Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн

Можно понять, от постовой скуки дуреют и не такие головы.

Только я, между прочим, носил офицерские нашивки, еще когда унитаз для взрослых казался этому сопляку недостижимой горной вершиной. Поэтому я выбрал другую тактику. Просто стоял и молчал. Держал паузу, как говорят в театре. Мало того, когда пауза окончательно затянулась, я достал сигарету и неторопливо закурил, со вкусом пуская дым.

Человек в броне может все — летать, вспрыгивать на скалы, ходить под водой, валить деревья пинком ноги, прошибать стены лбом и т. д. и т. п. Но вот курить он точно не может. По крайней мере, в закрытом наглухо гермошлеме.

Нет, мне кто–то рассказывал, что один деятель ввел в «жабу» брони раствор никотина, запрограммировав подавать его в кровь с равными промежутками. Но кончилось все печально и с тяжелыми последствиями. Не столько для «жабы», сколько для самого деятеля. Подобные же эксперименты, я знаю, проводились с этиловым спиртом, и, что характерно, с тем же грустным результатом. Внутренняя структура брони — штука тонкая, и самопальные модификации не приемлет…

Таким образом, я стоял и курил. «Да, приперся сюда в шесть утра исключительно перекурить. А вы что подумали?»

Под забралом я не видел его лица, но сильно подозреваю, что взирал он на меня с ненавистью. Сам я больше не обращал внимания на часового. Да и что мне на него смотреть? Молодой еще. Сынок! Не «барс», а пока что «барсик»! Иначе бы не стал связываться, сообразив, что десантный штрафбат — слишком хорошая школа выживания.

«Политика — это когда хочется одно, а получается — совершенно другое!» — как сказал премьер–министр слаборазвитого государства, загоняя на собственные офшорные счета остатки средств, выделенных на здравоохранение…

— Дежурный по штабу — на выход! — вдруг заорал часовой.

Так неожиданно, громко и зло, что я чуть не подавился сигаретой.

Проняло его, в чем я заранее не сомневался. Но зачем так орать?

Я понимаю, воин перенервничал. Только у дежурного тоже имеется нервная система.

И она, система, не на помойке подобрана, они, любимые нервные клеточки, давно уже не восстанавливаются ввиду чрезмерных нагрузок от окружающих идиотов!

Об этом мы узнали незамедлительно, как только дежурный, грузный первый лейтенант с эмблемой ракетчиков, явил нам из–за полога свое красное лицо с отпечатанной поперек щеки заспанной складкой. Еще подробнее он выложил все, что думает про часового, его маму, папу, бабушку и дедушку. И вообще весь их вырождающийся род, этот образец генетического раздолбайства, тупиковую ветвь эволюции, чье единственное жизненное предназначение — хлебать говно во все хлебало и не гавкать при этом!

Часовой перед офицером, как положено, безмолвствовал…

* * *

— Вот сюда проходите, в левый рукав, — говорил мне лейтенант–ракетчик, шагая впереди и оглядываясь вполоборота. — Вот сюда, пожалуйста…

Уважительное обращение настораживало. Особенно после того, что я услышал про папу–маму–дедушку–бабушку «барсика».

Ведь умеет же общаться с младшими по званию, и голос поставлен, и образный ряд на уровне, соображал я. Сразу видно — бывалый служака. Так чего же он передо мной выламывается? Прошу, пройдите, пожалуйста, вас дожидаются… И все на «вы», что характерно, без малейшего намека на «факин мазер» или «гребан фазер».

Не просто настораживает, пугает…

С этими пугающими размышлениями я следовал за дежурным через длинные переходы между куполами. Переходы были тоже затянуты маскировочно–предохранительной тканью. Напоминали лабиринт–головоломку для младшего школьного возраста, где с удовольствием теряют друг друга и звонко перекликаются сквозь натянутые преграды.

Только по какому–то недоразумению вместо школьных экскурсий здесь везде складывающиеся столы, стулья, провода, аппараты с водой–кофе–чаем, плоские мониторы компьютеров, ушастые антенны связи, бронированные сундуки переносных сейфов и все прочее, штабное и особо секретное.

По раннему времени здесь не было ни одного человека, но можно представить, как бурлит штаб в разгар рабочего дня. На одном из столов я заметил клюшку для гольфа. Тоже — занятие. Провести, скажем, мячик по минным полям на наименьшее число ударов. И взрывов. Каждый взрыв — сумма штрафных очков, отлетевшая голова партнера — три дополнительных мячика…

«Милитари гольф», леди энд джентльмены, делайте ваши ставки!..

— Вот сюда, пожалуйста. Вот по этому коридору. Дальше вас проводят.

Лейтенант, пропуская меня вперед, тяжело посторонился грузным телом любителя дрожжевого пива и синтетических гамбургеров. Отмахнул честь, потоптался, развернулся на месте и потопал обратно. Мне показалось, будто в его заспанном взгляде мелькнуло что–то похожее на сочувствие.

Охо–хо–хо…

Сознаюсь, в этот момент я ощутил себя одним из первых христиан, которого провожает до клетки со львами какой–нибудь римский центурион. Язычник–солдат и огрубел в боях и походах, но все равно доля сочувствия к обреченному проявляется.

Остается вопрос — к какому такому льву я приглашен на обед, точнее, на завтрак? И в качестве какого блюда, кстати? — думал я, шагая по матерчатому коридору.

Коридор закончился, и я очутился в большом помещении, где стоял одинокий, девственно–чистый стол, за которым (тоже в единственном числе) сидел майор в полевой форме. Форма казалась лощеной, отутюженной и такой же далекой от поля, как образец универсального трактора на сельскохозяйственной выставке. Майор был белобрысым, с блеклыми голубыми глазами навыкате.

Выкаченные глаза немедленно уставились на меня.

— Серж Кирив?

— Так точно, господин майор, сэр!

— Господин генерал ждет вас.

Теперь до меня дошло — это просторное пустое помещение нечто вроде предбанника высокого начальства. Майор — адъютант какой–то шишки. А основная разделка туши на лакомые куски с последующим пожиранием будет проводиться дальше по курсу.

«Хищников не надо кормить, просто зайдите в клетку, если так любите бедных животных», — как объяснял посетителям смотритель зоопарка.

Вытянувшись по стойке смирно, я все еще смотрел на майора, а он — на меня.

— Тед Бронски, — зачем–то представился он. — Майор Тед Бронски, — и белозубо улыбнулся.

Честное слово, улыбнулся. Не хуже кассира, принимающего от клиента платиновую кредитку!

— Очень приятно, господин майор, сэр!

Я тоже попытался выразить лицом, как мне приятно. И, похоже, перестарался.

Белобрысый майор глянул на меня с некоторым испугом.

Я сам почувствовал, что моя ответная улыбка получилась слишком судорожной. Неприкрытая демонстрация жевательно–кусательного механизма. Подозреваю, я как–то разучился улыбаться милой, приятной улыбкой мимолетного общения — жизнь прекрасна, у нас все о'кей, чего и вам желаем. И еще я понял, наконец, что резануло мне глаз в этом майоре — нечто неуловимо штатское в его облике. Может, в добродушном выражении глаз, в движениях, в том, что он чуть было не протянул мне руку, это я точно заметил…

Интересно, что это за высокое начальство, которое держит при себе адъютанта с манерами штатской доброжелательности?

— Проходите дальше, вас ждут.

«И посылали его, и посылали… И шел он, и шел…»

Я опять двинулся.

— Разрешите войти? — спросил в матерчатую перегородку.

Разрешения не последовало. Я вошел.

Планета Казачок. 19 ноября 2189 г.

Штаб временного лагеря войск СДШ.

06 часов 28 минут.

Бригадный генерал в полной форме с орденскими планками сидел за таким же раскладным столом, как в предбаннике. Увлеченно тыкал пальцем в маленький ноутбук. Совсем маленький и плоский, как блин.

Я помню, Компи рассказывал мне об этих новых моделях, которые можно складывать, как носовой платок, и носить в нагрудном кармане. Стоит, между прочим, как хороший гравимобиль. Да и само помещение было меблировано не в пример богаче приемной. Здесь и пластиковые кресла, и маленький откидной столик, и раздвижная койка, и сейф величиной в рост человека, и даже (с ума сойти!) пестрый ковер на полу.