Клятва истинной валькирии

– Не хотите ли переместиться куда-нибудь еще и выпить? В смысле, ко мне переместиться, – быстро добавил он. – Хватит с нас сегодня местной экзотики. Уверен – манеры местных ухажеров вас не впечатлили.

– Верно, – отозвалась она.

Наверное, пойти к мужчине, с которым только познакомилась, – шаг рискованный. Для большинства женщин. Но Мэй не относила себя к большинству женщин. А интуиция подсказывала: этот тип себе лишнего не позволит, с ним она в безопасности. Во всяком случае, более безобидного сопровождающего на сегодняшний вечер ей точно не найти. К тому же Корнелия сама сказала: главное, чтобы письмо попало адресату.

Они снова вошли в клуб, протолкались через толпу и очутились на улице. Желающие попасть внутрь прятались под карнизом, пытаясь уберечь наряды от ливня. Невероятных размеров квартира спасенного оказалась всего в паре кварталов от клуба – причем над другим ночным заведением Кристобаля. Там тоже веселились вовсю, и снизу доносились громкие звуки музыки. Они переступили порог квартиры, дверь захлопнулась, и все разом стихло – только глухое буханье слышалось где-то под полом.

– Прошу прощения, – вздохнул он. – Ничего не поделаешь. Но я могу поставить что-нибудь другое, и мы не будем слышать этот ужас. Ну, или вы сыграете – если вдруг будет желание…

И он ткнул в сторону покрытого пылью пианино в дальнем конце гостиной. Пиджак он сбросил, и под ним обнаружилась залитая вином рубашка.

Мэй кивнула на фортепиано.

– А вы не играете?

– Нет. От прежнего жильца осталось. Я сейчас вернусь.

Он скрылся в темноте коридора, а Мэй уселась на табуретку перед инструментом и решила исполнить «Пляску смерти». Но, увы, рука задрожала – имплант опять вмешался в ее метаболизм, хотя теперь ее немного отпустило.

Местный дизайн выглядел убого – и в гостинице, и в злосчастном клубе. А здесь ее встретила привычная, почти домашняя обстановка. Нейтральные цвета. Обивка дорогая, но не кричащая.

Он вернулся в свежей рубашке и бросил ей полотенце. Мэй наскоро обтерлась и пересела на диван коричневой кожи. На столике уже ждали два бокала, а он нагнулся к шкафчику:

– У меня только аргентинское красное. Местные его как воду хлещут, однако оно вполне неплохое…

– Отлично.

В самом деле, не все ли равно, какое вино пить? Имплант рассматривал любой вид алкоголя как токсин и мгновенно его перебатывал – поэтому напоить преторианца не представлялось возможным.

Он разлил вино по бокалам и устроился рядом, морщась от боли.

– Еще один замечательный день в чудесной стране Панаме. Надеюсь, они мне ничего не сломали…

– Почему они напали на вас? – спросила Мэй.

Руки еще дрожали, пришлось их засунуть между коленей – чтобы внимания не привлекать.

– Я их в покер обыграл, – ответил он. – Да какая, в сущности, разница. Они тут постоянно должны самоутверждаться, повод не столь важен. Вы бы видели, откуда юнцы родом. Их можно понять. И даже пожалеть. Если очень захотеть, конечно.

Он не стал распространяться, чем он в Панаме занимается, и Мэй решила: наверняка работает на правительство, и лучше щекотливую тему не обсуждать. Кроме того, он вообще ничего не рассказывал про ВС. Он без устали травил панамские байки – и с живым интересом прислушивался ко всему, что касалось РОСА.

– А вы приезжайте и все сами увидите, – поддразнила она – он особенно долго ее расспрашивал про последние события в Ванкувере.

Бутылка уже наполовину опустела.

– Мы встретимся, я вам покажу город.

– А вы были на Острове Ванкувер?

Она покачала головой – нет, мол, и он искренне изумился:

– Почему? Там так красиво! А посреди острова – обсерватория, старинная, построенная еще до Упадка. Ее отреставрировали, теперь можно добраться до вершины холма, зайти внутрь здания и почувствовать себя в центре галактики…

И он широко развел руки:

– Кругом звезды. И тишина. Мало где стоит подобная тишина, а там – ни звука…

У Мэй с воображением было не ахти, но в уме вдруг живо нарисовалась красивая картина. И возникла мысль: а было бы неплохо куда-нибудь отправиться с этим парнем… посмотреть на звезды, хм…

– Тогда вы мне покажете остров, правда?

Он улыбнулся, и ее сердце застучало сильнее. А в глазах у него мелькнула… тоска?

– Я бы с удовольствием, но… у меня дел по горло и… домой выезжать не часто получается. Да и никуда особо не получается выезжать, к сожалению.

– Нелегкая работа у дипломатов, как я погляжу, – улыбнулась она и кивнула в сторону пиджака – тот уже валялся на диване.

– Конечно… – засмеялся он. – Не уверен, что подвизаюсь собственно на дипломатическом поприще. Я, знаете ли… читаю в душах и разгадываю загадки.

– И хорошо получается?

А ведь он прав – вино отличное. Даже жаль, что имплант не дает опьянеть…

– Если бы мне поручили заглянуть в вашу душу – о, я бы потерпел поражение. И мне бы грозило немедленное увольнение. Вас нелегко разгадать.

Мэй ничего не ответила, а он тихонько произнес:

– Но мои слова пришлись вам по душе, и это многое проясняет.

Она подняла взгляд от бокала:

– Что именно?

Он смотрел ей в глаза – всего пару секунд, взвешивая что-то в уме.

– Вы, например, всю жизнь беспокоились о том, как выглядите в чужих глазах. Волновались о том, что о вас думают. Тревожились о том, чего от вас хотят окружающие. Но еще вы знаете, кем вы хотите быть. Вам не нравится, когда люди делают о вас поспешные выводы, но и правды вы им не открываете.

– А поконкретней? – Она попыталась задать вопрос шутливым тоном, но получилось не слишком хорошо – его слова попали в точку.

А он снова надолго замолчал и молча смотрел на нее. А потом сказал:

– Что вам очень грустно. Это первое.

И он протянул руку и убрал спутанные, влажные волосы с ее лица. Нежно, мягко – но между ними словно проскочила искра.

– Но почему? Какие причины для грусти у беспощадно прекрасной женщины из нордлингов? Особенно такой, что может шутя разбросать стаю бандитов и сыграть мелодию Сен-Санса?

Мэй стало не по себе, горло перехватило, и ей вдруг отчаянно захотелось рассказать красивому незнакомцу все. Про отца, Порфирио, преторианцев, о возвращающемся странном ощущении необъяснимой силы, которая ни с того ни с сего завладевает ею… Однако она… улыбнулась сказанному.

– Вы узнали мелодию.

– Разумеется!

В голосе прозвучало обиженное изумление: мол, за кого вы меня принимаете, мне ли не узнать музыку Сен-Санса…

– Но вы пытаетесь уйти от ответа.

– А вы – ответите на такой же вопрос? Почему вы грустны?

Ибо в нем тоже чувствовалась печаль. Сначала она ничего не заметила – пока он не затронул ее за живое. Харизматичный, остроумный красавец с обезоруживающей улыбкой – этого хватило, чтобы отвлечь ее от того, что таилось у него внутри. Зато теперь она ясно почувствовала его меланхолию. Под его внимательным, изучающим взглядом Мэй почувствовала… грусть. Такую же, как у нее. Она ждала ответной колкости, но он – вдруг – взял серьезный тон:

– Дело в том, что вы напомнили мне о доме.

И он отвел руку от ее лица и вздохнул.

– Вы молоды, прекрасны, умны, энергичны и… в общем, я давно не встречал таких женщин. Их здесь попросту нет. И я не скоро увижу женщину, подобную вам.

Мэй не отняла руки. В груди боль отозвалась на его муку, а от его прикосновения по телу прокатилась жаркая волна. Они познакомились лишь два часа назад, но этот незнакомец, то веселый, то задумчиво-мрачный, привлекал ее. Неодолимо. Мэй плыла по течению последние месяцы, а сегодня, рядом с ним, как будто ступила на твердую почву.

И она не собиралась лгать себе – она испытывала к нему физическое влечение. Обворожительный брюнет – конечно, это тоже сыграло свою роль. Но не только. Мэй решила, что ее покоряет его манера держаться. В том, как смотрел на нее, как флиртовал. Он излучал магнетическую уверенность в себе. «Мужчины вроде него чересчур самоуверенны, потому что знают – в постели им нет равных», – подумала она. Желание пробуждало в ее теле реакции, сходные с боевыми, и имплант, почувствовав изменение химического баланса, принялся усиливать их. Очень некстати… А может, все не так уж плохо. Секс, бой – опасные занятия. Просто по-разному опасные.