Одиссея "Варяга"

       Из книги воспоминаний Генерального конструктора, генерала армии В.Г. Федорова "Путь к оружию". СПб, "Наука побеждать", 1949 г.

       ...По дороге купил свежие газеты. Они были полны известиями о событиях в Маньчжурии и продвижении японцев в Корее, о делах наших у Порт-Артура, о русских крейсерах у Суэцкого канала. Становилось ясным, что война эта простой и короткой не будет. Тем более, что для многих, в том числе в армии и на флоте, оказалась она неожиданной. По правде, все как-то привыкли к осложнениям на востоке, и не верили в возможность близкой войны. Каждый надеялся, что всё будет, в конце концов, улажено, и мирный уклад жизни не будет нарушен кровавыми событиями.

       Однако и то, что Япония готовится к войне, не оставалось не замеченным. Буквально на глазах увеличивалась численность императорской армии, её техническое оснащение, запас людей, обученных военному делу. Строились новые корабли на верфях Европы, большой процент своих мощностей отдали под японские заказы Крупп и Шнейдер, в САСШ и Австралии закупались кони в количествах, превышающих всякую потребность мирного времени. Об этом не раз сигнализировали и Алексеев, и Сахаров. Но вот военный министр наш, лично побывав в Японии, ничего угрожающего там не усмотрел. Но этого и следовало ожидать! Что бы показали ему, официально пригласив? А выводы наверху делались, увы, на основании этих парадных картинок. Притом не секрет, что строилась японская армия, ее стратегия и тактика по немецкой кальке. Настойчиво и неутомимо прививались пехоте быстрота, энергия и активность во всех движениях и действиях, обучалась стрельбе с закрытых позиций полевая артиллерия...

       Внимательно присматриваюсь к внешнему облику японских офицеров и генералов на газетных полосах. В большинстве своём это люди для своей нации высокие, стройные и подвижные; в них нет и следа той одутловатости, тяжеловесности, а главное, усталости, которые я с прискорбием встречал нередко среди лиц, занимавших высшие командные должности в русской армии.

       Мы, работники Артиллерийского комитета, хорошо знали образцы вооружения японской армии, включая, конечно, германские. Поэтому и были очень далеки от настроений шапкозакидательства. С такими невеселыми мыслями подходил я в то памятное утро к месту моей службы в Оружейный отдел Артиллерийского комитета, где в тот день должно было происходить очередное заседание. 

       Артиллерийский комитет являлся высшим научно-техническим учреждением, которое руководило разработкой и испытанием всех образцов оружия, вводимых в русской армии. Комитет был организован еще в 1808 году военным министром Аракчеевым. Он состоял из нескольких отделов: орудий и снарядов, лафетного, порохового, вопросов стрельбы и т. д. Последним был седьмой, оружейный, собиравшийся для своих заседаний отдельно от прочих вследствие специфичности разбираемых тем. В этом отделе я и работал в качестве докладчика по поступающим оружейным вопросам. 

       В отличие от других военных учреждений, постоянные члены комитета не назначались начальством: у нас была выборная система на основе тайного голосования, в котором должны были участвовать профессора Артиллерийской академии и члены комитета. Кроме того, имелись совещательные члены, входившие в состав комитета по занимаемой ими должности, как, например, начальники военных заводов и профессора Артиллерийской академии. 

       Помню, как, только что окончив в 1900 году Артиллерийскую академию, я совсем еще молодым капитаном поступил в комитет и как на первых порах меня подавляло это собрание крупнейших ученых, специалистов, изобретателей, мировых "светил". 

       В отделе меня окружали тогда старейшие работники нашего оружейного дела. Среди них были и участники венгерского похода 1849 года, и герои севастопольской обороны, и участники русско-турецкой войны 1877-1878 годов... Недаром высокий, сухой и седой как лунь профессор Эгерштром шутливо говорил мне: "Я представляю в Оружейном отделе древнюю историю, когда наша армия была вооружена кремневыми, а затем ударными ружьями. Генералы Ридигер и Чагин являются представителями средней истории, когда у нас появились первые винтовки, заряжающиеся с казны. Генерал Мосин со своей трехлинейной магазинной винтовкой - это уже новая история. А капитан Филатов и вы олицетворяете грядущую новейшую историю, появление первых образцов автоматического оружия". 

       Справедливость, однако, требует отметить, что столь преклонный возраст некоторых работников Оружейного отдела мало способствовал правильному ходу дел. Человек в семьдесят лет не имеет уже, естественно, той энергии и инициативы, которые бьют ключом в более раннем возрасте. Многих членов комитета уже тянуло на покой.

       А проведение в жизнь различных изобретений и мероприятий до японской компании было сопряжено с большими трудностями, требовало необычайной настойчивости и сил. В министерствах царила система бюрократизма и крохоборчества. Большинство военных изобретателей было лишено экспериментальной базы, так как в то время у нас совсем отсутствовали проектно-конструкторские бюро, экспериментальные лаборатории и опытные заводы с квалифицированным составом. В такой обстановке далеко не всякий человек, даже весьма талантливый, мог преодолеть все преграды и препятствия. 

       Однако, несмотря на все трудности, многие члены комитета работали не покладая рук, с огромной любовью и энтузиазмом к своему делу. Мы проводили в стенах комитета большую часть своей жизни, нас связывали общие интересы к военной технике и науке.

       Подойдя к большому зданию на Литейном проспекте, у которого по обеим сторонам подъезда на высоких постаментах стояли старинные орудия, отлитые в прежние века, безмолвные участники славных дел нашей артиллерии, я с удивлением увидел стоящую рядом с парадным закрытую карету, запряженную шикарной гнедой четверкой. Не успев даже толком предположить, кого это к нам принесло из высшего общества, я был остановлен вышедшим из кареты кавалергардским поручиком, который представившись и удостоверившись, что перед ним именно капитан Федоров, предложил мне проехать с ним, ни много ни мало, а "по просьбе Государя Императора, Николая Александровича". Предупредив по команде о своей вынужденной отлучке, я повиновался. Четверка лихо рванула, вскоре свернув на Невский. Офицер, везший меня, любезно сообщил, что мы едем в Зимний Дворец, где меня ожидает одна очень важная встреча. Других подробностей я так и не дождался.

       По приезду во дворец, кавалергард сопроводил меня в уютный кабинет на первом этаже, где я минут пять терзался в догадках: кому здесь могла понадобиться моя скромная персона? Неужели сведения о моих работах над автоматической винтовкой заинтересовали самого Царя? И через кого тогда, кто этот неизвестный благодетель русской армии? Или может быть причина вызова совсем иная? Однако все вопросы вскоре разрешились. Дверь открылась, и в комнату вошел стройный молодой флотский офицер с лихо закрученными усами и Георгиевским орденом в петлице. Улыбнувшись, он протянул мне руку:

       - Владимир Григорьевич! Здравствуйте! Разрешите представиться: Банщиков. Михаил Лаврентьевич.

       - Очень приятно. Но...

       - Сейчас все объясню, почему такая спешка. Честно говоря, сам хотел выскочить к Вам на Литейный, но пока грехи не пускают. Я, если позволите, сразу, без прелюдий и верительных грамот, хорошо?

       - Раз уж начали, куда ж деваться, Михаил Лаврентьевич, я весь во внимании.

       - Тогда сразу к делу. Вас рекомендуют как лучшего в России специалиста и конструктора по автоматическому оружию...

       - Но, ведь, пока это только образцы, железки, и я...

       - Оставьте это, ради Бога! И кто рекомендует - тоже не спрашивайте, хорошо?

       - Хорошо.

       - Так вот. Я должен, под огромным секретом, за что головой отвечаю перед Императором, а теперь и вы тоже, показать вам один эскизик оружия, и выслушать ваше мнение о том, что это может быть. Согласны?

       - Конечно.

       Банщиков вновь улыбнулся и достал из папки, с которой пришел, изрядно помятый листок бумаги с карандашным наброском. С первого взгляда я понял, что передо мной чертеж пистолета системы Маузера. Его почерк ни с чем не спутаешь. Но вот ближайшее рассмотрение повергло меня в шок. Похоже, что немцы нашли способ добиться из этого оружия автоматического огня с нормальным темпом! И как красиво размещен механизм замедления - в рукоятке!

       - Наша разведка сработала?

       - Предположим. Хотя и не совсем. Но не это суть важно. Как Ваше мнение - это в принципе реализуемо?

       - Если покупать патент...

       - Не о патенте речь! Если Вы получите партию таких пистолетов в обычном виде, доработать их до автоматической стрельбы на основании этого чертежа мы в силах? И как быстро? Что и кто Вам для этого нужен? Государь предоставляет Вам право привлекать любых людей и выбрать любые мастерские или завод для этой работы.

       - Очень интересные решения... Но, реализуемо, я полагаю. И, что? Мне поручается эта работа? А как же мои обязанности в Арткоме? И Вы ведь знаете, я заканчиваю сейчас автоматическую винтовку, а это...

       - Владимир Григорьевич, дорогой! Давайте по порядку! Реализуемо?

       - Да.

       - Сроки?

       - Зависит от людей, от производства...

       - Все, что Вам необходимо, получите. Сроки?

       - Три месяца для первых 10-ти образцов. Минимум.

       - Много. Определяйтесь, как успеть за два. На размышление Вам полсуток!

       - Но, Михаил Лаврентьевич, помилуйте!

       - Не помилую. Даже и не просите. Это поручение Императора.

       - Я понимаю, но если речь идет только о штучной доработке готовых... На коленке, так сказать. Есть на примете несколько умельцев. Но это же все партизанщина! Ведь я не случайно начал про патент, а Вы меня перебили. У нас ни нормальных чертежей, ни оснастки, ни приспособлений! Мы не знаем терморежимов и много чего еще! Если говорить о серии при нашем производстве это... Это месяцев десять. Может чуть меньше при полном карт-бланше на все! Я в таких условиях быстрее доведу до испытаний свою винтовку!

       - Владимир Григорьевич, а хотя бы несколько десятков доработать из готовых Маузеров сможем? За пару месяцев?

       - Да доработать, доковырять, сможем, скорее всего. Но это же проблему армии не решит... Только имейте в виду, гарантий, что заклиниваний не будет, я дать не смогу - нужен нормальный цикл испытаний... Как я понял, Вам такие маузеры нужны для каких-то специфических задач... Каких - не спрашиваю...

       - Вы правильно поняли. Речь идет об оснащении небольшого отряда, которому предстоят операции в тылу противника, причем может статься, что превосходство японцев в численности может быть в несколько раз.

       - Я уж понял, что наша разведка что-то такое удумала. Постараемся. Но... Но, раз уж нас свела судьба, Михаил Лаврентьевич! Очень прошу Вас, донесите до Государя, что главное - массовая автоматическая винтовка для армии! А то случиться может как в крымскую кампанию, не дай Бог! Они успеют на автоматику перейти, а мы все копаемся. Так и до беды не далеко...

       Банщиков покачивая головой с улыбкой слушал мои душевные излияния. Не буду таить: у меня тогда закрался червь сомнения. Показалось, что он добился желаемого ответа по Маузерам, и теперь торопится завершить наш разговор, другими проблемами не интересуясь. Внутри меня даже начинало подниматься возмущение, что меня собираются так бесцеремонно оторвать от того, что представлялось сверхзадачей, может быть даже целью жизни!

       Но, слава Богу, я ошибся. Ошибся так, что в итоге мне долго было неловко, за то, что засомневался в "государственности" этого удивительного человека, столь много сделавшего в последствии для наших вооруженных сил и промышленности. Но понимание этого придет потом. Пока же я, ожидая скорого окончания нашей беседы, с трудом сдерживал свое раздражение от того факта, что мое любимое детище - автоматическая винтовка на основе мосинской трехлинейки, внезапно оказывается отложенной в дальний ящик...

       Неожиданно Банщиков встал. Не глядя на меня, прошелся пару раз по кабинету, после чего подойдя ко мне, полез во внутренний карман, что-то там напряженно выискивая.

       - Ага! Вот он... Слава богу, здесь. Вот... По поводу автоматической винтовки, - с паузой между фразами проговорил мой собеседник, - Владимир Григорьевич, что вы об этом скажете...

       На стол передо мной лег еще один листок, по состоянию близнец первого. Но на нем кроме схемы оружия, были еще и карандашные изометрические изображения отдельных деталей, патрона, штыка, магазина... Пока я всматривался в этот набросок, Банщиков подошел к двери и со словами, "Сидите, сидите, я только чаю попрошу, и вернусь", вышел из кабинета.

       Те несколько минут, пока его не было, а я оставался один на один с этим помятым листком бумаги, перевернули во мне все... Это, несомненно, была автоматическая винтовка. Но ничего подобного я никогда не видел и даже не представлял себе! Красота и гармоничность линий, завораживающая новизна форм деталей, автоматики... И сколько тут штамповки! Это оружие можно делать тысячами! Десятками тысяч... Это было чудо! Просто чудо...

       Когда Банщиков вернулся, я, как он мне рассказал позже, сидел столбом с абсолютно сумасшедшими глазами, и очнулся лишь после того, как он взял меня за руку.

       - Господи... Кто это нарисовал, Михаил Лаврентьевич? Если это работает... Это либо сумасшедший, либо гений... Но второе - скорее. У кого же это срисовали наши разведчики? И... И все, что мы сейчас делаем, это... Это просто несравнимо!

       - Этого человека сейчас нет среди живых. Остался лишь один такой рисунок. И он может сделать нашу армию непобедимой. Если Вы возьметесь...

       - Я! Мне разрешается ЭТО взять с собой? Я могу попытаться сделать ЭТО?

       - И не только. Скоро я получу для вас эскиз ручного пулемета на основе этой конструкции, а еще пулемета под винтовочный трехлинейный патрон с металлической лентой, здесь же, как видите, патрон по типу арисаковского...

       - Неужели японцы...

       - Слава богу, нет. Японцы тут не при чем. Просто их патрон, в принципе, подходит. Эта автоматическая винтовка и пара пулеметов на ее основе, как Вы понимаете, позволяют создать технологически и технически единую систему пехотного стрелкового оружия. Государь намерен поручить именно Вам доработку конструкции и организацию работы по запуску в серийное производство этой линейки автоматического оружия.

       Но сначала, я прошу Вас, нам срочно нужны Маузеры. Вот вам мои карточки. Буду нужен - ваш в любой час дня и ночи. А сейчас давайте чайку попьем, а то что-то в горле пересохло. На службу вас так же отвезут...

       После чая, вкус которого я даже не почувствовал, я спросил Банщикова:

       - Простите, Михаил Лаврентьевич, может, я пройдусь, а?

       - Э, нет... Только после того, как ЭТО будет закрыто в вашем сейфе. Пойдемте я вас провожу. И... действительно очень рад знакомству! Не обижаетесь, что вывалив все это на вас, рушу ваши задумки про автоматическую трехлинейку?

       - Я оружейник... Как таким можно обидеть? Хотя вопросов у меня по схеме и отдельным деталям пока больше чем ответов... И никого ведь не спросишь!

       - А вы запишите и отдайте мне, мало ли что, один мой знакомый за границей на разных заводах бывал, может, что и подскажет. Договорились? И рапорт по людям, мастерским и деньгам подавайте с прицелом на эту конструкцию, буду ждать завтра. Времени на раскачку у нас совсем нет. Если не возражаете, совет: сажайте на Маузер кого нибудь из Ваших умельцев, хоть молодого Дегтярева, а сами занимайтесь автоматом. Давайте будем так новое оружие называть.

       - Дегтярева?

       - Ну, да. Василия Алексеевича. Вам ведь Николай Михайлович Филатов его работу уже показывал? Он сейчас в опытной мастерской Ораниенбаумского оружейного полигона трудится?

       - Нет, признаться, не припомню...

       - Да? Ну, так Вы выкройте минутку, посмотрите. Руки, глаз и голова у этого юноши дорогого стоят. Оружейник от Бога. Не ошибетесь! Ну, всего Вам доброго, до встречи!

       Вот при таких необычных обстоятельствах и состоялось мое знакомство с человеком удивительной судьбы Михаилом Лаврентьевичем Банщиковым. Тогда я, и так уже сверх меры перегруженный важнейшей и неожиданной информацией, постеснялся спросить, как и откуда стало известно ему о выдающихся способностях и таланте Василия Алексеевича, в то время молодого и практически никому за рамками нашего цехового мирка не известного слесаря-оружейника...

       Карета бодро катила по Невскому. Солнце весело припекало через стекло. Но я не видел ни набухающих на деревьях молодых почек, ни смеющихся стаек гимназисток. Я не слышал ни цокота копыт, ни криков мальчишек - газетчиков... В висках шумело, а сердце колотилось так в первый и в последний раз в моей жизни. В тот день... В тот волшебный весенний день, когда я впервые увидел рисунок будущего "русского автомата"...