Добро пожаловать на Землю

Джордж Локхард

Добро пожаловать на Землю!

–4000

Эгга стоял у своей перевёрнутой лодки и глядел на большое серое яйцо, которого вчера – он был почти уверен – здесь не было.

– Драться, будешь? – с тревогой спросила жена. Эгга покачал большой лохматой головой и жестом приказал женщине вернуться в чум. Но Укка с рождения была непослушной. Она вошла в дом и сразу вернулась, таща по снегу боевую дубину Эгги. Мужчина нахмурил брови.

– Ты первая, будешь! – рявкнул он на жену. Теперь Укка послушалась и скрылась в чуме. Эгга, недовольно заворчав, поднял дубину и направился к яйцу.

Подойдя поближе, он остановился и почесал в затылке. Яйцо было очень большое – в два раза выше чума. Скорлупа тускло блестела на солнце, словно тюленья кожа, и снега на ней совсем не было. Но ночью шёл снег. А здесь снега не было. Эгга озадаченно нахмурился.

Немного подумав, он решил обойти яйцо. Со стороны моря в скорлупе обнаружилась большая дыра, она слабо светилась и над ней был нарисован олень. Хорошо нарисован, правильно. Эгга улыбнулся.

«Олень» – подумал он. Раз олень – значит, яйцо уже нашёл Чучун. Больше никто в кепеше не умел рисовать оленей. Но Чучун трус. Если Чучун был здесь, и нарисовал оленя – значит, совсем ничего страшного в яйце не осталось.

«Следы», – подумал Эгга. Сюда ходил Чучун, значит должны быть следы. Но следов нет. И снега нет. Значит, вечером, ещё до снега, сюда ходил Чучун, залез в яйцо, всю ночь сидел, утром вышел, убрал снег с яйца, бросил его в море, нарисовал оленя, снова вошёл в яйцо, и сейчас там сидит.

Поняв это, Эгга топнул ногой и потряс дубиной, вызывая Чучуна наружу.

– Яйцо ближе моему чуму, чем твоему, оно моё! – крикнул он.

Но вместо Чучуна из яйца вышел маленький человек – как ребёнок, только зелёный. От удивления Эгга чуть не уронил дубину.

– А где Чучун? – спросил он, когда опомнился.

Зелёный маленький человек похлопал себя по голове и сказал:

– Абориген, я посланник великой империи Аддар. Ваша планета, Земля, так далеко от нашей, что я летел сюда целую тысячу ваших лет. Империя желает захватить Землю, но для этого нам нужно добровольное согласие хотя бы одного её жителя, иначе галактический совет не одобрит нашу операцию и у империи будут неприятности. Скажи, что приглашаешь нас – и я исполню любое твоё желание.

Из всей речи Эгга понял только одно: зелёный человек пришёл сюда, чтобы захватить его чум. Прежде, чем в голове родились другие мысли, Эгга громко закричал и со всего маху ударил пришельца дубиной по затылку. Зелёный маленький человек молча свалился в снег.

– Никто! Не! Тронет! Мой чум! – проревел Эгга, потрясая дубиной. Потом он подумал, зачем нужен его чум этому человеку, когда у него уже есть такое хорошее яйцо? Совсем не нужен, правильно. Значит, Чучун, когда ходил сюда, подговорил зелёного человека отнять чум Эгги и дать ему, а за это нарисовал на яйце оленя.

Поняв это, Эгга зарычал от злости и бросился бежать, размахивая дубиной. Теперь он сам отнимет чум у Чучуна! И пусть знает, как посылать к нему зелёных маленьких людей!

Тем временем зелёный маленький человек с трудом встал и потряс головой.

– Не получилось, – заключил он печально. – Попробую через две тысячи лет.

Когда вечером покрытые синяками Эгга и Чучун вместе пришли бить наглого пришельца, яйца уже не было. Чучун решил, что Эгга над ним посмеялся, и они ещё раз подрались, а Укка, жена Эгги, тем временем трепала волосы Чаки, жены Чучуна.

Утром они помирились и вместе поплыли на рыбалку. Спустя месяц они начисто забыли о ссоре.

–2000

Когда в самом центре солнечного Сибариса, посреди роскошного парка Триквиния, торговца пряностями в четвёртом поколении, за одну ночь выросло уродливое серое яйцо, почти никто в городе не удивился. Вражда Триквиния со скульптором Алкменом уже успела всем надоесть, и лишь несколько престарелых геронтов явились поглядеть на очередное творение мстительного гения.

– На этот раз он перешёл все границы, – сухо заметил Эфрисфей, недавно пышно проводивший семидесятый десяток. Его друг, пожилой художник Клеон, с отвращением оглядел серое яйцо.

– Алкмен, разумеется, сделал вид, что он тут ни причём.

– Разумеется, – фыркнул самый старший из геронтов, престарелый Патрокл, в юности сумевший даже в Сибарисе прославиться распущенностью. О тунике Патрокла ходили легенды по всей Элладе; говорили, что он отдал за неё двадцать серебряных талантов, и ждал семь лет, пока вышьют узоры.

– А что должен означать этот символ? – полюбопытствовал юноша, проходивший мимо. Он спешил в театр, где сегодня великий актёр Пелопс разыгрывал трагедию Латоны, и спросил лишь из уважения к возрасту геронтов.

Эфрисфей поджал губы.

– Откровенно говоря, молодой человек, спрашивать надо Алкмена, создателя этого безобразия.

– Отчего же безобразия? – Клеон улыбнулся. – Определённые образы сиё творение, несомненно, вызывает...

Под ухающий смех стариков юноша поспешил дальше. А к геронтам, тяжело дыша, подошёл хозяин парка Триквиний.

– Я сыт по горло, – изрёк он, мрачно воззрившись на яйцо. – В прошлый раз Алкмен изобразил меня в виде химеры с туловищем козла, змеями вместо ног и... кхм...

– Действительно, не стоит упоминать о хвосте, – поспешил Патрокл. Триквиний покраснел.

– Но это... это... Почтенные, до каких пор нам терпеть его выходки? Этот отвратительный, уродливый камень испортил мне весь парк! И как, скажите на милость, он его сюда приволок?

Клеон задумчиво огладил бороду.

– Действительно, интересная задача... – приблизившись к яйцу, он постучал по его поверхности и улыбнулся.

– А вот и ответ. Это не камень, почтенный Триквиний. Это полый деревянный каркас, обшитый тканью. Следует признать, что исскуство Алкмена возросло, обмана не видно даже вбли...

Договорить он не успел, поскольку в яйце бесшумно открылась квадратная дверь и оттуда вылез ребёнок, окрашенный зелёной краской с ног до головы. Окрашенный краской! В Сибарисе, чья чистота, роскошь и богатство прославились по всему миру, от хмурых пирамид Египта до диких лесов северных варваров. От возмущения геронты лишись дара речи.

– Аборигены, я посланник великой империи Аддар, – сказал ребёнок. – Моя планета желает захватить власть на Земле, но для этого нам нужно добровольное согласие аборигенов. Пригласите нас, и я исполню любое ваше желание.

Патрокл так побагровел, что Эфрисфей, опасаясь, что его хватит удар, похлопал старика по спине. Престарелый геронт с шумом перевёл дыхание.

– Это... это неслыханно!!! – возопил он.

Мальчик в зелёном удивлённо моргнул.

– Вы меня не расслышали? Я – посланник импери Аддар...

– Вон отсюда!!! – взвизгнул Триквиний. – Вон!!! Я сегодня же, нет, сейчас же потребую изгнания Алкмена!

– Мы поддержим вас, – с чувством ответил Клеон. – Это неслыханно, так оскорбить самых почтенных граждан города!

Эфрисфей покачал головой.

– Подумать только, какая дерзость... И цвет, вы взгляните на этот омерзительный цвет!

Посланник империи Аддар укракой себя оглядел.

– А что не так с моим цветом? – спросил он робко.

Это превысило меру терпения геронтов. Схватив мальчишку на руки, Клеон поднял его над головой и гневно потряс.

– Вернись к Алкмену, и скажи чтобы готовился покинуть город! Передай – мы этого так не оставим! И немедленно, слышишь, немедленно помойся!

Оставив перепуганного мальчика возле отвратительного яйца, возмущённые геронты устремились к дому Алкмена, стоявшему на другом конце города. Посланник империи Аддар проводил их грустным взглядом.

– Опять не получилось, – сказал он, чуть не плача. – Что ж, попытаюсь через две тысячи лет.

Когда возмущёные горожане приволокли Алкмена в парк, яйца и след простыл. Скульптор яростно отрицал свою причастность к этой глупой шутке, и за неимением доказательств, его пришлось отпустить. Но Триквиний запомнил насмешку. Спустя месяц Алкмен обнаружил у себя в мегароне дохлую, измазанную грязью собаку. В отместку он ночью покрыл двери дома Триквиния неприличным узором. Спустя четыре тысячи лет, эта дверь позволила археологам сделать заключение о царившем в Сибарисе разврате.