От каждого – по таланту, каждому – по судьбе

Но именно страдания, нищета и бесприютность, хотя и сроднили их, сделали необходимыми друг другу, но убили любовь. Без любви же Булгаков с женщиной жить не мог.

Тася, узнав о желании мужа уйти к другой, стала попивать. Булгаков – ноль внимания. Она считала, что главная причина их разрыва в том, что он стал «рваться к славе», а в этом она ему – не помощница. Он «все рассчитывал», рассчитал и этот свой шаг. Так, повторяю, считала Татьяна Николаевна. Спорить с ней мы не будем.

Т.Н. Лаппа Булгаков бросил «по-черному» – без средств, без жилья и даже без «профсоюзной книжки» (специальности у нее никакой не было). В апреле 1924 г. он с ней развелся.

Ушел Булгаков к другой женщине – Любови Евгеньевне Белозерской, только что вернувшейся из эмиграции со своим бывшим мужем И.М. Василевским (не-Буквой).

Если Т.Н. Лаппа была Булгакову верным другом в годы его мытарств, то Любовь Белозерская стала заурядным сексуальным партнером. Булгаков и сам не скрывал этого. Он любил ее «пышное тело», и этого было достаточно. К тому же и образованна она была не в меру лучше Таси.

И все же Л.Е. Белозерская не стала для Булгакова родным человеком. Когда сексуальные страсти поутихли, он понял – пора начинать новую жизнь.

28 февраля 1929 г. Булгаков познакомился с Еленой Сергеевной Шиловской. Как ударило: вот та, которая ему действительно нужна. И не ошибся. Она также полюбила его с первой встречи. Елена Сергеевна была женой советского генерала, у них уже было двое детей, муж страстно ее любил, а потому ее путь к Булгакову был «тернист и долог».

Но, как говорится, Бог Троицу любит: он стал ее третьим мужем, она – его третьей женой. Венчание по-советски, т.е. регистрация брака в ЗАГСе состоялась 4 октября 1932 г.

Елена Сергеевна стала не просто женой, она стала женой писателя, причем писателя высокоталантливого и травимого. Наконец, и он обрел ту, с которой мог быть спокоен за свою писательскую судьбу: она поможет, она охранит, а потом (он знал – она его переживет) и сохранит все им написанное. Ибо то, что эта власть ничего из им созданного печатать не будет, он знал также хорошо.

М.С. Чудакова выделила 1925-1927 гг. как рубежные между двумя литературами: русской и советской. Датировка вполне уверенная и точная, ибо с ликвидацией нэпа были одновременно убиты последние иллюзии на существование хоть каких-то свобод в режиме тоталитарного общества.

Именно в это трехлетие и даже чуть ранее начал свою литературную карьеру Михаил Булгаков.

23 января 1923 г. он пишет в Киев сестре Вере: «Я очень много работаю и смертельно устаю». В том же году он закончил «Дьяволиаду», но издать ее даже не помышлял. И все же в 1924 г. этот сборник рассказов вышел в четвертом выпуске альманаха «Недра». В следующем году «Дьяволиаду» выпустили отдельной книжкой, а в 1926 г. даже переиздали. Счастливое, казалось бы, начало.

В 1923 г. ночами (днем он готовит свои фельетоны для газет) Булгаков с увлечением работает над романом «Белая гвардия». Роман этот стал единственным в советской литературе произведением, где противоборствовавшая большевикам в гражданскую войну сторона показана не просто достойно, но так, что по прочтении книги у любого человека, если он только не фанат большевистской идеи, возникали симпатии к белым офицерам, – олицетворению лучших, благородных традиций именно русского офицерства.

Главный редактор «Недр» Н.С. Ангарский, симпатизировавший таланту Булгакова, хотел печатать «Белую гвардию» в своем издательстве. Но прочел осторожный В.В. Вересаев и отговорил: роман все равно не пройдет по «идеологическим причинам», а главному редактору это будет стоить карьеры.

Чтобы хоть как-то подбодрить вконец разобиженного автора, напечатали в «Недрах» уже готовую повесть Булгакова «Роковые яйца». Первые две части «Белой гвардии» успел опубликовать журнал «Россия» в 1924 г. И всё. Журнал закрыли. Окончание романа при жизни автора так и не увидело свет.

«Белая гвардия» принесла Булгакову больше огорчений, чем творческих радостей. Хотя до сего дня именно этот роман, наряду с «Тихим Доном» Михаила Шолохова, остается, пожалуй, лучшим художественным отображением братоубийственной гражданской войны.

М.С. Волошин, прочтя первую часть «Белой гвардии», тут же написал Н. Ангарскому: «Я очень пожалел, что Вы все-таки не решились напечатать «Белую гвардию», особенно после того, как прочел отрывок из нее в «России»… Как дебют начинающего писателя ее можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».

В январе – марте 1925 г. Булгаков пишет одну из лучших (в художественном отношении) и самую убийственную для советской идеологической системы повесть «Собачье сердце». Если кратко, то в «Собачьем сердце» рассказана «чудовищная история» о дворовой собаке, которая не просто сгодилась для работы в советском учреждении, но и получила «широкие социальные возможности» (М.С. Чудакова). А само имя Шариков стало нарицательным для новоделов советской интеллигенции.

В «Собачьем сердце» Булгаков нарисовал не просто шаржированный портрет строителя новой жизни. Ранее таких, как Шариков, именовали в России «чернью», а под пером Булгакова эта особь оборотилась классическим типом ГОМОСОСа (Homo Sovieticus), сиречь советского интеллигента. Именно такие верили всему слепо. Именно такие взялись строить коммунизм. Именно такие не работали, а революционные песни распевали. И именно они, как вирус, посеяли полную разруху в умах ошарашенных советских людей. Всё это увидел и обнажил гений писателя.

Написав эту вещь, Булгаков дрогнул – уж больно резко и зло. Не напечатают. Но все же показал ее Н. Ангарскому. Ему понравилось. Но и он испугался. Решил подстраховаться авторитетом Л.Б. Каменева. Тот, со страху, заглотил повесть за один вечер и, сменив белье, написал Ангарскому: «Это острый памфлет на современность, печатать ни в коем случае нельзя».

Все верно. Уж какая там печать даже в условиях нэпа такой повести. Как автор, Булгаков, понятно, надеялся – авось проскочит. Но Ангарский! Он-то на что рассчитывал? Эта повесть Булгакова пролежала в издательских закромах более 60 лет.

Ее хоть и не печатали, но она жила своей, отдельной и от автора, и от читателя, жизнью.

… В мае 1926 г. арестовали и выслали за границу редактора «России» И.Г. Лежнёва. А 7 мая заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягóда обращается со «строго секретной» бумагой к В.М. Молотову. Докладывает, что ОГПУ, выполняя решение Политбюро от 5 мая, предлагает для спрямления идеологической линии следующие мероприятия (среди прочего):

– закрыть сменовеховское издательство «Новая Россия»,

– произвести обыски (без арестов) у следующих сменовеховцев: Ю.В. Ключникова, Ю.Н. Потехина, В.Г. Тан-Богораза, Адрианова (Ленинград), А.М. Редко (Ленин-град), А.В. Бобрищева-Пушкина, М.А. Булгакова, М.В. Устрялова *.

7 мая Ягода предложил, в тот же день его подчиненные исполнили: на квартиру Булгакова явились люди из органов и стали «искать». Что им было нужно? Выражаясь современным языком, компромат. Любой и на любого. Изъяли: три тетради дневника писателя да нигде не печатавшуюся, но уже публично читанную, а, стало быть, хорошо известную в ОГПУ его повесть «Собачье сердце» (2 экземпляра).

Булгаков был потрясен. Повесть сгинула, ни одного экземпляра у него не осталось. Главное же – дневники. Они всегда более интимны, чем письма. Теперь их будут читать шариковы с Лубянки. Этого не снести. Поклялся: никогда более не писать дневников. И не писал.

Но и забирать права не имели. Его ведь не арестовали. Так, с какой же стати? И тут он впервые развернул активную кампанию по переписке с самыми высокими инстанциями. На этом деле он отточил перо прекрасно. И это уже скоро пригодится ему.

Булгаков понял: прочтя дневник, там всё поймут и всё про него узнают. Если его не арестуют после этого, то он сможет сражаться с поднятым забралом, ничего не боясь, ибо более открыто, чем в дневнике, он, конечно, нигде не высказывался. С другой стороны, и у власти теперь козырь против него: могут начать идеологические торги, а это самое противное – не заметишь, как и уступишь…