Пепел в песочнице (СИ)

— Какая прелесть. А что это? Звучит как барокко, но я не припомню русских поэтов в этом стиле.

— Это романс на стихи Роберта Бернса в переводе на русский. Я к стыду моему так и не удосужился прочесть оригинал.

Они допили всю бутылку к трем часам ночи. Все это время Максим развлекал Маргарет как мог — пел ей песни, читал стихи, рассказывал анекдоты, а Маргарет много смеялась. Потом они разошлись по спальням.

Проснулся Макс в поздно — около полудня. Он вышел из комнаты и позвал Маргарет.

— Маргарет! Маргарет!

Ему никто не ответил. Уже предчувствуя разгадку тишины, он постучал в дверь спальни Маргарет. Ему и на этот раз никто не ответил. Он вошел.

Маргарет лежала на постели, полуприкрыв глаза. Рядом с кроватью лежала фотография в деревянной рамке и маленькая баночка. Пустая баночка из-под снотворного.

Максим подошел ближе, присел, поднял фотографию и поставил ее на трюмо. С фотографии улыбались молодые Маргарет и Джон — широкоплечий черноволосый мужчина с веселыми серыми глазами и черной кудрявой бородой.

В уголок рамки был вставлен свернутый вчетверо клетчатый листок, на котором сверху учительским подчерком Маргарет была сделана надпись: «Максу».

Он развернул и прочел.

Макс выкопал для Маргарет настоящую глубокую могилу. Потом он отнес ее на руках — в отличие от вчерашних покойников, он не боялся и не брезговал к ней прикоснуться.

Крест он сделал, выдернув, и сколотив друг с другом, доски из забора. Прочитал «Отче наш» — других молитв не знал.

Поселок он покинул через два часа, забрав с собой письмо и фотографию Маргарет. Нужно было спешить в Игл.

На первый взгляд, война совершенно не коснулась Игла. Жизнь шла своим чередом — кипела на рынке, ленилась по окраинам, ездила на автомобилях, ходила пешком. Напивалась в салунах и барах, затаривалась в супермаркетах. Жизнь хотела плевать на смерть и войну, и плевала, пока могла. Но это было так только на первый взгляд. Если присмотреться, то становилось видно, что за бензин и продукты расплачивались не привычными «зелеными», а какими-то бумагами с печатями, очереди были длиннее, машин меньше, а оружия в руках — больше.

Подвозившего Макса парня дважды проверили патрули народной милиции. Проверили своеобразно: попросили документы на машину, осмотрели груз — нет ли продуктов питания и бензина. Обнаружив и то и другое — забрали часть, после чего выдали бумагу с печатью городского совета разрешающую въезд в город.

На Макса никто никакого внимания не обратил — сидит себе человек в машине значит, хозяин машины так хочет. А что хочет хозяин значит, так тому и быть: право собственности — священно и нерушимо. Только плати налоги. Сидит себе какой-то парень и сидит — налоги взяты, можете ехать.

Второй патруль проверил бумагу выданную первым патрулем на подлинность, и в отличие от первых, вторые патрульные задали вопросы о цели посещения города. Узнав, что имеют дело с беженцами, сообщили, что все новоприбывшие обязаны встать на учет в городском совете и показали дорогу. Показали весьма настойчиво: Не сверни мол куда не туда — может получиться плохо. При этом патрульный плечом так повел — показал, что ствол на месте.

«Спасибо, ребята, я понял» подумал Макс и спросил:

— Ребята, вы не знаете, где тут можно найти Стива Арчера? Он друг моего папаши и будет рад известиям.

— Стива Арчера говоришь? Друг папаши говоришь? — мужчина лет сорока — сорока пяти вышел из за спины проверяющего и взявшись за козырек кепи постарался глянуть Максу в глаза — Видно, ты поздний ребенок у своего папаши. Потому как времена, когда полоумный Арчер с кем-то мог подружиться миновали очень давно. Думаю, что еще в Средние Века. Он не очень-то милый человек. Но если тебе не дорога жизнь, можешь после того как зарегистрируешься поискать его во-о-он там! — приподнявшись на цыпочки, милиционер показал Максиму на дальний домишко стоящий на холме за городом. — Он живет там. Если он еще не успел надраться, то у тебя есть шанс, что он тебя не пристрелит.

— Ну, может быть, мне удастся найти с ним общий язык? Как вы думаете?

— Не уверен, что ты сможешь подойти к нему на такое расстояние, чтобы он что-то услышал. Но если ты так хочешь покормить местных белок — пожалуйста.

С этими словами мужчина развернулся к Максу спиной и направился куда-то в сторону, очевидно считая беседу исчерпавшей себя.

— Спасибо. — Макс помялся и обратился к проверявшему, — А при чем тут белки?

— Белки объедают трупы. — он отступил на шаг и махнул рукой в сторону городского центра — Проезжайте.

В Городском совете Максим зарегистрировался под именем Олексы Климко, ограбленного, потерявшего документы львовянина — гражданина Украинской Державы. На вопрос о цели прибытия, честно ответил, что есть тут знакомый его знакомого, потому, когда началось, решил драпать сюда. Вдруг человек окажется хороший и чем поможет? Получив специальную карточку-паспорт, которую тут при нем же, чин по чину: с фотографией, отпечатком пальца и черт знает с чем еще, и изготовили, отправился к домику на холме.

Характер Стива Арчера, кто бы он ни был, Максим начал постигать задолго до того как приблизился к дому. На расстоянии около ста метров от дома, прямо поперек тропинки, Максим увидел натянутую толстую леску, на которой болталась картонка с надписью «Пошли вон!». Охваченный нехорошими предчувствиями, Максим прошел до каждого конца лески и не ошибся — с обоих концов леска была привязана к кольцам примотанных к деревьям гранат.

«Прекрасно! Просто прекрасно! А мужик-то — не врал. Друган Юрия Сергеича — псих. Надо будет поблагодарить за адресочек, если свидимся». Но натура Максима — любопытная и упрямая не позволила усомниться даже и на пару секунд. Максим перешагнул леску и разведя руки в стороны, чтобы показать отсутствие оружия, зашагал к домику.

Вопреки ожиданиям, его никто не встретил. Максим ожидал, что при приближении к дому кто-нибудь его окликнет, выстрелит перед ним или, если все совсем плохо, выскочит из кустов. Ничего. Тишина.

И приколотая кухонным ножом к двери бумажка «Я на заднем дворе» на чистом русском языке.

Максим обошел дом и увидел следующую картину: На крюках, один из которых был забит в стену дома, а второй в рядом стоящее дерево, был натянут гамак. В гамаке лежал и мирно спал седой, долговязый, тощий мужчина. Правая рука его лежала на мерно поднимающейся груди, придерживая большой армейский пистолет. Свесившееся же с гамака левая нога опиралась на нечто крупнокалиберное, стоящее на сошках и снабженное оптическим прицелом и огромным дульным тормозом. Заряжено ли все это узнавать было бесполезно — совершенно очевидно, что заряжено. По левую руку от спящего стоял пластиковый белый столик, а на нем — ополовиненная бутылка «Stolichnaya» и стакан.