Смоленский поход (СИ)

— Четверых нас сюда послали, чтобы значит науки превосходить. Учились прилежно, старательно. По гулящим девкам и кабакам не шлялись, думали вернемся, службу царству своему сослужим…

— Отрадно слышать, хотя насчет девок это вы зря, ну ты продолжай-продолжай.

— А когда смута началась, все прахом пошло. Ни кормовых, ни квартирных мы более ни полушки не видели, а долги копятся. В магистрате уж стращать начали, да тут, покойный ректор Ефим Снуре, пусть ему земля пухом будет, заступился. Не стали нас в долговую тюрьму определять, а напротив доучиться позволили…

— А как доучились?

— Ну, а как доучились то куда деваться? На Руси нас никто не ждет, там царей одно меняют, здесь тоже никому больно не нужны. Семка Куницын, тот, правда, сразу сбежал на родину, Матвей Фомин в солдаты подался, а где Автоном Кисляков пропал уж и не ведаю.

— Эва как, но сам вижу, не пропал?

— Не пропал, хотя трудно было. Нашел место, служил, старался… живу вот.

— В Москву со мной не поедешь, значит…

— Прости, государь, не поеду. Я уж и веру лютерскую принял и женился тут, сын вот есть…

— Сын это хорошо, Савва. Ладно, коли так, то неволить не буду. Разве что пообещай, что ежели дружков встретишь, то скажешь им, дескать, возвращайтесь, ждут вас там.

— Не просто вернуться будет.

— Не просто, однако я думаю в Стокгольме посольство постоянное организовать, и послу здешнему на сей счет укажу, так что поможет.

— Исполню, государь.

Когда переводчик ушел, Густав Адольф обернулся ко мне и сочувственно проговорил.

— Тебе, наверное, трудно без образованных помощников?

— Ты знаешь русскую речь?

— Немного понимаю, — скупо улыбнулся король.

— Мне надо быть осторожнее, — улыбнулся я.

— Ты и так осторожен, к примеру, не сказал мне ни слова о контрибуции, которую получил в Риге.

— Так ты, вроде и не спрашивал… тем паче, что выкуп с захваченного города дело обычное. Они мне заплатили, а я не стал отдавать его своим солдатам.

— Разумно, — согласился Густав, — к тому же, миллион талеров чертовски круглая сумма.

— Значительно меньше, дружище, и большая часть вот такими бумагами, какими я расплатился с твоими депутатами.

— Знатная получилась штука, — засмеялся Густав, — я в жизни не видел таких вытянутых рож у этих надутых пентюхов. А что ты будешь делать с остальными деньгами?

— Какими еще, остальными?

— Брось, не смотря на непогоду, много людей видело, как вы тащили огромные ящики к твоему дому.

— Ах, вот ты о чем… я полагаю потратить их на покупку разного рода товаров необходимых моему царству. В основном, конечно, оружия.

— В Швеции делают хорошее оружие!

— Намек понял, ты можешь рассчитывать, что твои подданные получат самые большие заказы. При некоторых условиях разумеется.

— Каких условиях?

— Мне необходимы мастера, инженеры, рудознатцы и много кто еще. Если ты отпустишь своих, то я не стану обращать внимание на то, что цены у голландцев выгоднее.

— Не лги своему другу, Иоганн, ты из тех, кто никогда не упустит своей выгоды!

— Выгода бывает разной, Густав. Голландцы вряд ли пришлют мне на помощь войска. А вот ты можешь!

— Пожалуй, в твоих словах есть резон. Ты долго еще пробудешь в Стокгольме?

— Не дави на больное место. Мне надо срочно возвращаться в Москву, пока моим боярам не показалось, что они прекрасно справляются без меня. Боюсь я даже не смогу отправиться в Мекленбург как собирался.

— В Мекленбург?

— Разумеется в Мекленбург, ведь там Катарина и мой сын. Я ведь его еще даже не видел и, похоже, не скоро увижу.

— Не торопись, возможно, это случится раньше, чем ты думаешь.

— О чем ты?

— Ладно, все равно интриган из меня так себе. Едва ты оказался в Стокгольме я послал весть об этом Акселю.

— Канцлеру Оксеншерне?

— Ну, да. Вообще-то, мы договаривались с ним об этом. Он предполагал, что ты можешь внезапно появиться в Швеции с каким-нибудь великим проектом. Правда никто не мог и подумать, что это будет Рига, но в целом, как видишь, он не ошибся.

— Тогда мне, напротив, надо бежать, пока нет Акселя!

— Да, но, держу пари, что моя сестра, узнав о твоем появлении, не усидит в Мекленбурге.

— И потащит с собой маленького ребенка?

— Ну, ты же хочешь увидеть сына?

— Очень хочу, Густав, просто до смерти!

— Я полагаю, до такой крайности не дойдет, — засмеялся Густав Адольф, — особенно если ты не будешь торопиться.

— Да я бы рад…

— Отлично, распоряжение оставить Новгород уже готово. У тебя есть человек которому ты можешь доверить проследить за его исполнением.

— Конечно, тамошний воевода князь Одоевский вполне справится.

— Хорошо, мой курьер отправляется завтра, пошлешь с ним своего человека?

— Благодарю! Кстати, вот Семку Буйносова и пошлю, пока он тебе всех дворян не порубил.

— Я вообще-то противник дуэлей, но не могу, не восхитится его мастерством. Если ты не возражаешь, я его награжу. Келейно разумеется, чтобы мои бретеры не знали.

— Нет, не возражаю. Кстати о награде, ты не мог бы наградить еще одного моего человека.

— Ну, смотря за что.

— Да, в общем, тоже за поединок.

— Хорошо, где один бретер, там и другой. Как его зовут?

— Тут такое дело, братец, зовут его Матвей Шемякин, но наградить надо его юного сына.

— Не понял.

— Как бы тебе объяснить, короче этот самый Матвей немного забыл жениться на его матери, а на Руси это проблема. К тому же других детей у него нет.

— А сам чего?

— Понимаешь Густав, по русским законам это юноша — никто. А теперь подумай, что скажут мои бояре, если я не поцарствовав и года, начну производить в нобили вчерашних крестьян?

— Я понял. Хорошо, будет его бастарду дворянская грамота.

Распрощавшись с королем, я подошел к русским дворянам, оживленно поздравлявшим уже переодевшегося Буйносова. Мой рында счастливо улыбался и молча выслушивал бурные восторги своих товарищей.

— Ну что же, князь Семен, за бой хвалю! Думаю, шведы надолго твою лихость запомнят. Как вернемся в Москву, я тебя пожалую! Но сейчас у меня для тебя другая служба есть.

— Служить тебе честь, государь, — с достоинством отозвался Буйносов, — а чего делать то?

— Завтра от короля Густава Адольфа в Новгород отправится гонец к губернатору Спаре. Повезет он ему повеление, города русские оставить и с войском возвращаться домой. Ты же, как пристав мой поедешь, проследить за порядком. Воеводе князю Ивану Никитичу Одоевскому я грамотку отпишу, чтобы помощь тебе оказывал, да Новгород по-прежнему ведал. Там еще где-то князь Семен Прозоровский с войском обретается. Пусть занимает городки и крепости какие шведы оставляют. Где надо стены чинит, людей в стрельцы набирает, потому как у нас хоть и мир со шведами, а с медведем дружись, а за топор держись.

— Все исполню, государь…

— Подожди кланяться это еще не все. Кто из вас грамоте русской горазд, дабы перевод мирного договора написать и в Новгород отправить, особенно в части касающейся торговли?

— Дык…

— Что совсем «дык», или все-таки есть грамотные?

— Государь, а может тому свею что на дуэли переводил челом ударить? Я чаю не откажет…

— Быстро соображаешь, но немного не туда. Впрочем, спасибо что напомнил, будешь в Новгороде, разузнай все про Калитиных, от которых сына Савву отправляли в Швецию на учение. Верх дном всю новгородскую пятину переверни, а сыщи! Внял ли?

— Сделаю, государь, — снова махнул головой Буйносов, — а он что же из наших?

— Ага, из них самых.

— Христопродавец! — Выпалил, помрачнев князь Семен.

— Еще не вечер, ты главное его родню найди. Тогда он, глядишь, еще Родине и послужит.

Возвращаясь домой, я заметил как буквально передо мной в калитку скользнула женская фигурка в белом чепце и с большой корзиной в руках.

— Что за женка тут проходила? — Поинтересовался я у караульных отдавая поводья своего коня.