Четвертый крестовый поход

Если отставить в сторону предубеждения Никиты, то его анализ предпочтения венецианцами Балдуина в общем правдоподобен. Он считает, что дож предпочитал выбрать не слишком честолюбивого императора, чьи земли были бы удалены от Венеции, так что после расставания армий родному городу Дандоло ничто бы не угрожало. Земли Бонифация находились в Северной Италии, чересчур близко к Венеции. Кроме того, он сотрудничал с генуэзцами — одной из могущественнейших торговых сил средневекового Средиземноморья. Возможные симпатии императора к основному сопернику Венеции, которые ставили под угрозу коммерческие привилегии, полученные трудом и самопожертвованием нынешней кампании, делали его крайне нежелательным кандидатом для дожа. «Вот так то, в чем не могли разобраться зрячие, слепец разглядел оком своего разума». [584] По этой причине шесть венецианских избирателей были готовы голосовать против Бонифация.

При наличии приемлемой альтернативы, которой оказался Балдуин, необходимо было согласие лишь одного из священников, чтобы лишить маркграфа императорского трона. Естественные союзники фламандского кандидата, епископы Суассона и Труа и фламандский епископ Акко, создали ему решительный перевес. После этого остальные три клирика (несмотря на то, что Петер из Люцедо был уроженцем Северной Италии) тоже пришли к выводу, что Балдуин являлся лучшей кандидатурой — либо предпочли присоединиться к победителям и заявить о единодушном решении.

Неделя перед коронацией в Константинополе была насыщена невероятной активностью. Уроженцы Запада готовились к приведению завоевания в соответствие с формальными требованиями. Городские торговцы тканями и портные немало заработали, поскольку крестоносцы тратили обретенные богатства на самые лучшие одеяния. Желание покрасоваться в роскошных облачениях продемонстрировало всю демонстративность, суетность и тщеславие рыцарей Запада. Из знаменитых шелков, созданных на западе Византийской империи, было сшито множество прекрасных нарядов и облачений, украшенных украденными из города драгоценными камнями.

В субботу 15 мая произошло еще одно официальное событие. Бонифаций взял в жены Маргариту, вдову Исаака, продолжив таким образом династическую связь Монферратов и Ангелов, начатую его братьями Конрадом и Репье. Возможно, этот брак должен был сделать его более приемлемым императором для греков — однако решение о коронации Балдуина было уже принято. Из более печальных событий можно отметить, что один из виднейших ноблей среди крестоносцев, Одо де Шамплит, заболел и скончался. Он был погребен со всеми почестями в Святой Софии. [585]

16 мая 1204 года эскорт ведущего духовенства и знати Франции, Северной Италии и Венеции с должными почестями препроводил Балдуина из дворца Буколеон в Святую Софию. Облаченный в прекрасный наряд, он был возведен к алтарю церкви Людовиком де Блуа, Гуго де Сен-Полем, маркграфом Бонифацием и несколькими священнослужителями. Перед лицом всеобщего собрания, разодетого в роскошные новые наряды, Балдуин был разоблачен до пояса, миропомазан, облачен вновь, а затем официально провозглашен императором. Завоевание крестоносцами Константинополя было завершено. Итак, экспедиция, отправившаяся для освобождения святых мест, достигла своей кульминации — которой никто не мог предвидеть. Фламандский граф получил во владение одно из самых могущественных политических образований, существовавших в мире.

Балдуин взошел на императорский трон и стал слушать мессу, держа в одной руке скипетр, а в другой — золотую державу, увенчанную крестом. Робер де Клари явно обозначил высокий уровень власти, когда писал: «Бывшие на нем алмазы стоили больше сокровищницы иного богатого королевства». [586] После мессы новый император прошествовал из великого храма, сел на белого коня и в сопровождении эскорта направился обратно во дворец, чтобы воссесть на трон Константина. На нем Балдуин пребывал в средоточии императорского величия, став символом восприятия уроженцами Запада связности между ними и греческими правителями. Затем рыцари, духовенство и вся греческая знать оказали императору знаки почтения.

Когда формальности были завершены, настало время коронационного обеда. В зале были расставлены столы, и первый день существования константинопольской Латинской империи завершился.

После случившихся грабежей авторы с обеих сторон занялись рассуждениями о том, как и почему они происходили. Балдуин сам написал ряд писем выдающимся европейским персонам, объясняя ситуацию в Греции. Сохранились его послания, адресованные архиепископу Кельнскому, настоятелям ордена цистерцианцев, «всем верным христианам» и, наиболее интересное — самому папе Иннокентию. Как и более ранние письма от руководителей крестового похода, например, от Гуго де Сен-Поля летом 1203 года, послание Балдуина должно было подвести итог экспедиции и оправдывать ее ход. Балдуин понимал, что действия крестоносцев могут быть подвергнуты укору по множеству поводов. Крестоносцы не подчинились распоряжениям папы римского, запретившего нападение на Византию, они руководствовались стремлением к наживе, они оставили своих товарищей на Святой Земле и подвергли сомнению принесенные обеты. В результате посланию надлежало быть тщательно продуманным и весьма изысканным. Используя современную терминологию, мы назвали бы его политическим пиаром, представляющим в позитивном свете события, повлекшие такие масштабные разногласия или волнения. Ближний круг нового императора, особенно образованное духовенство, усердно потрудилось, чтобы снабдить повествование впечатляющими ссылками на Библию и риторическими оборотами. Главной темой послания Балдуина было утверждение о божественном одобрении случившегося:

«Божественное милосердие устроило вокруг нас удивительную череду событий… Даже среди неверующих не может возникнуть сомнения в том, что длань Господня вела все эти дела, так что не произошло ничего из того, на что мы надеялись или рассчитывали, зато Господь оказал нам иную помощь, совершив то, где человеческие планы были бесполезны». [587]

Самый успех экспедиции приписывался божественному соизволению. Это был лучший довод, который смогли представить крестоносцы. Император приводит рассказ о событиях начиная с августа 1203 года, обращая особенное внимание на лживость посулов Алексея IV — в частности, на его отказ выполнить обещания по договору в Заре, что стало основной причиной отклонения крестового похода в Константинополь. На него должна быть возложена ответственность за нападение брандеров (возможно, это обвинение не имело под собой оснований) и за причинение неимоверных тягот собственному народу. Мурзуфл был проклят как клятвопреступник, отказавшийся отдать Влахернский дворец в обмен за помощь крестоносцев Алексею. Кроме того, Мурзуфл был представлен как предатель и убийца, жестоко расправившийся с молодым императором. Последнюю попытку сохранить мир, когда дож встречался с греческим правителем, Балдуин описывал осторожно. В письме подчеркивался только отказ Мурзуфла подчинить православную церковь Риму, что должно было представлять для Иннокентия особый интерес. Балдуин последовательно приписывал божественному провидению все успехи крестоносцев — такие, как пленение иконы Богородицы и спасение кораблей во время нападения зажигательных судов. Естественно, это одобрение связывалось с правым делом крестоносцев. При описании последнего штурма Константинополя фламандец говорил об атакующих «во имя Святой Римской церкви и ради освобождения Святой земли». [588] Описывая штурм укреплений, он снова предпочел объяснять победу крестоносцев волей провидения: «По воле Господа огромные множества сдаются немногим воинам».

Не отрицая убийства множества греков, Балдуин предпочел опустить неприятные подробности творившегося насилия, грабежа и разбоя. Размер трофеев («неисчислимое множество») был отмечен при описании триумфа столь малой армии. Балдуин писал: «Можно смело сказать, что в истории не найти больших чудес, нежели свершившаяся с нами военная удача». Именно таким языком и такими гиперболами пользовались авторы после взятия Иерусалима во время Первого крестового похода в 1099 году. Как и замечательное достижение упомянутой кампании, экспедиция 1204 года просто должнабыла быть отмечена божественным одобрением. Ссылаясь на 98-й и 118-й псалмы, Балдуин писал: «Теперь мы не приписываем себе эту победу, поскольку десница Божия явила себя, и рука Его предстала на нас. Сие содеяно было Господом, и для нас это чудо из чудес». [589] Другими словами, отклонение в Константинополь вполне оправдано и не может быть осуждено.