Миры отверженных(СИ)

– Ну, ты ведь этого давно же хотел, Хайле? – Абеба нежно провела рукой по его лицу, – или я неправильно тебя поняла?

– Да, да, я очень этого хочу, – обрадовался Хайле.

– Ну, так пойдем, выберем себе местечко поуютней, подальше от посторонних глаз. Идём же.

Мэчесса повернулась к Самаксу. – Ну вот, – ты сам всё видел. Я осталась совершенно одна, и мне здесь некому помочь. А у Луцинии есть уже взрослый сын, он ей поможет. Неужели мне больше некого здесь попросить?

– Ну, хорошо, – Самакс обреченно вздохнул, – давай сначала сделаем тебе. А ты уже выбрала себе место?

– Ещё нет. У меня совершенно нет в этом опыта. Может, ты мне подскажешь?

– Ну, вот же нормальное место, – Самакс ткнул в место, прямо напротив них.

– Нет, здесь получится место только для одного человека.

– Так ты же и будешь одна,– удивился Самакс.

– Ой, ну да, конечно. Но ты ведь знаешь эту Абебу. Она такая ветреная. Завтра захочет и уйдет от Хайле, и придётся мне пустить её к себе. И давай тоже, сделаем его чуть-чуть подальше отсюда. Я не люблю шум. Из-за него, я очень плохо сплю.

Леонтий стоял в стороне и ухмылялся, наблюдая эту картину, и не заметил как сзади, подошла Лидия. – Ну, и чему ты улыбаешься?

– Да вот, смотрю, как устраивают свою личную жизнь наши рабы. По-моему эта прохвостка, таки уведет с собой бедолагу Самакса.

– А с чего это ты решил?

– Да сама смотри. Так и крутится вокруг него. Того гляди и отодвинет эту, как её, Луцинию.

– Ну и чего ты радуешься? Ты же сам говорил, что Самакс очень работящий и не глупый. Зачем тогда подкладывать под него эту пустышку? Вот Луцинии видишь, как тяжело. Всю жизнь одна ребёнка воспитывает.

Леонтий развернулся к Лидии. – А с каких пор ты стала беспокоиться о Луцинии? Ты же её всегда недолюбливала?

– А ты чего её, тогда защищаешь? – парировала Лидия.

– Я защищаю? – Леонтий рассмеялся. – Делать мне больше нечего. То что, она ребенка одна воспитывает, – пусть сама жалеет. Нечего было непонятно от кого рожать. Я что слепой, и не вижу, что она рожала не от черного мужчины. Значит, любит пробовать и более светлые вина, – Леонтий усмехнулся.

– Прекрати свои грязные шутки, Леонтий. Придумал бы что-нибудь, чтоб позаботиться о своих женщинах. Ты, хоть видел, – на чём мы будем спать? Я на этих листьях и ветках, уже все бока себе отлежала.

Рядом появился Лисипп. – Лидия, вы меня простите, меня хозяин ещё с вечера, просил её проветрить. Вот, – и он протянул шкуру, убитой Хильдебальдом лани, пару дней назад. – Она конечно, должна ещё подсохнуть на солнце, но если вы хотите, можете уже сейчас постелить её.

– Ну, хоть что-то, – Лидия развернула шкуру, внимательно ее осматривая. – Вот, если бы таких было несколько. Нет, конечно, Лисипп, она еще должна на солнце полежать, а то, от неё ещё животным пахнет.

Леонтий незаметным для жены кивком, поблагодарил грека, а потом хлопнул в ладоши и потёр ладони друг о друга. – А не пора ли что-нибудь нам перекусить, друг мой Лисипп? Ты как, закончил уже с очагом?

– Да вот, скоро уже будет готов, так что сегодня и опробуем. Если бы не Ольдих, я бы так быстро не справился.

– Да ты, смотрю, грек, никак, скоро с ним, уже сдружишься?

– Ну, ты тоже скажешь, хозяин. Какая дружба может быть у грека и вандала? Обстоятельства такие. Но и ничего плохого, в его адрес – я, пожалуй, тоже не скажу, хотя ноет, конечно, беспрерывно. То есть хочет, то пить. Особенно выпивки ему не хватает.

– Хо, Лисипп, да я бы сам, сейчас не отказался от хорошей выпивки. Ну ладно, раз ты занят, пойду к вандалам, – может вместе с ними на охоту, и двинем.

Ид, старательно помогал строить навес Эрдэнэ и Цэрэн. Рядом был и Тургэн. Он предложил, чтоб делать навес для всех четверых, но Цэрэн твердо сказала, что Тургэн и Ид будут жить под отдельным навесом. Ид не возражал, хотя он бы хотел быть поближе к Эрдэнэ, которая о нём больше всех заботилась, но перспектива быть рядом, с её строгой бабкой – была тоже не самая лучшая.

Тургэн был непонятен и молчалив, но он не угрожал Иду каждый раз, как это делал отец Тэсии, и потому Ид решил, что не стоит жаловаться на судьбу.

После того случая с видением в воде, Ид уже остерегался нырять глубоко, хотя в удовольствии поплескаться, он отказать себе не мог, проводя всё свободное время, в воде.

Леонтий, подошел к Хильдебальду. – Спасибо, вандал за то, что помог с жилищем для моих, а то чёрт его знает, когда я бы управился со всем этим выводком. Ну, сам-то как, уже устроился?

– Да что, разве много надо солдату? – улыбнулся Хильдебальд. – Одну руку под себя подложил, другой сверху укрылся.

– Вандал, ты не думай, что я такой изнеженный. Я уж поколесил много где по свету, и побывал везде. И спал, как и все мои солдаты, но сейчас видишь – одни бабы вокруг, – Леонтий с улыбкой развел руки, – никуда не денешься.

– А я вот сижу, и никак не могу успокоиться. Быстрее бы наш больной, уже встал на ноги, и мы пошли бы и наведали нашего «друга» Трира.

– Да, а как там больной? – озаботился судьбой раненного, Леонтий.

– Да слаб пока ещё, – но уже раны заживают так, как будто эта старуха, его каким-то волшебным зельем напоила.

– Да, непростая эта старуха, ох непростая. Ты знаешь, – я и сам её, порой боюсь. Её бы подальше отсюда держать надо. Но ты же сам видишь, какой она лекарь. А хороший лекарь в нашей ситуации – это на вес золота.

– Да, – согласился вандал, – чтоб бедолагу с того света вытащить, – это кроме как колдовством или чудом, не назовёшь. Я бы никому не советовал с ней ссориться, – Хильдебальд улыбнулся, – иначе вместо эликсира жизни, она даст что-то совсем другое. Вот Тургэн, потому вокруг неё и крутится ужом, чтобы только угодить ей. Леонтий понимающе кивнул головой.

Отец Дарион попросился жить отдельно, но его просьбам не вняли, и к нему поближе соорудили два навеса для танцовщиц и музыкантов. Раны его уже совсем не беспокоили, но сильней его терзали душевные муки. Его очень раздражал тот факт, что в первые дни, после приземления, он проявил столько малодушия, что даже эти пугливые танцовщицы оказались смелее, чем он.

И теперь он просто обязан показать им, что он совершенно не такой, как его все воспринимали. И его раны были первым шагом, к изменению его подпорченного имиджа. Надо сказать, Дарион даже гордился, что получил их. Теперь никто не сможет сказать, что он трус. А еще, кроме его реноме, его очень беспокоило то возрастающее уважение, которое вызывала у всех, старуха-колдунья. Все только и шептались о чудесном исцелении вандала, исчезновении головных болей Луцинии, да и раны самого Дариона, заживали весьма быстро, благодаря лечебным мазям Цэрэн. Старуха со своими зельями и призывами к духам оказалась намного действенней и убедительней, чем все его каждодневные многочасовые богословские разговоры с ними.

Но самым большим плюсом в его положении было то, что самым его верным союзником здесь была Лидия. Она обладала непререкаемым авторитетом среди всех женщин колонистов, исключая, естественно шаманку, которая ото всех держалась особняком. И Дарион решил поделиться своими тревогами, именно с нею.

– Лидия, я всё понимаю, что строительства наших пристанищ и строительства очага, – это крайне необходимая вещь. Но надо всё же побеспокоиться и о душе. Меня крайне тревожит, что в нашем маленьком разнородном сообществе, все меньше идут разговоры об Отце нашем. Все только и шепчутся об этой старухе, которой каким-то образом удалось убедить всех, что она приложила свою руку к исцелению больных.

– Но, отец Дарион – разве ваши раны не исцелились после её вмешательства?

– Лидия, разве вы не видели, что мои раны были совсем неглубокие. Они бы и сами прошли бы, через какое-то время.