Битые козыри

Бен и от рождения не был наделен чертами лица, которые резко отличали бы его от далеких предков по эволюционной лестнице. Но окончательно привело его физиономию в состояние, малопригодное для любования, увлечение спортом. В свое время он был абсолютным чемпионом кусирвизма и покинул ринг, потеряв всего лишь одну ноздрю и одно ухо. Изготовленные из пластика, протезы вполне заменяли утраченное, но привыкнуть к ним Макрожер не мог и украшал ими свою физиономию только для представительства.

— Твоей ДМ переданы, — начал Боулз, не теряя времени на обмен приветствиями. — Первое. Список самых почетных гостей. За оборудованием помещений для них проследи лично. Второе. График прибытия особо ценных грузов. Обеспечь их охрану по всей трассе Земля — Кокервиль. Свяжись с космополо для координации действий. Третье. Зазубри переданную инструкцию. За малейшее ее нарушение отвечаешь головой.

Макрожер уловил паузу, чтобы вставить: «Так точно, сэр!» — но Боулз уже выключился, не дождавшись окончания фразы.

Оставшись наедине, Бен велел ДМ подать на экран инструкцию и прочие материалы. Вчитывался он в них долго, стараясь запомнить каждое слово. Чем глубже он вникал в суть многочисленных правил, разработанных на весь период подготовки и проведения юбилея, тем сильней становилось у него чувство собственной значительности. Грандиозность предстоящих событий расшевелила даже его редко просыпавшееся воображение.

Отличительной чертой Макрожера было постоянное и нерушимое недоверие к людям. Ко всем без исключения. Это качество и привлекло внимание Боулза, когда он подыскивал подходящую кандидатуру на пост начальника охраны Кокервиля. Оно вполне компенсировало недостаток ума, которого с избытком хватало у ДМ.

Перспектива нашествия несметного количества гостей, каждый из которых был в глазах Макрожера потенциальным злоумышленником, не могла не встревожить его. Встревожила, но не испугала. В инструкции все было предусмотрено и разработано до мелочей. Дополнительная техника, отряды мими, специально натасканных на выполнение сложных заданий, новейшая аппаратура для наблюдения за каждым шагом каждого гостя — все это должно было помочь начальнику охраны так же успешно справиться с новыми задачами, как он справлялся со старыми.

Макрожер без промедления приступил к выполнению указанных в инструкции мер по расширению и углублению системы тотального недоверия применительно к новым, поистине космическим масштабам.

Прежде всего он связался и договорился о встрече со старым знакомцем — начальником базы космополо Рони Скинертоном.

***

С тех пор как взорвался «Храм херувимов», Скинертон часто испытывал, сильное желание навсегда распрощаться с космополо. Удерживали его от этого шага только большая семья и недолгий срок, оставшийся до пенсии. Возникшее желание ему самому казалось странным. Ликвидация штаба космоганов доставила Скинертону чувство удовлетворения и облегчила службу. Правда, синдикат оправился после разгрома, но свою деятельность ограничил сушей и морем. Возглавлял его теперь оставшийся в живых Ник Бармингем. Он еще прочнее связался с легальным бизнесом, стал членом правлений и наблюдательных советов нескольких компаний, входивших в империю Кокера. Капиталы, вложенные в акции и контрабанду, так переплелись, что никакой прокурор не смог бы разобраться, где кончался один бизнес и начинался другой.

Разумеется, не проделки гангстеров беспокоили Скинертона. Мешали ему чувствовать себя нужным человеком на нужном месте те червячки сомнения, которые зародились после неудачной попытки разоблачить убийц Силвера. А когда ко всему еще добавилась темная история с выступлением Гудимена, его гибелью и последовавшим заключением комиссии Боулза, стало совсем тошно.

Скинертон хорошо знал, на какой грязи замешана большая политика. И у него самого руки не всегда оставались чистыми. Но он никогда не терял уверенности в том, что где-то под слоем грязи покоится незыблемая твердь закона и порядка. А тут вдруг все заколебалось, утратило устойчивость, как будто на его базе выключились установки искусственной гравитации.

Визит Макрожера не был неожиданным. Скинертон уже получил указания своего шефа и знал суть предстоящего разговора. Но то, что он услышал от самого Бена, не влезало ни в какие рамки здравого смысла. Цифры, которые с гордостью называл Макрожер, не просто ошеломляли. Выстроенные в один ряд, они напоминали тех чудовищ, которых выращивали инженеры-генетики в лабораториях «Джилстона».

Если бы у Скинертона не было давних сомнений, он, возможно, отнесся бы к тому, что услышал, с такой же тупой и восторженной деловитостью, с какой относился Макрожер к тому, что рассказал. За графиком намеченных рейсов и количеством тяжеловесных составов он тоже ничего не разглядел бы, кроме восхитительного расточительства, которое может позволить себе богатейший из людей. Он выслушивал предложения Макрожера о совместном обеспечении безопасности космического моста Земля — Кокервиль, автоматически делал расчеты, вносил поправки, а думал совсем о другом.

***

Имя Генри Диренхэма Скинертон запомнил со времени дискуссии, развернувшейся после оглашения заключения комиссии Боулза. Генри был одним из комментаторов маломощной и малоизвестной телевещательной станции «КД» — «Клубов думающих», которой владела кучка чудаков.

«КД» не передавала никакой рекламы и призывала своих зрителей только к одному утомительному занятию — думать. Сотрудники станции дотошно анализировали каждое крупное событие, но не навязывали своих выводов. Они только ставили различные наводящие вопросы и просили об одном: «Думайте! Думайте!» Даже музыка, которая передавалась в перерывах, была тихой, настраивавшей на раздумье.

Генри Диренхэм очень убедительно доказывал тогда вздорность основных выводов комиссии Боулза, и вопросы, которые он предлагал, удивительно точно совпали с теми, которые родились у самого Скинертона.

Десятки других, более известных и завлекательных станций заглушили голос «КД». Забылись вскоре и вопросы, и ответы, которые тогда напрашивались. Но Скинертон запомнил их, хотя времени прошло немало. Приглашая Диренхэма посетить базу, он еще сам не знал, для чего это делает и на что надеется. Просто очень хотелось поговорить с кем-нибудь, не имевшим отношения к полиции.