшать самочувствие.

Идя за Доггинзом по коридору, Найл обратил внимание, что из дверей на него повсюду посверкивает глазенками ребятня; оказывается, он здесь заметная персона.

Вошли в просторную комнату, основную часть которой занимал полированный стол овальной формы; массивный, разместится человек двадцать.

Большинство стульев вокруг было уже занято. Из присутствующих Найл узнал только троих — Милона, Уллика и Симеона, того самого лекаря.

Когда Доггинз вошел, все встали, но было видно, что это так, для проформы. Он занял место в конце стола, и Найлу указал сесть рядом. Невысокий бородач с обильной проседью, сидящий на противоположной стороне, прокашлялся.

— Прошу прощения, но допускается ли на официальных заседаниях коллегии присутствие посторонних?

— Глорфин сам сказал, что хотел бы расспросить нашего гостя. А сделать это без его непосредственного присутствия, сами понимаете, затруднительно.

Коротышка–бородач густо покраснев.

— Он что, не может дождаться за дверьми, пока вызовут?

Раскраснелся и Доггинз. сверкнул сердито глазами.

— Нет, Пибус, не может. Он свободный человек и не обязан выстаивать за дверьми и отвечать на наши вопросы. Он может послать всех нас к чертям и уйти. Кроме того, он гость в моем доме…

Коротышка запунцовел и потупился под жестким взглядом Доггинза. Сидящий возле человек — длинный, лысый, с изнуренным лицом и выпяченной челюстью — кашлянул и коротко сказал:

— Принято к сведению. Все. Давайте начинать, — хотя было заметно, что он недоволен.

Доггинз опустил взгляд на гладь стола, будто бы принимая упрек, но по поджатым губам было ясно, что смирения в нем нет.

— Прежде чем начнем, — сказал лысый, — может, ты нам представишь своего гостя?

— Это Найл, — сказал Доггинз. — Родом из пустынного района Северного Хайбада.

— Это беглый раб, которого разыскивают пауки, я так понимаю? — Вопрос исходил от толстяка, макушку которого покрывали жесткие белые завитки.

Доггинз резко на него посмотрел.

— И не то, и, тем более, не другое. Корбин. Он не раб, поскольку родился на свободе. И не беглый, потому что попал сюда против воли, а следовательно, имеет полное право на побег.

Корбин тускло усмехнулся.

— Не слишком ли предвзятый ответ?

— Нет, — твердо сказал Доггинз. — Предвзято звучит именно твой вопрос.

— Давайте прекратим препирательства, — нетерпеливо прервал лысый. — Стоящий нынче перед коллегией вопрос предельно прост: правомерны ли твои действия? Ты сам как ответишь: да или нет?

— Я отвечу: да.

В глазах Глорфина мелькнуло недовольство. Было видно, что ему не нравится такой тон.

— Затрудняюсь понять, чем именно ты аргументируешь свой ответ. Разве не ты повел группу слуг в город пауков?

— Я, — кивнул Доггинз.

— У тебя было на то разрешение нашей коллегии или Совета наших хозяев?

— Нет.

— В таком случае, твои действия противоправны.

Доггинз категорично покачал головой.

— Никак не могу согласиться. За два часа до того, как нам отправиться в квартал рабов, один из приближенных Хозяина возложил мне на голову длань и заявил, что отныне жуки считают меня одним из равных себе. То есть посвятил меня в почетный чин саарлеба. Из чего следует, что я имею право принимать решения, не спрашивая согласия у членов коллегии.

— Из чего следует, — встрял Пибус, — что у тебя появилось право устраивать вооруженные провокации против наших союзников?

— Никакой провокации не было, была элементарная самооборона.

— Милон и Уллик уже изложили свою точку зрения. Теперь же мы хотим выслушать и обсудить все то, что расскажешь нам ты.

Доггинз:

— Очень хорошо. Вы понимаете, что весь мой пороховой запас взлетел на воздух во время спектакля?

Небольшого роста остролицый человек прервал, спросив:

— Это происшествие и привело к твоему повышению?