Одиссея "Варяга"

       Убедившись, что именитые коллеги целиком прониклись перспективами, а император несколько заскучал, обдумывая, очевидно, дальнейшую судьбу наследника, Вадик вытащил из рукава последний козырь:

       - В древнем Риме придворные медики научились облегчать роды жён Цезарей с помощью кесарева сечения. У нас же есть шанс дополнить медицинскую практику спасения жизни процедурой переливания крови - так чтобы во всех учебниках на века значилось царское донорство. И чтобы его ассоциировали не с британской или германской фамилиями, а с Россией и домом Романовых.

       Вадик набрал в лёгкие воздуха побольше и чуть не поперхнулся - ему пришло на ум старое, еще большевистское прозвище Николая Второго - Николай Кровавый... Вот уж востину - накаркали. Но отбросив посторонние мысли, Вадик сосредоточился на главном:

       - Если мы промедлим, то переливание крови введут в массовую медицинскую практику и без нас. Да ещё и назовут именем какого-нибудь президента, короля или папы римского. Чтобы не потерять приоритет, и научиться спасать больных с врожденными заболеваниями крови (Николай Второй болезненно дернулся) нужно сделать следующее, - и перешёл к изложению практических подробностей...

       В итоге его слушатели план одобрили как в целом, так и в частностях. Вдохновленный и одновременно напуганный самодержец пообещал всемерное содействие, включая выделение подходящего здания и шефства над проектом одного из гвардейских полков. Это на первых порах автоматом решало проблему поиска доноров...

       Когда доктора удалялись из дворца, оживлённо обсуждая детали предстоящей работы, с ними вместе был милостиво отпущен и Вадик: на сегодня впечатлений императору вполне хватило. Как-то само собой получилось, что охрипший и оголодавший герой дня отправился на ужин к Боткину, а потом и вовсе заночевал у него в одной из гостевых спален. Собственным углом в Петербурге он так и не успел обзавестись...

       Главным итогом первого "научного доклада" Вадика стало то, что по Указу самодержца был создан Институт исследования крови при Российской Академии наук. Следующие несколько месяцев Вадик разрывался между помощи коллегам в работе в означенном институте, и всем остальным, включая регулярные встречи с Императором. Кроме того ему пришлось выкроить время и на несколько лекций в Петербургском университете. После невинной подколки Боткина на одном из званых ужинов, у Вадика просто взыграло самолюбие, и он не смог ответить отказом на предложение прочитать небольшой курс лекций по гематологии и военно-полевой хирургии. И хотя в последней области были специалисты и куда большего, чем Банщиков уровня, послушать доктора с героического крейсера набивались полные аудитории.

       После отработки в Институте техники забора крови и установления сроков хранения консерванта, работа была достаточно искусственно приторможена самим Вадиком. Ему хотелось избежать ненужных разговоров вследствие непрекращающейся череды открытий на этапе разработки способов определения группы крови. Рецепт у Вадика, однако, был и спустя полгода с начала работ были разработаны стандартные сыворотки для определения групп. Это был триумф...

       Хотя, и Банщиков впоследствии не раз сам говорил об этом, столь быстрый успех не был бы достигнут, если бы не личное участие императора. Николай II собственноручно написал письмо с приглашением вернуться в Россию человеку, которого знает каждый студент-медик в нашем мире - Илье Ильичу Мечникову. В нашей реальности он, оставив Россию в 1887 году, перебрался в Париж и до самой смерти работал в институте Пастера. Перед неожиданно открывшейся перспективой руководства собственной лаборатории микробиологии и иммунологии, да еще с полным карт-бланшем и поддержкой в работе со стороны императора, Мечников не устоял. Даже с учетом того, что общее руководство работами института осуществлял Боткин. Вскоре в новый институт перебрались Эммануил Гартье и Николай Фёдорович Гамалея: Вадик помнил об успешной работе его Петроградского оспопрививательного института после прихода к власти большевиков...

       Первой вершиной международного признания достижений Института Крови станет сообщение о присуждении группе его ученых и специалистов Нобелевской премии по медицине за 1905 год. То, что в списке кроме четырех фамилий медицинских светил с мировыми именами, оказажется еще и фамилия военного врача с крейсера "Варяг" кое-кого не удивит. А кто-то еще долго будет шипеть в прессе о фаворитизме и тому подобном. Но что тут поделаешь: завистники были и будут всегда. Обращать внимание на это тявканье из-за угла, а тем более почивать на лаврах, фавориту императора некогда...

       Направив работу по линии спасения наследника престола, а с ним заодно и миллионов раненых или больных сограждан, с помощью переливания крови в нужное русло, совершенно неожиданно для всех окружающих Банщиков увлёкся ...химией. На самом деле, конечно, он лишь перестал скрывать своё "увлечение", но почти для всех, в том числе и для Боткина, с которым Вадик особенно подружился за прошедшие месяцы, было по-началу абсолютно непонятно, с чего это Банщиков лично принялся за исследования азокрасителей? Наезжая в Институт, он все больше и больше времени проводил с Мечниковым, разведшим у себя в лаборатории целую плантацию плесени! На самом деле ларчик открывался просто: создать стрептоцид Вадик имел приличные шансы еще до окончания текущей войны. С пенициллином же нужно было постараться успеть хотя бы к грядущей.

       На следующее утро после того как Банщиков первый раз заночевал у Боткина, за завтраком гость ошарашил своего именитого коллегу просьбой организовать ему встречу одновременно с министром финансов и тремя-четырьмя представителями крупнейших русских банков. После чего спросив несколько адресов, он заскочил по поручению Макарова с бумагами в ГМШ, а затем с письмом Алексеева к Дубасову. Хотя оно по большей части и потеряло свою актуальность, к царю то он уже пробился, воспользоваться поводом представиться лично начальнику МТК, с которым впоследствии предстоит много поработать по "Плану Петровича", стоило. Затем Вадик наконец-то отправился строить себе цивильное платье, подыскивать квартиру и заниматься прочими скучными, но необходимыми повседневными делами.

       Кстати, визит к вице-адмиралу Дубасову имел и один неожиданный итог. Если сам начальник МТК в разговоре был довольно сух и официален, что и не удивительно при том ворохе неотложных дел которые на него свалились, то вот случайный разговор в приемной вице-адмирала повлек за собой определенные интересные последствия. Узнав, что молодой офицер, дожидающийся своей очереди на прием, это тот самый "лекарь с "Варяга", так же ожидающий своей очереди, высокий и подтянутый контр-адмирал, на вид лет сорока пяти - пятидесяти, неожиданно попросив у дежурного лейтенанта не торопиться с вызовом в кабинет, увлек Вадика с собой в коридор. Как оказалось, это был командир второго флотского экипажа Николай Александрович Беклемишев. Причем контр-адмирал он был довольно "свежий", не так давно он еще в чине каперанга командовал пришедшим с Дальнего Востока в составе отряда вице-адмирала Чухнина броненосцем "Наварин".

       По тому неподдельному интересу, с которым Беклемишев выпытывал подробности боя "Варяга" и "Корейца", Вадик понял, что перед ним сейчас находится весьма одаренный, любознательный и решительный моряк. Чего стоило одно только его высказывание о том, что прорвись "Варяг", первое, что нужно было бы сделать - это топить или брать "гарибальдей"! Обалдевшему Банщикову большого труда стоило вовремя прикусить язычок.

       Затем разговор плавно перетек на общее состояние флота, что нужно срочно делать, переведя предприятия на круглосуточный режим работы. Кого отправлять на восток немедленно. И тут Вадик был вновь ошарашен. Беклемишев на полном серьезе считал, что сейчас в наилучшем состоянии для этого находятся три броненосца береговой обороны из состава учебно-артиллерийского отряда...