Вернуть на круги своя (СИ)

— Государь, вы звали меня? Я пришел. — Дверь бесшумно закрылась за моей спиной, и я отвесил своему «начальнику» короткий поклон.

— Проходи, Виталий Родионович, проходи… — Прогудел Ингварь Святославич из — за маленького, «секретного» стола… Я подошел ближе, и Государь, смерив меня долгим, абсолютно нечитаемым взглядом, вздохнув, толкнул по лакированной крышке стола какую — то бумагу. — Взгляни… Мне интересно, что ты скажешь по этому поводу.

Аккуратно, двумя пальцами взяв предложенную бумагу, я бегло ее прочел и пожал плечами.

— Полагаю, это донос на меня.

— Четвертый за этот год! — Неожиданно рявкнул Государь и, вырвав у меня из рук бумагу, зачитал вслух, мастерски подражая гнусавому тону одного из своих придворных лизоблюдов. — … В ответ, сей бесчестный негодяй отхлестал меня ножнами моей же шпаги и, заявив, что в иной раз просто выкинет меня с балкона, удалился, трусливо уклонившись от вызова на хольмганг!.. И можешь мне поверить, Виталий Родионович, остальные отличаются от этого доноса лишь в деталях…

— Ваше величество, вы приблизили к себе этих людей, значит, они вам для чего — то нужны. Не могу же я нарушить ваши планы, отправляя их на тот свет, одного за другим? — Пожал я плечами.

— Но зачем, скажи мне, зачем ты вообще их позоришь?!

— Прошу прощения, Государь… Вы же знаете, я зверею, когда слышу эти чертовы сплетни о Ладе! Сколько лет прошло, а свет никак не угомонится. И ладно бы, болтали «старожилы»! Молодежь — то безусая, куда лезет, а? В общем, пусть скажут спасибо, что я никого из них и в самом деле на хольмганг не вызвал.

— А что? Может и стоило бы, а? Распластал бы парочку охламонов своей знаменитой лопатой, глядишь, остальные — то и угомонились бы. — Неожиданно тихо предложил Государь, совсем не по — монаршьи, подперев щеку кулаком.

— Только в обмен на очередную ссылку в Каменград. — Буркнул я, и встрепенулся. Даже мандраж пропал. — Ва — аше величество, а с чего вдруг такое неожиданное внимание? Помнится, за последние два года, я не один десяток высокородных охламонов окоротил, а тут…

— Сын просил. — Со вздохом признался Государь. — Он, на прошлое Рождество с твоей Беляной познакомился, они же погодки, помнишь… А потом узрел, как ты боярина Мала в окошко вышвырнул… Вот и обеспокоился.

— Вот как… Опасается, стало быть, его высочество, наследник. — Протянул я. — Правильно делает. Я ведь на него и Родика спустить могу… с тестем на пару, вот уж кто, действительно, звери лютые. За Белянку, любому высочеству горячих насуют. И вообще, девочке только через месяц тринадцать исполнится! Рано ей еще об амурах думать, пусть выучится спокойно… Вон, графиня Смольянина на нее не нарадуется…

— Да тебя, старый лис, даже Рейн — Виленский уже боится. Весь двор мне запугал. А уж ежели еще и родственнички твои пожалуют… — Неожиданно фыркнул Государь, но тут же посерьезнел. — Учти, как только решу оставить сыну стол, первым делом тебя в отставку отправлю. Негоже Государю бояться начальника собственной контрразведки.

— Когда? — Тут же встрепенулся я. Вот будет счастье, когда с меня это «мучилище» снимут.

— Как ты там говорил? «Закатай губу», да? Еще лет пятнадцать — двадцать тебе этот воз тащить, не меньше. — Прищурившись, усмехнулся Государь. Нет, все — таки долгое общение со мной, изрядно испортило речь Его Величества… И это притом, что я — то в его присутствии, обычно предельно корректен! Вот, как, а?!

— Эх, а счастье было так возможно… — Вздохнул я. Но тут Ингварь Святославич посерьезнел и я подобрался. Шутки кончились.

— Ладно, посмеялись и будет. Поведайте — ка мне, господин директор Государева Училища Кадрового Резерва, вот о чем… Намедни, заходил ко мне Эдмунд Станиславич, принес доклад от Зарубежной стражи, и попросился в отставку. Дескать, все что мог, он для Руси сделал, теперь хочет пожить для себя. Почитал я принесенные им бумаги и возник у меня вопрос… А каким, собственно, боком, сгоревшее в своем авиньонском поместье, семейство Ротшильдов относится к делам старика?

— Так, может, его и спрашивать надо? — Пожал я плечами, одновременно мысленно делаю пометку устроить нагоняй своим подчиненным за нерасторопность. Мне на стол эта, в прямом смысле, жареная новость пока не поступила. Упущение, однако.

— Спросил. А он только улыбается хитро, да на вас с князем Телепневым кивает. Дескать, это вы в свое время «Красный щит» прищучили. Вот, кстати, как это так? «Прищучили» несколько лет назад, а сгорели они два дня тому а, Виталий Родионович?

— А что, ваше величество, сведений о смене посла Иль — де — Франс в Хольмграде, не поступало?

— Иногда мне кажется, что ты, Виталий Родионович, откуда — то, то ли с Новгорода, то ли с Одессы… — Потерев переносицу, вздохнул Государь. — Также любишь вопросом на вопрос отвечать. Ну да ладно. Да, завтра должен прибыть новый посол. Доволен? А теперь, рассказывай. Заодно и о том поведай, к чему был этот вопрос о французском дипломате.

— С этим проще всего, Государь. Ежели посла сменили, значит, смерть Ротшильдов, дело рук Второго Бюро, в смысле, моих прямых коллег из Иль — де — Франс. Это ведь «Красный щит» на корню скупил все французское министерство внешних сношений, вместе с его разведкой…

— И?

— Так ведь, вспомните историю с Зееландом. Грегуар, дворецкий мой, именно из той службы был. За денежку большую, чуть семью мою не угробил. Нет, о том, что он на Иль — де — Франс работает, мы узнали, едва он на службу ко мне устроился, а вот то, что службу эту, он совмещает с работой на Ротшильдов, раззявивших пасть на мои патенты, мы с Телепневым, поначалу, упустили. Зато, вскрыли контакты французов с парой чиновников Особой Канцелярии и с боярином Шолкой. Последний, как оказалось, с господами дипломатами давно шашни крутил…

— Не отвлекайся, Виталий Родионович, дельно говори. — Дернул подбородком Ингварь Святославич.

— Хм. Я тогда уже в Инсбруке был. Там, меня и нашел некий молодой, подающий надежды журналист, репортер парижской газеты «Матэн», Жерар Верно, он же, аспирант Второго бюро, Жерар Сегюр. Французские контрразведчики, как оказалось, довольно давно вели наблюдение за своими шустрыми коллегами из дипломатического корпуса, но из явных ниточек к их «владельцам» они определили только Грегуара, а тот все время был при мне… Вот мы и обменялись, «по дружески», кое — какой информацией. Он мне «открыл глаза на то, какую змею я пригрел на груди», а я обещал ему полный ментальный допрос Грегуара… перед смертью. Вот так… А что касается причин, почему Ротшильды сгорели только сейчас, то… у вас, Государь, есть Зарубежная стража и свой дипломатический корпус, вот пусть они и доискиваются. А мне и своей работы хватает…

— Какие интересные отношения сложились меж моими тайными ведомствами, а? — Деланно удивленно проговорил Государь, и, словно бы вскользь, добавил, недовольно постукивая пальцами по лакированной крышке стола. — Может, стоит объединить вас всех в одно министерство?

— Никак нельзя. Зажремся, обленимся, и перестанем работать. — Я развел руками. — А так, у нас нормальные, рабочие отношения. Здоровая конкуренция, можно сказать. Но ведь, действительно, не поймут меня ни глава Зарубежной стражи, ни министр иностранных дел, ежели я в их епархию полезу…

— Тоже верно. — Согласился Ингварь Святославич и, помолчав, заговорил тихо и вкрадчиво. — Ну да, об этом можно и после поразмыслить. А сейчас, Виталий Родионович… скажи — ка ты мне, как на духу. Не ты ли сам, тех Ротшильдов пожег?

— Никак нет, ваше величество. — Вытянулся я во фрунт. — С ними, французы разобрались без малейшей моей помощи.

— Думаешь, я в это поверю? Я ж тебя знаю, ты за семью глотку перегрызешь. Грегуара — то, не постеснялся собственными руками удавить? Так, чем Ротшильды лучше? — Повысил голос хозяин кабинета.

— Государь, хочешь — казни, хочешь — сошли. Но в смерти этих мироедов, моей вины нет. Сами они себе яму вырыли, сами в нее и легли, когда одну из опор трона, себе под задницу умостить вздумали.