Человек-саламандра

Лена стремительно перевернулась на спину. И открыла глаза. Над ней был высоченный потолок, похожий на купол парашюта, сделанный из массивных темных деревянных арок.

В пространстве между арками сияло небо и лился свет. Через остекленный купол можно было различать проплывающие облака.

«Спаленка, – подумала Лена со злой иронией, – вот, наверное, летчики над этой крышей пасутся!»

Комната была квадратной. Одна из стен целиком уставлена высокими шкафами, где за стеклом золотились корешки старинных книг, и лесенка на колесиках вела к верхним полкам. Ритмичную монотонность стеллажей нарушала только малоприметная узкая дверца в углу. Наверное, шкафчик или чулан.

В светелке под крышей родительской дачи, где батя оборудовал спальню для Лены, тоже была такая вот маленькая дверца. За ней была вторая половина чердака, совсем неблагоустроенная. И Лена подпирала ручку этой дверцы палкой. Просто так, на всякий случай.

Другая стена была снабжена тремя овальными зеркалами и настенными светильниками. Под зеркалами помещался комод со множеством шкафчиков, сверху уставленный баночками и коробочками. А под одним из зеркал был устроен рукомойник.

Прямо напротив Лены была арочная дверь, сверху украшенная разноцветными стеклышками в прихотливых переплетах. Справа от двустворчатой двери стояла рогатая вешалка, на которой висел черный с золотой вышивкой халат. В глаза бросился длинный пояс с кистями.

– У-я! – простонала Лена.

Что значило это детское междометье, она едва ли могла бы пояснить. Во всяком случае, оно полностью определяло всё смятенье чувств, которое бушевало в ней.

Посреди комнаты была воздвигнута массивная кровать, в которой утопала Лена. И в этой кровати вдруг сделалось холодно, одиноко и вопиюще неуютно

«Ты не понимаешь ничего! – услышала она голос матери. – Они только и думают о том, как бы что-то с тобой сделать!»

Лена не была уверена теперь в том, что с ней не хотят чего-либо сделать. Она была уверена в том, что ничего такого, что имела в виду мать, с ней не делали. Уж она бы знала, наверное, было что-то или нет? Но ведь кто-то же ее раздевал? И ведь не поленился напрочь раздеть! Гад такой!

Она представила, как этот кто-то ее раздевает, и ей стало нехорошо. Факт был неприятен. Она только почему-то была уверена, что раздевал ее не тот красавец-чревовещатель из автомобиля. А кто-то другой. И почему-то она думала, что это была женщина, похожая на медсестру.

Так я что? В психушке, что ли?

Она осмотрелась еще раз. Ну, нет, на психушку не похоже. Обстановка не была похожа на такую, в которой безумный успокоится и придет в норму… Нет, скорее здесь нормальный сбесится.

Тогда, что это за место?

Лена метнулась к вешалке, сорвала с нее халат и завернулась в него. Сделалось чуточку спокойнее. Лене приходилось купаться голышом в смешанной компании, но это было только забавно. В таких ситуациях мальчишки больше нервничают. Но оказаться в чужом доме и без одежды – всё равно что без кожи. Очень хотелось встать в боксерскую стойку. Кому-нибудь очень хотелось как следует надавать!

Прикрыв наготу, она почувствовала себя более защищенной. Перед ней лежал ковер, краем уходивший под кровать. Мягкий, желто-зеленый, как японская скатерть с золотыми рыбками… Вот только на ковре были не рыбки, а сложный, тонко вытканный сюжет. «Античный», – мелькнуло слово. Но оно не подходило. На картине были изображены две группы людей, одетых в меха, посреди каких-то руин. На полуразрушенной стене был изображен контур Северной Европы, и один из персонажей указывал на эту карту. В руках у этих людей были короткие копья с длинными иззубренными наконечниками. И было ясно, что если они не договорятся, то легко пустят свое оружие в ход.

– Живут, – протянула Лена, – такой ковер и на полу!

За изголовьем кровати была какая-то недосказанная стена, покрытая темными деревянными панелями. В углу свисал толстый шнур.

«Это чтобы я повесилась, что ли? – пошутила Лена. – Намек такой, да? Ну, так до меня же не доходит!»

Она подошла к зеркалу. Посмотрела на себя. Оценила: «Чучело!» Косметика размазалась, волосы дыбом.

Разбираться в баночках она не стала, поэтому просто умылась с мылом. Мыло – единственное, что она опознала точно…

Теперь неплохо было бы промыть голову, но это может и подождать. Лена просто причесала волосы мягкой щеткой, в которой опознала расческу, хотя та и походила больше на щетку для чистки пальто. Эта расческа позволила разобрать спутанные волосы на удивление легко и мягко. «Надо будет завести одежную щетку вместо расчески», – заметила Лена.

Полюбовавшись результатом в зеркале, Лена заинтересовалась веревкой, висящей в углу. «Не иначе для вызова прислуги?» – не без юмора подумала Лена, всё больше проникаясь атмосферой этого странного места.

Она подошла, ощущая приятную теплоту деревянного пола босыми ногами, и взялась за толстый шнур. Пол, кстати, оказался таким чистым и гладким, что ступать по нему было просто восхитительно. «Наверное, моют зубными щетками», – отметила Лена.

Она потянула за шнур, но никакого звонка не услышала. Шнур тянулся из красиво оформленного под прихотливый бронзовый цветок отверстия совершенно без сопротивления, и Лена решила вытянуть его настолько, насколько это будет возможно. Интересно же!

В какой-то момент она уловила изменения. Стало заметно темнее. Она взглянула на купол и увидела, что его закрывают сложные деревянные жалюзи, поднимающиеся снизу по секторам между деревянными дугами. Она продолжала закрывать жалюзи, вытягивая и вытягивая шнур, пока они совсем не закрылись. Стало почти темно. А шнур всё тянулся. И тут произошло новое изменение: деревянные панели, закрывавшие глухую стену у изголовья, немного повернулись и начали раскрываться в стороны, наползая друг на друга. Они закрывали большое в половину стены окно. Подоконник был где-то в метре от пола, а верхний край уходил к основанию купола. Окно открылось, и стало снова светло. Шнур больше не тянулся.

«Ага!» – подумала Лена.

Она намотала шнур на удачно торчащий из стены кронштейн в виде бронзовой змейки, почему-то с множеством когтистых лапок вдоль туловища. Это было сделано почти рефлекторно.

Она подошла к окну.

Вид, открывающийся с высоты эдак пятого этажа, завораживал. Туман, гонимый ветром, словно облака, стелился внизу. Из него там и сям выступали округлые вершины деревьев или кустов. Огромный парк весь тонул в тумане. Вдалеке за парком начинался город. Виднелись старинные башни со шпилями, купола, островерхие и плоские крыши.

– Атас! – сказала Лена, глядя на движение тумана. – Лапута! Летающий остров. Заоблачный мир, блин горелый!

– Good morning! – услышала Лена за спиной. – May I come in?

Она обернулась, с трудом отрывая взгляд от окна…

На пороге стояла женщина, действительно похожая на медсестру. Пожилая, благообразная. С металлическим (серебряным?) подносом. На подносе возвышались приплюснутые раздутые предметы: квазикофейник, квазичашка, квазисахарница и что-то прикрытое белой салфеткой.

– Do yow heave breakfast? – спросила женщина.

– Дую, дую, – сказала Лена и подумала: «Английская гувернантка!»

– What?

– Йес, ай хэв! – сказала Лена. – Why not? I hungry so match!

Она намеренно перешла на правильный английский, если только можно назвать правильным английским лондонское произношение. Лена могла бы довольно точно сымитировать и американское, и австралийское произношение, но «английская гувернантка» с подносом говорила странно. Она очень четко, несколько тягуче произносила слова и делала сильный упор на четкость окончаний. Когда в Англии Лена боролась со своим славянским акцентом, характерным оглушением окончаний слов, то говорила подобным образом. Однако со всей очевидностью «гувернантка» не боролась с акцентом. Она производила впечатление человека, говорящего на родном языке.

И женщина немедленно подтвердила это.

Она попросила «сделать стол». Подобная идиома была не знакома Лене.