СССР-2061. Сборник рассказов. Том 1

Зал рассмеялся.

— Да, сегодня, по прошествии стольких лет всё это кажется смешным, но, чёрт возьми, это было самое страшное время в моей жизни. Время, когда я приехал в СССР.

Снова смех в зале и одобрительные аплодисменты. Улыбаясь, мужчина привычным движением поправил очки. Операция по коррекции зрения заняла бы не дольше пары минут, к тому же была абсолютно безопасна, но, как говорится "привычка — вторая натура", а он уже привык к очкам.

— У каждого человека есть мечта, — продолжил мужчина, — кто-то воплощает свою мечту в жизнь, кто-то — нет. Для кого-то она тяжёлый груз, для кого-то — ветер в парусах. В чьих-то мечтах есть место только "я". В другие мечты могут вместиться и "мы". Но в конкурсе на лучшую мечту обязательно победила бы та, в центре которой "они". Я, кстати достоин только второго места, в своей мечте я не забывал о себе.

Шутка вызвала очередную поддержку зала, и мужчина почувствовал, что окончательно успокоился. Он знал большинство из этих людей не дольше года, но ему вдруг захотелось быть перед ними предельно честными, рассказать им всю правду.

— Мне легко далась учёба в Оксфордском Университете. Возможно, потому что мой отец там преподавал, — из-за смеха мужчине вновь пришлось выдержать паузу, — а может быть потому что там преподавал мой дед.

На этот раз пауза была значительно дольше, а овации — громче.

— Но насколько легко мне давалась учёба, настолько тяжело мне давалась жизнь. Знаете, историк — это обязательно человек из прошлого. Историк не может быть современным, иначе он — плохой историк. Я старомодный человек, я до сих пор пользуюсь обычным телефоном, — в доказательство этого мужчина достал плоское устройство, состоящее из одного лишь экрана, — до сих пор не могу привыкнуть к галофонам и к их трёхмерным изображениям собеседников. Такой человек как я должен был умереть там, где родился, и может быть так оно и случилось бы. Возможно, я сейчас не разговаривал бы с вами, а преподавал бы историю в том же Оксфорде. Я бы прожил неплохую тихую спокойную жизнь. Но этому не суждено было сбыться и это так только лишь потому, что у меня была мечта.

Автоматические столы давно поменяли пустые фужеры, спрятав их где-то в своих недрах. Оттуда же, из глубин механических внутренностей, перед сидящими появлялись новые напитки, а салаты за некоторыми столами давно сменились на горячее.

Эти столы недовольно щёлкнули — сенсоры не уловили движения рук к тарелкам, а потому спрятали блюда обратно, пока они не остыли. Сидящим в зале было не до еды — единственное, что их сейчас интересовало — это человек на сцене.

— Для Европы этот проект оказался слишком масштабным. Он требовал серьёзных вложений, больших территорий, а территория — это то, чего в Европе всегда не хватало. Мне предлагали уменьшить амбиции, пойти на компромисс, но разве можно поделить мечту пополам и быть довольным тем, что от неё осталось? В Америке ситуация в корне поменялась. Всего около недели поисков нужного человека окончились, как я тогда думал, успехом. Проект был принят и тщательно изучен. Ещё через неделю инвесторов было так много, что даже если половина из них в итоге отказалась бы, денег всё равно оставалось достаточно. Мне казалось, что я самый счастливый человек на свете. Это ощущение сохранялось во мне в течение нескольких месяцев, пока я не начал замечать определенных нововведений и корректировок, вносимых в проект. Первым ударом стали сувенирные лавки по всему парку. Я пытался возражать, что в бронзовом веке не было, и не могло быть никаких сувенирных лавок, и тогда я впервые услышал это слово — "рентабельность". В моей мечте не было рентабельности. Моя мечта должна была служить совершенно иным целям, отличным от получения прямой денежной прибыли. Русские горки, прошу прощения, — поправил себя мужчина, — вы называете их "американскими". Американские горки над викторианским Лондоном.

В зале послышались и смешки, и недовольное ворчание. Присутствующие были возмущены подобными предложениями.

— Уже через месяц повсюду в моём проекте красовались нововведения, единственной целью которых было получение прибыли — аттракционы тут и там, кинотеатры, торговые залы. Мой Парк Истории Цивилизации постепенно превращался в парк развлечений, и я совершенно ничего не мог с этим поделать. Там где школьники должны были бродить, поражаясь величию римским архитекторов, пытаясь понять быт античного человека, сегодня они должны были покупать мороженное и участвовать в видео-играх о гладиаторах. Я уехал, так и не дождавшись окончания строительства, и позже во всех интервью я отрицал свою причастность к этому проекту. Вполне успешному, кстати говоря.

Мужчина глубоко вздохнул:

— Я не хочу сказать, что это плохо. Да, люди потратившие деньги на этот парк должны были что-то получить взамен. Но я предлагал им вовсе не деньги, а нечто гораздо большее. Я предлагал им превратить это место в центр и одновременно музей мировой культуры. Место, где обязан был бы побывать всякий образованный человек, место, где мы бы лучше понимали нашу историю. То, что сделали они — это не плохо, это иначе. Совсем по-другому. И совсем не то, что предлагал я.

У кого-то зазвонил галофон, он, виновато улыбаясь, отключил сигнал и вновь всё внимание вернулось к выступающему.

— Сергея я встретил на одной из исторических конференций, я уже тогда вновь был обычным британским преподавателем. Это был первый человек из СССР, с которым я разговаривал дольше пяти минут. Честно сказать, мне он не очень понравился.

Шутка оказалась смешной ещё и потому, что сам Сергей находился в зале. Этот высокий худой мужчина с короткой бородкой находился за одним из передних столиков. Он кланялся взглядам присутствующих, широко улыбаясь.

— Сейчас вы видите его улыбчивым, и многие из вас знают его как человека с прекрасным чувством юмора, — продолжал выступающий, — но вот только там, в Европе он был совсем другим. Хмурый и напряжённый. Позже мы обсуждали с ним это. Как западу так и не удалось примириться с идеями Советского Союза, так и гражданам страны Советов так и не удалось изжить образ "западного врага". Сергей общался со мной так, будто я представитель ЦРУ, впрочем, по его признанию, сам я общался с ним так, будто он не кто иной, как агент КГБ.

Сергей закивал головой, показывая, мол, да, так всё и было.

— Не знаю почему, но мне захотелось поделиться с Сергеем своей погибшей, как я тогда считал мечтой. Едва он услышал о Парке Истории Цивилизации, как поразил меня своими знаниями об американской его, как я теперь её называю, копии. Почему-то я был уверен, что граждане Союза вообще не знают о происходящем в мире. Сергей отозвался о той моей идее довольно скептично, но всё изменилось, когда я рассказал ему о первоначальном плане — том самом без горок и видеоигр. Уж не знаю, что тогда нарисовало его воображение, но этот "безумный русский" вскочил и начал ходить взад-вперёд по комнате. Он что-то там бормотал о том насколько это гениальная идея, о том каким прекрасным местом смог бы стать этот парк. В общем, он говорил то, что я итак знал.

Мужчина провёл пальцем по экрану на тумбе, за которой он выступал, и снизу, механизм такой же, как у автоматических столиков, появился стакан воды. Извинившись перед публикой, выступающий сделал небольшой перерыв в речи для того чтобы попить.

— Из Москвы мне позвонили, как сейчас помню, рано утром. А уже к вечеру у меня на руках были билеты. Вот только ехать мне совсем не хотелось. Я уже упоминал это — Советский Союз представлялся мне чем-то очень странным, даже страшным. Помню, уже в самолёте я сто раз пожалел о том, что лечу. Мне было страшно — я едва знал язык, я был напуган слухами об этой стране. Первые несколько дней я дрожал от каждого шороха за дверью гостиничного номера. Я всерьёз был уверен, что за мной придут, как это называется, "мужики" и потребуют от меня раздать всё, что есть советскому народу. Был уверен, что потом поведут на расстрел. А если и не "мужики" придут, то агенты КГБ и это тоже в итоге закончится расстрелом.