Продавцы грёз. Том первый (СИ)

Я двинулся за механиком.

Когда я поднялся на дирижабль, меня постигло некоторое разочарование. Вместо бескрайних просторов неба меня ожидали узкий коридор обшитый фанерой, и крохотные комнатушки по бокам.

На землю с высоты птичьего полёта можно полюбоваться только из малюсеньких иллюминаторов. Иллюминаторы эти были далеко не в каждой каюте и предназначались скорее для того, чтобы у команды имелся круговой обзор. В рубке смотровое окно имело довольно большие размеры, но попасть туда не представлялось возможным: помятая Капитан и не менее помятый Авер заперлись там с двумя бутылками бренди. Так что полёт на дирижабле ничем не отличался от полёта на самолёте, правда, в самолёте можно было беспрестанно пялиться в иллюминатор, а здесь я вряд ли полюбуюсь красотами как-то по–иному, чем через прицел пулемёта.

Большую часть помещений дирижабля занимали склады. Здесь был специальный сухой отсек для писем, отдельные склады для перевозки портящихся и не портящихся грузов, ну и так далее. Машина занимала целый ангар, и ещё в одном хранился уголь для неё. Ну и, конечно, склады под пищу, воду, оружие, солярку... В общем, людям места практически не оставалось. К счастью, часто некоторые из складов пустовали, там-то и располагалась мужская часть команды, кроме Крога, всегда ночевавшего в гамаке на капитанском мостике. Орайя и Эмена занимали одну каюту, Капитан, конечно же, каюту имела отдельную. Как я понял, когда-то здесь было куда больше пассажирских помещений, но их-то и переоборудовали в дополнительные склады.

На нашем цеппелине имелась внутренняя связь, причём, довольно современная – дирижабль опутывала разветвлённая сеть настоящей телефонной линии. Но, как я понял, сообщения извне получались исключительно по радио и только на местном аналоге “морзянки”. Такое расхождение в технологиях казалось мне странным, но, как позже объяснил Крог, всё дело было в деньгах. Более “передовые” технологии стоили куда дороже “обычных”, так что даже на одном дирижабле можно встретить как аналоги земных технологий начала двадцатого века, так и середины девятнадцатого.

Так, например, в цеппелине присутствовал дизельный генератор, и была проведена система электрического освещения. Вечерами, которые начинали наступать всё раньше, мы могли зажигать свет по всему дирижаблю. Пока достаточно солярки, конечно. Которая, опять-таки, стоила приличных денег. Поэтому без острой нужды в ярком свете все пользовались керосиновыми лампами.

Разница технологий наиболее заметно отражалась в проблемах с огнестрельным оружием – мне досталась вполне приличная полуавтоматическая снайперская винтовка, у Капитана был пистолет с шестизарядным магазином. А вот остальные довольствовались гладкоствольными однозарядными ружьями, да у Авера имелся неисправный пятизарядный револьвер, который он уже довольно долго безуспешно пытался отремонтировать, но деталей, производящихся только у островных военных, найти не мог. И даже эти ружья стоили бешеных денег. Во сколько Капитану обошлась моя винтовка, я даже не мог предположить. Это наталкивало меня на мысли о том, что на должность снайпера, пока занятую мной, возлагались большие надежды. По мне так слишком большие. Пулемёты, конечно же, стоили ещё больше, но они обеспечивали безопасность всего дирижабля. Зато холодного оружия здесь хранилось много и на любой вкус: кортики, шашки, шпаги, рапиры, штыки...

Мне удалось полюбоваться здешним вооружением с лихвой – Эмена уже повесила мой гамак в оружейном складе. Здесь же валялось моё одеяло. Других вещей у меня пока не было – я всё ещё таскал запасные штаны Крога, подпоясанные верёвочкой, а сапоги и рубаху с курткой мне выделил Авер. Так что, расположившись (просто свернув одеяло), я отправился погулять по дирижаблю. Минут через пятнадцать, не найдя ничего интересного, я отправился спать.

И так продолжалось всю следующую неделю. Я бесцельно слонялся по цеппелину, спал, изредка мыл полы да тренировался быстрее поворачивать пулемётную башню. Крутил педали я до изнеможения, а после ещё с полчаса ходил, по инерции высоко задирая ноги. Но это занятие быстро дало плоды – уже на шестой день я поворачивал башню на девяносто градусов за десять секунд. От лишнего веса я и так никогда не страдал, а после вынужденной недельной диеты, двухнедельного питания одними бульонами и этих тренировок совсем отощал, хотя в последнее время жрал, как конь. Зато на меня перестали посматривать как на увальня.

Уже семь недель прошло с тех пор, как я попал в этот мир. Семь! И шесть из них я почти не думал о доме и родителях – на это не оставалось времени. Сейчас же... Да, я затосковал. Вспоминал даже свою последнюю девушку, которую и завёл-то только чтобы развеять ту тоску, что пожирала меня дома. А она, кажется, меня любила. Впрочем, мысли о ней обуславливались ещё и довольно длительным воздержанием.

Долго думал о родителях, переживал, как там они, как младший брат, отношения с которым у меня были довольно сложными, но в последнее время понемногу начинали налаживаться.

Двадцать один год я прожил на Земле и ещё семь недель здесь, на Нейи. Казалось бы, ясно, куда я должен был стремиться. Должен, да не обязан. Несмотря на тоску, я привыкал к своей новой жизни, и делал это очень быстро. Мне нравилось наблюдать из смотрового окошка за тем, как подо мной медленно проплывают леса, разрушенные города, заполненные разбитой боевой техникой равнины, и просто пустыри с мёртвой выжженной шесть десятков лет назад землёй. Мне начало нравиться перед сном раскачивать гамак. К не отличающейся особым вкусом и разнообразием еде я привык, не говоря уже о том, что у меня появилась чёткая цель – выплатить долг и сматывать удочки.

Хотя, вероятно, дело именно в этом. Что я имел раньше? Почти всё! Что я имел сейчас? Долг, размеры которого с трудом себе представлял да чужие шмотки, одолженные до того момента, когда я смогу купить новые. Прекрасная однокомнатная квартира, которую я снимал, превратилась в гамак, подвешенный рядом с оружейной стойкой на складе. Благодаря подработке, которую мне подкинули друзья отца, я мог почти еженедельно ходить по ресторанам и не нуждался в деньгах. Сейчас у меня в кармане три сигареты, а на ужин будет еда немногим лучшей той, которую у нас подают в муниципальных больницах.

Что меня ждало впереди? Кто его знает. Вероятней всего, быстрая смерть. Но я впервые почувствовал настоящий вкус жизни. Радость от того, что вообще всё ещё жив.

Я долго об этом думал (а времени подумать у меня была прорва) и понял – мне это даже нравится. Да я даже уже начал размышлять о том, чтобы остаться с командой и после выплаты долга. Если она вообще произойдёт. Жизнь на дирижабле была такой же размеренной и безопасной, как и на Земле, но чувство опасности придавало даже этой скуке пряный оттенок. О том, что мне, скорее всего, придётся платить за свою жизнь чужими, я старался не думать. Что будет, то будет.

И... я не был до конца уверен, но... Кажется, мне начала нравиться Орайя. Не уверен, потому что практически её не видел. Наяву по крайней мере. Во время наших столкновений в коридоре она обычно отворачивалась и спешила уйти, в кухне вообще появлялась только для того, чтобы забрать свою порцию в каюту.

Но во сне Орайя приходила ко мне часто. Иногда я валялся на жёсткой кровати, не в силах пошевелиться, а она с грустным видом сидела рядом, на раскладном стуле. Это продолжалось довольно долго, меня начинала мучить жестокая головная боль. В конце концов, зеленоглазая вставала, подходила ко мне и клала прохладную ладонь мой лоб, и боль постепенно унималась. Орайя улыбалась мне и медленно таяла в воздухе.

Иногда мне снилось стрельбище. Я стрелял по неясным фигурам, зная, что одна из них – Орайя. Я судорожно выискивал её среди этих фигур, пытался найти хоть в одной знакомые черты, но не мог. Я пытался остановиться, но продолжал стрелять. Прицел захватывал очередную цель, палец нажимал на спусковой крючок, фигура падала, а прицел уже захватывал новую цель.

Но чаще всего мы просто сидели рядом, спина к спине и смотрели на чёрное, лишённое звёзд и луны, небо. Я ни разу не поворачивался к ней, но точно знал, что это Орайя.