Аметистовый блин

, после чего дверь с треском захлопнулась.

Маркиз-Убоище уставился на обувку в недоумении.

– Это не мой! – заявил он. – Я такого фасона не ношу!

– И ног у тебя, кажется, две штуки, – отметил Сережа.

Сообразив, что произошло, филармонический артист кинулся требушить сумку. И извлек из нее довольно элегантную мужскую туфлю, опять же – всего одну.

Сережа посмотрел на ноги артиста – и увидел разномастные шлепанцы…

Маркиз-Убоище позвонил в дверь – и, разумеется, ему не открыли. Тогда он заговорил мощным, звучным, хорошо поставленным и запросто пронизывающим межэтажные перекрытия голосом.

– Я уйду! – вещал он. – Я охотно уйду! Я не собираюсь обременять! Но мне не в чем уйти! Я не могу в разных! Я прошу вернуть мою обувь!

– Отойдите от двери! – голос ведьмы тоже был звучен, хотя и в другой октаве. – На пять шагов!

– Я свалюсь с лестницы! – оценив пространство, пообещал Маркиз-Убоище.

– Тем лучше!

Проконтролировав в глазок, как бывший избранник выполнил распоряжение, Лилиана снова приоткрыла дверь и выбросила почти новую кроссовку.

– У нее богатая биография, – прокомментировал Сережа. – Попытайся еще. Может, через полчасика образуется пара.

– Помойка тут образуется… – проворчал филармонический артист. – Ну, что такого я ей сказал???

– Давай-ка сделаем паузу, – предложил атлет. – Как будто ты смирился и ушел. А я позвоню, словно только что явился.

– А если она тебя видела в глазок?

– Ну, наверно, она бы мне что-нибудь сказала. Давай-ка забирайся этажом выше и посиди там пять минут.

Маркиз-Убоище подхватил сумку – и тут лишь осознал, что в руках у Сережи не гриф от штанги или тренажера, а букет роз.

– Так это из-за тебя? – в полнейшем изумлении спросил он. – Ну, ты даешь! Не женщина, а эстафетная палочка!

Сережа сдвинул густые брови и переложил букет в левую руку. Все-таки бить ему привычнее было правой.

– Ты допросишься, – негромко сказал он.

Маркиз-Убоище расхохотался.

– А я-то голову ломаю – чего она про тебя проповедует?! Принимайте согласно описи!

Филармонический артист был в состоянии близком к истерике. Вроде бы и издевался над дурацкой ситуацией, но с не менее дурацким подлинным надрывом. Сережа стал надвигаться на него, по опыту зная, что и этого должно хватить.

– Только не в ухо! – с тем Маркиз-Убоище, бросив сумку, и порскнул вверх по лестнице.

Он преодолел пролет в четыре прыжка – но за поворотом увидел нечто такое, от чего вскрикнул радостно:

– Во, блин!

И стал, выплясывая на площадке между этажами, раскланиваться в подлинном стиле семнадцатого века, по «Основам сценического движения» профессора Коха.

Что-то черное мелькнуло вверху за перилами. Маркиз-Убоище стал задом спускаться с лестницы, метя ступеньки перьями воображаемой шляпы.

– Добро пожаловать, ваше преосвященство! – выделывался он. – Дожили до светлого дня!

И Сережа понял, кто там прятался на шестом этаже – при наперсном кресте и при кейсе…

Отец Амвросий неторопливо