Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)

– Все, – буднично сообщил Берестов, вытирая после выпитого рот тыльной стороной кисти. – Калитка закрылась.

* * *

Метель слегка улеглась только через несколько часов, когда путники, уже мало что соображавшие от «убродного», как выразился Берестов, путешествия по глубоким сугробам без малейшего признака не то что дороги – тропинки, уперлись в высокую стену в два с лишним человеческих роста, сложенную из грубо обработанных камней, слегка наклонную и плавно загибающуюся куда‑то в сторону.

– Пришли наконец‑то! – удовлетворенно сообщил проводник. – Форт Буршшосс. Однако немного правее забрали, чем я наметил. А все буран чертов, раскудрить его...

Никаких ворот у городка Блаукифер не наблюдалось, а заметенная снегом узенькая улочка начиналась сразу за поворотом стены форта. Оставив спутников в тихом месте (хотя снег уже почти не шел, ветер не стихал, наоборот, будто набирая силу, завывал, поднимая поземку), старик чуть ли не бегом направился куда‑то в сторону невысоких зданий с остроконечными крышами и мутно светящимися огоньками окон.

Назад он вернулся буквально через пять минут: маленький отряд даже рюкзаки толком не успел снять.

– Все, все, хватит отдыхать! – еще издали замахал Владимирыч свободной от своего импровизированного посоха рукой. – Ступайте за мной! Нас ждут!

В узеньком двухэтажном домике с высокой крышей, втиснутом, словно книжка на этажерке, между двумя такими же, их действительно ждали.

Ввалившихся через тугую скрипучую дверь в жарко натопленное, неожиданно большое помещение, уставленное длинными, темными от времени столами, путников встретила с распростертыми объятиями невысокая, плотная и краснощекая женщина неопределенных лет в белоснежном чепце и таком же переднике поверх темного платья с длинным, до пола, подолом.

– Den gutherzigen Abend! Ich bitte Sie, es kommen, liebe Gaste vorbei! Setzen sich zum Tisch, werden aufgewarmt bei dem Herd Sie! (Добрый вечер! Прошу вас, проходите, дорогие гости! Садитесь к столу, грейтесь у очага! (Нем)) – тараторила низковатым, но приятным голосом толстушка. – Die Freunde Herrn Berestoff sind meine Freunde! Aber sie sind in diesem Haus immer froh! (Друзья господина Берестова – мои друзья! Им всегда рады в этом доме! (Нем.)).

Вцепившись одной рукой в рукав Александрова, а другой – ухватив под локоток Валю, она с неожиданной в небольшом теле силой прямо‑таки потащила их к столу, который уже споро накрывали белоснежной скатертью две девушки лет двадцати – двадцати пяти, приговаривая по дороге:

– Der Gast im Haus ist der Gott im Наш! (Гость в доме – Бог в доме! (Нем.)).

Берестов, подталкивая в спину остальных, вторил ей:

– Проходите, не стесняйтесь! Чувствуйте себя как дома!..

– Но не забывайте, что вы в гостях, – пробурчал Жорка, стаскивая с головы свой треух.

Увидев забинтованную голову гостя, хозяйка всполошилась:

– Aber, mein Gott! Wie es, Herr Berestoff erhalten wurde? Wer hat diesen jungen Menschen verwundet? (О, мой бог! Как это получилось, господин Берестов? Кто ранил этого молодого человека? (Нем.)).

– Den Ungliicksfall wahrend zu der Jagen, die Frau Steinbeck, – отмахнулся проводник, судя по уверенному владению языком, не первый раз здесь бывавший. – Nichts furchtbar. (Несчастный случай во время охоты, госпожа Штайнбек. Ничего страшного. (Нем.)).

– Садитесь, садитесь! – снова подтолкнул он Жорку и ротмистра к столу. – Ничего не бойтесь. Здесь вы – как дома.

Перед разомлевшими в тепле путниками словно по мановению волшебной палочки, появились огромные керамические кружки, увенчанные шапками белоснежной пены, тарелки с дымящимися сосисками, огромная глазунья с ветчиной, сотворенная из невообразимого количества яиц, миски с жареной и квашеной капустой, блюдо с исходящей паром румяной курицей... Почетное место занял четырехгранный штоф зеленого стекла не менее двух с лишним литров, на этикетке которого была изображена оленья голова с сияющим между рогами крестом, и крохотные серебряные стопочки, покрытые удивительно красивыми чеканными изображениями: готические замки с вычурными гербами, пастушки с овечками, рыцари, гарцующие на горячих скакунах. Даже перед Шаляпиным, вальяжно раскинувшемся у камина, словно именно там всегда и было его освященное традициями законное место, хозяйка торжественно водрузила солидных размеров блюдце с чем‑то молочным – не то со сливками, не то со сметаной.

– Пируем, братва! Халява! – удовлетворенно потер руки неунывающий Жорка, за что тут же получил шутливый подзатыльник от Николая.

– Des angenehmen Appetites, liebe Gaste! – радостно подхватила фрау Штайнбек, стоявшая рядом, чинно спрятав руки под фартук. – Ihnen ist es unbequem? (Приятного аппетита, дорогие гости! Вам неудобно? (Нем.)).

Это уже относилось к ротмистру, снявшему свой дождевик и теперь не знавшему, куда девать увесистый автомат, занимавший руки.

– Er weiss nicht, wohin ihm zu legen die eigene Biichse, – ответил за Чебрикова Сергей Владимирович. – Отдай, отдай ей автомат. Никуда он здесь не денется. (Он не знает, куда ему положить свое ружье. (Нем.)).

Ротмистру ничего не оставалось как повиноваться. Отщелкнув магазин, передернув затвор, чтобы патрон выскочил в подставленную ладонь, и поставив «АКСУ» на предохранитель, ротмистр с учтивым поклоном протянул оружие хозяйке:

– Bitte schon! (Пожалуйста (Нем.)).

– Danke schon! (Спасибо (Нем.)).

Толстушка с видимым трепетом приняла в фартук тяжелую вороненую «машинку».

– Wo ich die Hande um den Wegen, Hebe Frau Steinbeck auswaschen kann? (Где я могу вымыть руки с дороги, дорогая госпожа Штайнбек? (Нем.)).

Старик Берестов только крякнул с досады: кто‑кто, а граф Чебриков в переводчике явно не нуждался.

* * *

Застолье затянулось допоздна, подойдя к своему логическому завершению только после того, как высоченные часы в углу пробили половину второго ночи.

Первым сдался Конькевич, обычно довольно умеренный в питии, но, видимо, еще не совсем отошедший от счастливого избавления, забросившего его вместо северного лесоповала, совершенно реального, в неведомую, но, похоже, довольно гостеприимную страну. Начав провозглашать очередной тост за прекрасных хозяек, нумизмат завершил его вполне по‑русски, физиономией в салате. Пардон, в миске с квашеной капустой, что дела, впрочем, не меняло. Прекрасного качества местное пиво по своим коварным свойствам, особенно при каталитическом действии ядреного «Ягермайстера», мало отличалось от привычного «Жигулевского», а закусками инженер, как всегда, пренебрег.

После того как осоловевший Жорка, поддерживаемый хозяйкой с одной стороны и тоже порядком захмелевшей Валей – с другой, изволил отбыть на второй этаж, в отведенные ему апартаменты, трое оставшихся за столом мужчин наконец смогли обсудить события минувшего дня.

– Не узнаете, случайно, знакомых мест, Петр Андреевич? – поинтересовался для порядка у ротмистра, хмуро ковыряющего вилкой великолепный ломоть свиного окорока, Александров, цедя в стопочки настойку из изрядно опустевшего штофа, уже, кстати, второго по счету. – Не напоминает чего‑нибудь ранее виденного?

– Знаете, нет, – ответил ротмистр, чокаясь по очереди с капитаном и с Берестовым и отправляя огненную влагу в рот. – Почему‑то мне незнакомы столь основательные немецкие поселения на Урале. Ведь мы на Урале, Сергей Владимирович? – обратился он к проводнику.

– Истинно так, – степенно кивнул старик, сосредоточенно и безуспешно пытающийся наколоть на двузубую вилку шустро уворачивающийся от колющего орудия, словно живой, маринованный масленок. – Мы точно в том же месте, где и были, только город расположен не на месте Хоревска – там только один из фортов, да водохранилища никакого нет и в помине. Река Кундравинка есть, причем в том же русле, – хотя, разумеется, с другим, немецким, названием, а водохранилища... Тут вообще, понимаете... Они, местные, от нас здорово отстают по развитию. Лошади, паровозы, дирижабли... Телевидения нет – только радио. Автомобили – ухохочешься... Словом, как у нас в первое десятилетие двадцатого века.