В третью стражу. Трилогия (СИ)

   Ответ никак не давался, хотя Олег успел перебрать, кажется, все возможные варианты еще до того, как вскипел кофе. Рассмотрены были моральные проблемы, связанные, как с фактом убийства исторической личности, так и, возможно, десятков ни в чем не повинных французских граждан. И политические последствия не остались без внимания. И даже запутавшиеся - нежданно-негаданно - как черт знает что, отношения с женщинами, вернее с одной, присутствующей в опасной близости от границ его внутреннего пространства, и другой - далекой, отсутствующей физически, но присутствующей фигурально.

   "Возможно, - согласился с мелькнувшей вдруг мыслью Олег. - Возможно..."

   Возможно, все дело в том, что операцию по "наведению мостов" он придумал практически в одиночку, и... Ну, если верить, мемуаристам, такие операции проводятся не с кондачка, а готовятся долго и тщательно. А он... нафантазировал бог знает что, и послал зверю в зубы женщину, в которую влюблен.

   "Влюблен?" - вопрос непростой и, несомненно, требующий изучения, но, разумеется, не сейчас. Потому что сейчас, он в Париже, а она... в Москве.

   "Да что я пьян был что ли?!"

   Олег налил кофе в чашку, отхлебнул горячую горькую жидкость прямо вместе с гущей, не дожидаясь пока осядет, и "взглянул" на проблему "объективно".

   Честно говоря, было во всем этом немало странностей. И времени после "перехода" прошло, казалось бы, всего ничего, а ощущение, что всю жизнь в этом времени живет и в этой "шкуре" лямку тянет. Он даже начал как-то забывать, что является - и не только по образованию - дипломированным психологом. А между тем, тут было к чему приложить свои знания и умения. Вот только до этой ночи ему это и в голову не приходило. Он просто жил и "не тужил", даже тогда, когда занимался скучной и потому еще более утомительной рутиной. Последние три дня, например, Ицкович работал снабженцем при Вите Федорчуке, великом - без преувеличения - химике и подрывнике. Но и тогда, когда мотался по Парижу в поисках подходящего помещения или ингредиентов для адской машины, и тогда, когда сибаритствовал с сигарой в зубах, коньяком и женщинами - ну, да одной конкретной женщиной, но такой, что способна равноценно заменить добрую дюжину "женщин обыкновенных" - заниматься самокопанием, или по научному - интроспекцией, ему и в голову не приходило. А зря. Там, в глубинах сознания и подсознания творилось такое, что всем фрейдам и юнгам мира с друзьями их фроммами, такое и в страшном сне не приснится.

   "А старик-то вроде бы жив..." - вспомнил вдруг Олег. - И Пиаже в Женеве. А Выготский умер, царствие ему небесное, но живы-здоровы в Москве Лурия и Леонтьев... Не заговаривай мне зубы!"

   Это, и в самом деле, было похоже на попытку "запутать следствие", но Олег от соблазна уйти в бесплодные размышления "о времени и о себе" отказался и вернулся к главному. А главное заключалось в том, что в черепе Баста фон Шаунбурга, как ни крути, сидел уже не совсем Олег Семенович Ицкови ч. А вот кто там сейчас сидел, это и было страшно интересно узнать. И не только интересно, но и жизненно важно, поскольку от понимания того, что за оборотень возник первого января 1936 года в Амстердаме, зависело и все дальнейшее. В частности то, насколько Олег мог доверять нынешним своим инстинктам и импровизациям.

11.02

.36 г.

09

ч.

07

мин.

   Выстрелами силовые операции не начинаются, а, как правило, завершаются. Во всяком случае, так нам подсказывает логика. И опыт, до кучи, куда ж нам без "вечно зеленого древа жизни"?! И история учит, что зачастую один такой - решительный - "выстрел" требует совершенно невероятных вложений, имея в виду и время, и деньги... и амортизацию человеческих ресурсов. Калории и нервы тоже ведь сгорают несчетно, пока ты готовишь "публичное действие". "Выстрел", которому предстояло прозвучать тринадцатого февраля, потребовал от "команды вселенцев" - "Вселенцы, извращенцы..." - отнюдь не весело сострил про себя Ицкович - такой долгой и утомительной подготовки, что уже не ясно было, что и для чего делается. И управляется ли этот процесс, или их примитивно тащит, несет течением в пучину мировой войны, и нет никакой возможности избежать катастрофы - спастись из захватившего свои жертвы водоворота, наподобие того рыбака, о котором написал любимый Олегом Эдгар По. Но то ли из привычки все время что-нибудь делать, то ли из-за общей скверности характеров, компаньоны продолжали прилежно "работать" и упорно "трудиться", старательно обходя при этом мысли о будущем и этической стороне задуманной операции. Если все время помнить, что и как случится

потом

- там или здесь - совсем несложно с ума спятить, но вот как раз "

пятить

" никому и не хотелось.

   - Эээ... - потянул Олег, с сомнением рассматривая коричневатый порошок, высыпанный Виктором в обыкновенное чайное блюдце. - Ты уверен, Витя, что это оно? Героин, вроде бы, белый...

   - Это он в американских фильмах белый... - отмахнулся Федорчук -... когда-нибудь будет. А по жизни, он разный. Это ты, Цыц, еще афганской наркоты не видел. Там "друг наш Герыч", порой, такой видок имеет, что мама не горюй! И потом, тебе же клиент живым совсем ненадолго нужен, так?

   - Ну, если и помрет, не страшно, - согласился с этим разумным во всех отношениях доводом Ицкович и начал осторожно пересыпать отраву в аптекарский пузырек.

   Если попробовать рассказать в "той жизни" - в Киеве ли, в Иерусалиме, или в Москве, - что два образованных, интеллигентных, можно сказать, человека будут "бодяжить" в Париже, в кустарной кухонной лаборатории, - героин, вряд ли кто из близко знавших Федорчука и Ицковича поверил бы. Но факт. Как там говорил старина Маркс? Нет, мол, такого преступления, на которое не пойдет буржуазия при восьмистах процентах прибыли? Возможно. Но почти в то же самое время другой бородатый гений показал, на что способны такие вот интеллигентные, в общем-то, люди, как Олег и Виктор, если воодушевить их великими идеями. Разумеется, - Достоевский писал о "революционерах" и был абсолютно прав - как, впрочем, прав был и Маркс. И большевики, и национал-социалисты, и синдикалисты Бенито Муссолини - все они в том или ином смысле были революционерами. Но и бороться с такими "героями", способными буквально на все, можно только их же собственными методами, - чистоплюи быстро нашли бы себя на кладбище и отнюдь не в роли могильщиков.

11.02

.36 г.

11

ч.

42

мин.

   - Есть что-нибудь оттуда? - спросил Степан.

   Они сидели в кафе неподалеку от "химической лаборатории" Виктора и пили кофе с круасанами, маслом и конфитюром. Олег не отказался бы и от коньяка - особенно после вопроса Матвеева - но они уже перешли на "военное положение" и ломать дисциплину не хотелось. А Степа, разумеется, ничего "такого" и в мыслях не держал, поскольку на самом деле о "нашем человеке в ГРУ" - ну да, в РУ РККА, но разве в аббревиатурах дело? - ничего почти не знал. Если бы знал, - никогда бы не спросил. Но он в подробности посвящён не был, потому и поинтересовался. Спросил, и сердце у Олега сжалось от нехороших предчувствий. Сентиментальная мнительность подобного рода оказалась - ну, не диво ли?! - одинаково свойственна и настоящему арийцу и чистокровному, насколько вообще может быть чистокровным современный человек, еврею.

   - Нет, - покачал он головой. - Ничего... Но, может быть, позже... после тринадцатого проснутся...

   По договоренности, сотрудники разведуправления, - если решат все-таки идти на предложенный Бастом контакт, - должны дать объявление в одной из парижских газет. Тогда и только тогда, "место и время" встречи в Брюсселе - площадь перед дворцом Юстиции, первый понедельник марта - станут актуальными. Таня давным-давно должна была уже добраться до Москвы и рассказать товарищам о "странном" немце из Антверпена, но никаких объявлений господа военные разведчики пока не давали. Что это означает и означает ли хоть что-нибудь вообще, можно только гадать, но знать наверняка - невозможно. Оставалось надеяться и ждать, и Олег честно надеялся и не слишком честно ждал, коротая время с Таниной "подругой". Но это, так сказать, проза жизни. И не надо путать божий дар с яичницей. А о Тане Ицкович никогда не забывал и не переставал беспокоиться, даже развлекаясь со своей кузиной Кисси. Такая вот диалектика мужской души.