Юнец Торгового Флота (СИ)

— Прошу прощения, Роман Спиридонович. Но я хотел бы взять несколько дней на размышление. — Вздохнул я, выслушав нашего директора… И удостоился сразу пяти недоумённых взглядов от присутствовавших курсантов. А вот командир китежцев и наш директор удивлёнными не выглядели.

— Во даёт, штатский! — Протянул тихонько рыжий.

— Кирилл, вы понимаете, что выбор в данном случае невелик? — Осведомился директор, с лёгким любопытством посматривая то на меня, то на огорошенного Михаила.

— Конечно. Но у меня есть некоторые обязательства здесь в Новгороде, и я хотел бы разобраться с ними. Именно на это мне и требуется время.

— Что ж, понимаю. — Медленно проговорил директор и усмехнулся. — Если ваши обязательства таковы, что могут перевесить возможность обучения в нашем училище или даже в Китежских классах… три дня, Кирилл. Утром четвёртого приказ о вашем отчислении будет оглашён по училищу. Вам ясно?

— Да.

— Замечательно. И естественно, в Китеж вы отправитесь, лишь закрыв сессию. В противном случае… сами понимаете. Горский, вас это тоже касается.

— Мы понимаем. — Кивнул Михаил.

— Я рад. И учтите господа курсанты, закрывать сессию вы будете в моём училище, а потому…

— Больше драк не будет, господин директор. — Кивнул Михаил

— Если нас не спровоцируют. — Тихо добавил я. Директор побагровел.

— С — свободны. — Рявкнул он под короткий смешок внимательно наблюдавшего за происходящим куратора китежцев.

Мы коротко попрощались с присутствующими и покинули кабинет, пока директор не запустил нам вслед чем‑нибудь тяжёлым, вроде малахитовой чернильницы, которую его ладонь уже нашарила на столе. Вряд ли, конечно, уважаемый Роман Спиридонович опустится до такого, но… в общем, лучше не рисковать.

На обратном пути, стоя на задней площадке трамвая, я поделился своим недоумением по поводу происшедшего с Горским, на что тот только развёл руками.

— Они просто пытались замять это дело, Кирилл. — Проговорил Мишка. — Проступок, как ни крути, был серьёзный, и оставить его без внимания дирекция не может. А тут удачная возможность, как говорит отец, «развести бойцов по углам». Своё наказание получили и они и мы, при этом китежцы не потеряют лицо, позволив штатскому учреждению наказывать своих курсантов, а наша дирекция показывает, что не позволяет лезть военным в чужую епархию. К тому же, если бы мы получили своё наказание прямо сейчас, а китежцы лишь через год, учиться в нашем заведении им стало бы очень некомфортно. Вот так.

— Логично. — Кивнул я. — Вот только меня не оставляет мысль о странности такого резкого решения вопроса с обменом. Фактически, в нас просто ткнули пальцем и сказали: «поедете ты и ты». Никакой подготовки, никаких списков и утверждения кандидатов. Да что там, мы же несовершеннолетние! А тут даже слова не было сказано о переговорах с опекунами или родителями.

— М — да, странная спешка. — Покачал головой Михаил. — Но в остальном…

— Ну? — Поторопил я приятеля.

— По поводу несовершеннолетних… Ты устав читал? — Осведомился Горский и заметив мою заминку, вздохнул. — Понятно. А вроде не дурак… Ладно, объясняю. Все вопросы обучения студентов, курсантов и слушателей с момента поступления и до выпуска решаются только Учёным Советом Университета. Ни опекуны, ни родители, ни сам Княжеский совет не имеет права вмешиваться. А наше училище, как ты должен помнить, является частью Ладожского Университета. — Словно в подтверждение своих слов, Михаил ткнул пальцем в кокарду на своей фуражке, где красовался герб того самого учебного заведения.

Вот тут у меня в мозгу и щёлкнуло. Вспомнились исторические очерки читанные мною ещё в той жизни. Очерки об учебных заведениях средневековья и их положении в государствах.

— Право на герб, право на самоуправление… — Пробормотал я.

— Право суда и прочее… — Подхватил Горский. — Именно. Университет, со всеми его отделениями, училищами и школами, это, фактически, государство в государстве. Разве что, вместо налогов живёт за счёт платы за обучение.

— А Классы?

— Пф. В том‑то и дело, что это детище военного ведомства Русской конфедерации. Отсюда и все эти танцы с обменами и дипломатические игры с наказаниями. — Ответил Михаил и, помолчав, добавил, — ну, я так думаю.

— Вот же ж. — Я еле сдержался, чтоб не выругаться. — Интересно, и почему никто до сих пор не додумался прижать этот пережиток средневековья?

— Ха… — Михаил весело ухмыльнулся. — Может быть потому, что большинство людей что‑либо значащих в политике, когда‑то были студентами? А может быть потому, что все университеты связаны между собой огромным количеством договоров, статутов и соглашений? И стоит надавить на один, как за него вступятся все?

— Уважаемый Михаил Иванович, мне кажется, у нас есть интересная тема для частного разговора… в более… спокойной обстановке. Что скажете? — Медленно проговорил я, не сводя взгляда с собеседника. Горский насторожился и стёр улыбку с лица.

— Ну, если вы настаиваете, Кирилл Миронович. — После небольшой заминки, ответил он, подхватывая мой тон. — Сегодня вечером, у нас?

— После ужина. — Согласился я и, глянув в окно, дёрнул Мишку за рукав. — Наша остановка, выходим!

Вернувшись домой, я заперся в комнате. Хельга в конторе, опекун куда‑то слинял, и даже тётушка Елена ещё не пришла, так что в доме тихо и пусто, и у меня есть время на размышления.

А подумать было о чём. Меня совсем не привлекает идея пусть даже годичного перевода в Китеж. Нет, вовсе не из‑за возможных проблем со слишком много воображающими о себе курсантами. Просто, годовая отлучка на парящий город сильно притормозит осуществление моих планов, как по мастерской, так и по строительству дирижабля. А может и не только притормозит. Сомневаться в том, что все ученики военного учебного заведения находятся под присмотром соответствующей службы, не приходится. Факт. Военных «китоводов» довольно мало в любой стране и контроль над ними точно имеется. А значит, есть риск, что мои наработки легко и непринуждённо перекочуют в руки «сведущих», но совсем мне неинтересных людей. И это второй из возможных минусов. К ним же стоит отнести неминуемое расторжение контракта с «Фениксом» и, что значительно хуже, потерю возможности учёбы у Ветрова. В минус же записываем моё возможное невольное «вляпывание» в дипломатические игры между университетом и Адмиралтейством Русской конфедерации. Спасибо Мишке, открыл глаза.

Плюсы же… Хм. Более глубокое обучение специальным военным дисциплинам, нежели имеющееся в училище, даже в размере двух сессий, если я правильно помню лекции Ветрова, но вместе с тем… на кой мне нужны такие вещи, как например, шагистика, пусть и в минимальных дозах, благо на дирижабле особо не помаршируешь… или общие военные дисциплины? Нет, штука, конечно, полезная… для кадровых флотских офицеров, даже в чём‑то незаменимая, наверное, раз той же шагистикой и Мишкиных однокашников напрягают, но… я не собираюсь служить в военном флоте и в офицеры запаса, как большинство выпускников училища, «записываться» не желаю, в частности поэтому и на заочное пошёл. Мне нужен только диплом и ценз для капитанского патента! Значит, тоже в минус? Эх.

Но противовесом ко всем этим моментам идёт отчисление из училища и, как результат, крушение всех моих планов разом. Нет диплома, нет патента, а значит, никаких «китов» и неба. Дилемма, однако. Хотя — а… Я невольно улыбнулся пришедшей в голову идее и, тряхнув головой, довольно потянулся. Если подумать, то всё не так плохо. Может быть… Идея, конечно, безумная в своей наглости, но ведь я и так собирался воплотить нечто в этом духе, так почему бы не использовать её и в этом ключе? Ну, в крайнем случае, разумеется. А до тех пор, стоит прикинуть, кое — какие варианты…

Так. Надо поговорить с дядькой Мироном и Гюрятиничем. И обязательно с Михаилом. Без его помощи, я не справлюсь. Точнее, справлюсь, но отношения наши однозначно будут испорчены. И даже если позже он поймёт, почему я поступил именно так, вернуть доверие Горского будет непросто. Совсем непросто. Может быть, стоит попытаться найти ещё и китежцев? Или… ладно, с последним пунктом решим позже.