Последний рубеж

– Это у аррагейцев он греховный, – пояснил Грин. – А у муллватов – священный.

Боррлом Зоке кивком подтвердил верность его слов.

– Ах вот как! – воскликнул Харднетт. – Это интересно. Это даже очень интересно… – Какое-то время он обдумывал открывшееся обстоятельство, после чего спросил: – И что там у них дальше произошло?

– А дальше наступило время агалл, – сказал ученый. – Спасенные разделились. Часть ушла из города.

– От греха подальше? – предположил полковник.

– От Зверя подальше, – поправил его Боррлом Зоке. – Ушедшие осели в других краях, и от них пошел род аррагейцев.

От тех же, кто остался, – а среди них были и тринадцать Хранителей Сердца, – пошел род…

– …муллватов, – догадался Харднетт.

– Да, муллватов. Ну, с тех пор и завертелось. Едва наступает время тллонг, появляются Звери, и начинается Охота.

– И Охотники с Аганом в душе и с волшебным браслетом на руке потихоньку и полегоньку переколачивают всех Зверей?

– Да. Только не переколачивают, а успокаивают. Так настоящие Охотники говорят.

– А моряки не плавают, а ходят…

– Что?

– Ничего. Успокаивают так успокаивают – без разницы. А как перебьют, так и наступает время агалл.

– До сих пор так и было.

– А ловить Зверей не пробовали? – спросил Харднетт.

– Для чего? – не понял Боррлом Зоке.

– Чтобы приручить.

– Вы что, всерьез полагаете, что на Зверя из Бездны можно набросить ошейник?

– Ну почему обязательно ошейник? Можно и… – Вспоминая слово, Харднетт побарабанил пальцами по столу. – Можно и шлейку.

– Вы плохо представляете природу Зверей, – покачал головой Боррлом Зоке.

Полковник не стал возражать:

– Профессор, «плохо» – не то слово. Совсем не представляю.

– Запомните, их можно только успокоить. Иначе – никак.

– Ну и славно, – сказал Харднетт. – Если Зверь поражающий может быть поражен, тогда в чем проблема, профессор? Если Охотники так удачно справляются, зачем вы подняли такой тарарам?

– А затем, – ответил Боррлом Зоке, – что Звери, прежде чем направиться к Храму Сердца, успевают погубить множество ни в чем не повинных людей. Сообща мы могли бы спасти если не всех, то многих. Это – во-первых. А во-вторых, на этот раз все будет по-другому. Так сказано в Пророчестве, и нет причин этому не верить.

– Что же такого особенного случится на этот раз?

– Зверей будет на порядок больше. И это будет Последняя Охота.

– И что это значит в практическом плане? – встрял с вопросом Грин.

Он обращался к Боррлому Зоке, но полковник опередил ученого и пояснил:

– Имеется в виду, майор, что многовековое противостояние Зверей и Охотников должно наконец-то разрешиться.

– Да, именно так – должно разрешиться, – подтвердил Боррлом Зоке. – Должно и разрешится. Вопрос в том, чем оно разрешится.

– Возможны варианты? – поинтересовался Харднетт.

Ученый кивнул:

– В том-то все и дело. Если Звери одолеют, то, как говорится в Пророчестве, вгрызутся они в Сердце Мира и выпьют кровь его, и вынут душу его. Случится так – не станет Мира. Наступит конец времен. И воцарится Вечная Тьма, имя которой – Бездна. И горькие слезы не будут утешением в непоправимом бедствии, ибо не будет тех, кто мог бы пролить их.

– А если Охотники – Зверей? – поинтересовался Грин. Боррлом Зоке скептически поджал губы, покачал головой и сказал:

– Боюсь, что на этот раз они не смогут победить.

– Что, именно так сказано в Пророчестве? – удивился Харднетт. – Вы не ошибаетесь?

– Ну не совсем так, – признался ученый.

– А как? – насел полковник.

– В Пророчестве сказано, что перед Последней Охотой должен объявиться некий особенный человек. Охотник со Шрамом. Сказано, что придет он, одолеет Зверей и даст Бездне дно. Но только он что-то до сих пор не объявился. Во всяком случае, я о таком герое пока еще не слышал.

– И поэтому решили обратиться за помощью к федеральному правительству Схомии, – сказал Харднетт.

Лицо ученого скривилось в гримасе:

– Арраги – идиоты идиотские! Так ничего и не поняли.

– И тогда вы к нам? – напомнил Грин.

Боррлом Зоке развел руками:

– К вам. Но поздно. Я – поздно. Вы – поздно. Все поздно. Ашменд.

Ученый закатил глаза к потолку и, раскачиваясь в кресле, стал монотонно, словно мантру, повторять одно и то же слово – «ашменд».

– Не скулите, профессор, – поморщился Харднетт. – Безвыходных положений не бывает. И потом, вы плохо нас знаете. Нас, землян, просто так не зачавкаешь. Застревать в горле костью – это у нас в крови.

– Может, я вас и плохо знаю, – согласился Боррлом Зоке. – Зато я хорошо знаю, на что способны Звери. Слишком хорошо!

Тут Грин, до сих пор сидевший в торце стола, вскочил и стал нервно ходить по кабинету. Потом подошел к ученому, встал у него за спиной и спросил:

– Я никак не пойму, почему все-таки аррагейцы этим всем не озаботились?

– Косные люди, – ответил Боррлом Зоке, не оборачиваясь. – Для них это всегда было чужими проблемами. Раньше-то Звери появлялись только на территории муллватов. – Он вдруг засуетился, расшнуровал принесенную папку и вытащил свернутый в несколько раз лист. Развернул и разложил на столе: – Вот смотрите, по окончании прошлой Охоты я пометил на карте места, где находил трупы убитых Зверем животных.

Пока Грин охал и ахал, удивляясь тому, что граница ареала, где буйствуют Звери, один в один совпадает с границами Долины Молчания, Харднетт размышлял над тем, о чем должен еще узнать у Боррлома Зоке. Ему показалось, что он не узнал чего-то главного. Чего-то самого важного. И стал пробовать методом тыка:

– Профессор, вы сказали, что Охотники никого к Сердцу Мира не подпускают. Так?

– Да, – подтвердил тот. – В приоткрытые ворота Храма разрешают заглянуть, только чего там увидишь? Я заглядывал. Колодец посреди огромного пустого зала, из колодца столб металлический выходит и ничего больше.

– А сами Охотники в колодец когда-нибудь спускались?

– Зачем?

– Ну, Бог его знает. Ну, например, чтобы механизм обслужить.

– Какой механизм?

– Как какой? Сердце Мира.

– А зачем его обслуживать? Стучит себе и стучит уже тысячи лет без всякого обслуживания.