Владивосток - Порт-Артур

   Но вот упавший человек сел, и зажимая левой рукой рану на бедре, с матом выпустил по набегающим японцам 7 патронов из нагана (эффектно, но совершенно не эффективно с дистанции 250 метров), а потом достал из набедренной кобуры квадратный маузер. Ранен, но не убит! По рядам русской пехоты понесся сначала нестройный, но неудержимо набирающий силу новый боевой клич - "За Михаила"! Спустя доли секунды, навстречу врагу летела уже не воинская часть, а озверелая толпа, одержимая кровной местью.

   Пробегая мимо раненого Великого князя Балк, предварительно засунув наган за пояс, помог тому встать, и отрядил верного Бурноса, (который после встречи с бронепоездом не отходил от Балка ни на шаг, став его неофициальным денщиком) проводить Михаила до русских окопов. К этому моменту перетянуть рану ремнем от портупеи, Михаил уже сумел сам. При этом от глаз бежавших рядом солдат не укрылся тот факт, что Михаил отдал свой маузер Балку. На последних 100 метрах Балк, в коротком спринте, успел на пару шагов опередить русскую цепь.

   До японцев оставалось еще шагов тридцать, когда бежавший впереди русских человек вскинул обе руки, и над полем боя впервые пронесся стрекочущий звук работы пистолета-пулемета. Вернее двух, ибо в каждой руке Балка сейчас билось в припадке ярости стрельбы очередями по маузеру. С небольшим отставанием еще пара огненных цветков расцвела метров на полста правее и левее лейтенанта. Всего в том секретном грузе, что привез неделю назад из Инькоу "Бураков", было двадцать пять доработанных Дегтяревым и его помощниками до автоматический стрельбы маузеров. Один Балк носил сам, еще по одному отдал Михаилу, Ржевскому, Ветлицкому и Шталькенбергу. В ящике в штабном вагоне "Ильи" ждали своего час еще два десятка пистолетов.

   Сейчас каждый из четырех маузеров в упор выпускал по японской цепи по двадцатипатронному магазину каждые пятнадцать секунд. Балк не зря регулярно гонял господ - товарищей на стрельбище и заставлял тренироваться в скоростной перезарядке новых магазинов. К моменту, когда все пять запасных обойм к каждому не заклинившему маузеру были использованы, перед каждым "маузеристом" образовалась небольшая просека в японском лесу. Ворвавшиеся в эти прорехи русские солдаты ударили во фланг японским цепям, что и предрешило исход боя. Хотя даже при лобовом столкновении здоровые сибиряки, из которых в основном  и состояла русская пехота под Артуром, озверевшие от ранения любимого командира, порвали бы втрое превосходящего противника. Если в штыковом бою в окопах мелкие и шустрые японцы могли составить русским достойную конкуренцию, то в открытом поле... Вопрос был только во времени и в потерях.

   Таранный штыковой удар русской пехоты был кошмаром всех ее противников, со времен Карла и Фридриха, и до конца второй мировой войны включительно. Выживших противников... Русскую пехоту можно было остановить артиллерийским огнем до начала рукопашной, особенно хорошо работала картечь, а с конца 19-го века - шрапнель. Ее можно было, уже в 20-м веке, выкосить пулеметами, опять же - ДО того как начнется рукопашная. Но если все же, несмотря на потери, матерящаяся пехотная волна добежит до противника, то она отыграется за каждый метр своего пути под огнем.

   Наиболее характерный случай было во время Крымской войны. Русские полки были вооружены гладкоствольными ружьями, которые били на почти вдвое меньшее расстояние, чем французские и английские нарезные. Когда русские солдаты уже падали от пуль союзников, их пули еще только докатывались до противника по земле, под веселый галльский и британский смех. Видя полную несостоятельность своего оружия, деморализованные русские под плотным ружейным огнем неудержимо отходят, уже почти бегут...

   На свою беду, французский главнокомандующий решает превратить отход русских в бегство, и, по всем канонам военной науки, посылает в атаку свежие силы. Причем, посылает лучшее, что у него есть - зуавов. Увы, за отличие в колониальных войнах в Алжире частью их формы стали не только красные штаны, стандартная униформа французских пехотинцев до конца Первой Мировой, но и фески. К тому же, на свою беду, в их среде было принято носить бороды.

   Когда кто-то из русских солдат разглядел, кто их преследует с фланга, над бежавшими с поля боя русскими полками пронесся крик - "Турки!". Действительно, до этого в красных штанах, фесках и с бородами против русских воевали только турки. Огонь зуавов был не менее плотным или точным чем у других частей французской армии, скорее наоборот. К русским не подошло ни одного человека пополнения, напротив - они продолжали терять солдат с каждой секундой. Но они не могли бежать от турок, это было, как выразился бы Балк, "западло". Они не только прекратили отступление, остановились и развернулись без понукания офицеров. Они пробежали те самые сотни метров, которые только что были для них абсолютно непреодолимы, и штыками обратили зуавов в бегство. После чего отступили в полном порядке.

   Сейчас пришел черед японцев убедиться, что обучение штыковому бою в русской армии поставлено гораздо лучше, чем стрельбе, орудийному огню с закрытых позиций или ориентированию по карте. В простой рукопашной схватке на первый план выходят дух, сила и размер солдат. Японцы могли противопоставить русским только силу духа, и так физически более мелкие японские солдаты к тому же последнюю неделю элементарно недоедали. После того боя, по рядам японцев стала ходить легенда о "черных демонах". Одного из них якобы подстрелили в самом начале боя, из-за чего остальные трое разъярились и стали метать огонь и рвать солдат голыми руками. Потом она "усохла" до байки о чернокожих богатырях, которые могут стрелять с рук из двух двухсоткилограммовых пулеметов одновременно, но от этого стала еще страшнее...

   Балк расстрелял последний магазин из второго маузера. Первый заклинил, поперхнувшись очередью еще на прошлом. Со словами "браток, сбереги", он бросил оба бесполезных и тяжелых пистолета сидящему на земле с распоротой японским штыком ногой солдатику в белой гимнастерке и, достав из-за пояса наган, снова кинулся в схватку. Результативно расстреляв 6 (ШЕСТЬ) патронов, он отбросил и наган, подобрал с земли подвернувшуюся арисаку, и с криком "Пи...ц всему!" снова ринулся в мясорубку. Дальнейший ход боя для него был сплошной чередой уколов, ударов прикладом и ногами, парирований и уклонений. В себя он пришел, выплыв из состояния "берсеркера" только когда в поле его зрения не осталось вражеских солдат.

   Выдвинутый было к месту прорыва русскими японской цепи резервный полк, при попытке перейти в атаку, и перевесить чашу весов в рукопашной, был еще на подходе рассеян сначала огнем гаубиц "Ильи Муромца", а потом окончательно добит шрапнелями подоспевшего на прямую наводку "Добрыни". Правда и "Добрыня" нарвался на замаскированную, как раз на случай его появления морскую 75-миллиметровую пушку, и теперь его первый броневагон больше походил на дуршлаг. Потери русских в рукопашной составили 234 убитыми и порядка 500 ранеными, включая четверых на бронепоезде. И, несмотря на то, что японцы потеряли раз в 5 больше, это было слишком много - так, как японцам, в отличие от русских, было где взять пополнение. 

   Медленно бредущий к своим траншеям Балк, только что договорился о перемирии для выноса раненых с японским капитаном, который во время переговоров зажимал рукой прострелянное бедро. Теперь он мысленно прокручивал в голове варианты разговора с Михаилом. Пули в спину вроде можно было не опасаться, касательная рана от лезвия отведенного рукой штыка на левом плече почти не беспокоила, адреналин уже схлынул, и Балком овладела привычная послебоевая апатия. Можно было конечно и не признаваться Михаилу, откуда именно прилетела "его" пуля... Но тогда воспитательный эффект будет смазан, да и грамотный доктор поймет, что пуля вошла в ногу сзади.