Изоляция

Тик-так, пошло твое время, Глеб, тик-так…

Я ныряю под ствол сержанту как раз в тот миг, когда он жмет на спусковой крючок. Громыхнул АК, застучали по полу гильзы, в воздухе запахло порохом. А руки сами знают, что делать. Хватаю сержанта пониже колен, резко дергаю на себя, отрывая от земли. Он что-то выкрикивает, оказавшись в воздухе.

Риск был неимоверно высок. Если бы бровастый оказался бы чуть смышленее, я бы наверняка валялся бы с дырками в спине. Ведь мое тело для него было открыто, как ростовая мишень с расстояния трех шагов. Все, на что мне оставалось рассчитывать, так это на его нерасторопность.

И ставка себя оправдала — он не выстрелил.

Поэтому мы вместе с сержантом благополучно завалились в ванную, снеся собой дверь. Он шмякнулся спиной на кафель, я повалился на него сверху. Вмазал два раза по носу, в ответ хрустнули хрящи, зрачки сопляка-сержанта закатились под веки. Воссев у него на груди, я его полностью контролировал, поэтому без особых затруднений овладел автоматом и, обернув дуло в дверной проем, надавил на спусковой крючок.

Это было предчувствие. Я знал, что бровастый непременно ринется на помощь напарнику, а потому выпущенные пули достигли цели точно по расписанию. Пацан, даже не успев ничего понять, вскинул руками и с продырявленной грудью отлетел назад.

— Падаль, ты сдохнешь! — закричал сержант. — Сдохнешь!

В его правой руке я заметил свой нож. Пришлось ударить несколько раз его крышкой автомата по башке. Придавил локтевой сустав коленом, полностью блокируя конечность. Сержант в исступлении замотал головой, зашипел сквозь зубы. Он понимал, что жить ему оставалось несколько секунд, а потому предпринимал самые отчаянные попытки освободиться. Пробовал меня сбросить, ударить ногами, извернуться.

Я же направил ствол ему в голову и сделал один выстрел. Почти впритык. Мое лицо, белую ванну, раковину и полотенца на сушке оросило кровью. Блевотный рефлекс подтолкнул густой ком к горлу. Наверное, при других обстоятельствах меня бы рвало до последней капли желудочного сока, но инстинкт самосохранения помог перекрыть внутренний вентиль.

Все.

Действовать теперь нужно очень-очень быстро. Сейчас на звуки выстрелов прибегут другие, станет вообще жарко.

Автомат я накидываю через голову на спину и прожогом обратно в коридор. В голове еще нет четко просматриваемого плана дальнейших действий, но есть первостепенная задача — покинуть квартиру. Бахнув дверью, я поворачиваюсь, чтобы бежать к ступеням… и тут же застываю — как тюремный беглец, на которого со всех сторон пали лучи прожекторов.

Всего в трех метрах от меня, на уходящих вниз ступенях, стоят три санитара. В латексных костюмах, на лицах маски, через которые только глаза видно, в руках держат рулоны черных мешков. При нормальном раскладе они могли бы быть совсем неопасными. Ведь с «догами» у них отношения далеко не мед: это же вояки их по городу отлавливают и принуждают к работе носильщиков трупов. Ясное ведь дело, что с доброй воли в санитарную службу не пойдет никто. Посему при иной такой встрече к ним можно было применить аксиому о враге моего врага, но…

Наверное, я что-то упустил. По крайней мере вид у этих троих был таков, будто я только что пристрелил их братьев родных. Гляди-ка, неужто санитары и вправду породнились с «догами»? Соглашение, может, какое заключили? Смотрю, у одного кобура болтается на поясе, у второго — рация. Знать-таки в их отношениях что-то поменялось. А это уже вносило определенные коррективы в привычное для меня положение вещей.

И далеко не положительные.

Заминка длится не больше секунды. А потом как механизм заработал: средний санитар резко отводит руку к кобуре, доставая ПМ, крайний слева тянется к рации, а правый во все горло, так чтобы было слышно через маску, кричит: «Нападение!!!»

С какого хера, мужики?!! Какое, на хер, нападение? Я вас и пальцем трогать не собирался. Хотя, помня свой видок, наверное, еще и не то подумать можно…

Тик-так, секундомер в голове, тик-так.

В данной ситуации моя позиция была проигрышной: автомат за спиной, достать не успею, а рука занята ножом, который я вовремя не пихнул в ножны. Но мозг в такие минуты почему-то со мной не советуется. Я бы, может, обратно в квартиру — хоть уже и второй, черта мать, раз! — а движимое рефлексами тело, выполнив на ходу сбивающий с толку футболистский зигзаг, бросило меня прямиком в толпу.

Ох ты ж! Средний, сука, долговязый, таки выстрелил, пуля просвистела чуть повыше левого уха.

На лету выпростав ногу, я ударил его в корпус, ножом полоснул по предплечью. Вторая выпущенная из ПМ пуля стукнулась в дверь к Ивановым. Санитар выронил пистолет. Я коснулся рукояти, но не поймал — ствол перелетел через поручень. От удара в брюхо обезоруженный шлепнулся задницей на ступени и кубарем покатился вниз.

Тик-так, миг продолжается.

— Заткнись, ур-род!.. — сквозь зубы шиплю сложившему руки рупором крикуну.

Прорваться бы к нему, но здоровяк объял меня своими мясницкими ручищами сзади, ощущение — словно к широченному дереву привязали, да и прихватил умело — пониже локтя, только кистью пошевелить и можно. Но не так страшен черт, ежели честно. Потому что даже самые тупые блондинки знают, что можно предпринять в данной ситуации. Подняв ногу, я просто со всей дури топнул по ступне здоровяка, одновременно ударив его затылком по респиратору.

Он прогремел матом и швырнул меня обратно на площадку, к дверям лифта.

— Стой, где стоишь! — кричит, сдергивая с пояса рацию. — И убери нож! Тебе отсюда все равно незаметным не уйти. Не делай глупостей.

В мозгу словно головоломка решилась: даже короткая заминка, незначительная растрата времени может обернуться катастрофой.

Стоять? Ну отлично. Я отвожу руку за спину и в одно движение меняю нож на автомат, рывком перетащив его на грудь.

— Одно левое движение — ты труп, — говорю, взяв громилу на прицел. — Это всех касается. Затухли, ля! И руки так, чтоб я видел.

Притихли. Лишь долговязый кряхтит и шипит, подымаясь на ноги и прижимая к телу пораненную конечность. А вообще, поняли, что не блефую. И правильно, молодцы. Ведь на самом деле так и есть.

Черт! Снизу нарастал спешный топот нескольких пар армейских ботинок. Не задержались, анархисты-то, выслали вспомогательный отрядец.

Я сделал шаг к замершему здоровяку, упер ствол ему в кадык.

— Ты ведь не хочешь украсить стены своими мозгами, верно? Скажи, что все в поряде, — говорю ему. — Быстро. Иначе всех троих тут уложу, терять мне больше нечего.

— Э, что там у вас?! — закричали снизу, судя по силе эхо, этажа так с четвертого.

— Будь умным мальчиком, не вякни чего-то такого, за что я без вопросов снесу тебе башку, ясно?

Здоровяк стащил респиратор, показав мокрую от пота, заросшую щетиной нижнюю часть лица, и уже поднес было к губам передатчик, когда я поймал его за руку. Нет. Нужно живым голосом. Могут не поверить. И бросил взгляд на крикуна.

— Ты им ответь. Быстро.

Тот опешил, глазами стрелять начал то на громилу, то на долговязого. Но поддержки в них не сыскал. Здоровяк даже бровью не повел, а в глазах старшого (думаю, он старшой, раз ему ствол-то выдали), холящего неглубокую рану на руке, проскочило нечто неприкрыто подстрекающее. Мол, ты, крикуша, своей жопой рискни, крикни, что у нас тут нападение, глядишь, лысый сначала пристрелит здоровяка, потом тебя, а до меня, может, и очередь не дойдет.

С таким типом людей по жизни я был хорошо знаком. Братухой он тебя, лишь когда водку пить вместе будете, назовет. И в грудь себя бить, типа, только скажи — порву за тебя любого. А когда «братуха» поскользнется, он ему хрен руку подаст — гляди, у самого ведь тоже под ногами лед. Своя жопа-то всегда дороже. А уж отмазок на такой случай у него припасено, да с запасом, не сомневайся.

Чмошник, старшой их. И крикун это, кажется, понял.

— Это Мишанин! — наклонившись через поручень и оттянув маску от лица, назвался он. — Все в порядке!