Концерн

Было еще одно судно – оно стояло ближе к выходу из бухты. Это, так сказать, плавбаза с рабочими, мастерами, инженерами на борту. Там же находились запасные части, запас топлива, пара-тройка станков, буде возникнет в них необходимость. По образу этой шхуны в Порт-Артуре сейчас готовился пароход-матка.

А вот в конце причала, на который взошел Песчанин, у поперечной перекладины стоял только один кораблик. Антон даже остановился, едва взойдя на настил, любуясь этим красавцем со стороны. Непривычные для этого времени хищные очертания, скошенный острый форштевень, высокий полубак и относительно высокие для такого класса борта – не строили сейчас так, позже – да, но не сейчас. Две слегка скошенные назад невысокие трубы, сужающиеся кверху, образуя в профиль неправильную трапецию. Узкая надстройка, вытянувшаяся назад от широкой, на всю ширину корабля ходовой рубки и мостика. Два орудия – одно на полубаке и второе на юте. Орудия – самые обычные «викерсы», но это если не присматриваться. При детальном изучении в глаза бросался необычный затвор – он чем-то походил на немецкие клиновые, но столь же и отличался, позволяя значительно увеличить скорострельность. Сейчас в Порт-Артуре уже было налажено производство этих затворов – не так чтобы конвейер, но клепали потихоньку. Калибр особого уважения не внушал – всего-то семьдесят пять миллиметров, но это с чем сравнивать: для этого класса вооружение очень даже ничего. Главное же оружие этого кораблика покоилось в высоком полубаке: внутри него располагались четыре торпедных аппарата – по два с бортов, один над другим, закрывающиеся одной большой овальной крышкой. Специально под эти аппараты в полубаке были сделаны впадины, что позволяло выстреливать торпеды прямо по курсу. Раньше они были замаскированы наваренными тонкими листами железа, которые придавали бортам совершенно обычную форму. Теперь в них необходимости не было, и их срезали. Мачты не видно – сейчас она завалена ввиду отсутствия необходимости. Эсминец словно стелился над водой.

На борту белой краской начертано имя этого красавца: «Росич». Он был первым в ряду, но совсем скоро появится целая плеяда таких «росичей». Недалек тот момент, когда они будут заложены, деньги разыскали, так что четыре красавца из этой серии к началу войны уже будут готовы. Как только они будут спущены на воду, где и станут достраиваться, начнутся работы по еще четырем миноносцам. Всего к прибытию адмирала Макарова концерн предполагал ввести в строй девять миноносцев – с учетом «Росича», разумеется. Третью серию закладывать не планировалось, так как уже только эти две растрясли их мошну чуть не до самого основания, обложив кредитами по самую маковку.

Любуясь кораблем, Антон вспомнил, сколько всего было сделано, прежде чем этот хищник появился на свет. Ради этого они врали, убивали, стали казнокрадами, фальшивомонетчиками, превратились в процветающих дельцов, в самых настоящих дальневосточных магнатов. Но то, что он видел сейчас, наполняло его сердце гордостью, потому что все это было не напрасно. Конечно, предстояла еще война, настоящий экзамен для них, который должен был показать, стоило ли это всех затраченных усилий. Но сейчас он ощущал такой подъем, что был готов горы свернуть.

Над трубами дрожало марево и вился легкий дымок – понятное дело, корабль готов к выходу в море и котлы держат под парами. Даже на полном ходу дым из труб будет настолько жидким, что с расстояния уже в десять кабельтовых его будет не видно. Сгорающий в топках мазут не дает такого количества дыма, как даже хваленый кардиф, а значит, и не будет демаскировать эсминца в боевых условиях.

Пять месяцев. Пять долгих месяцев Песчанин выжимал все соки из себя, команды корабля, в подавляющем большинстве состоящей из восемнадцатилетних пацанов да четверых кондукторов-отставников. Досталось и кораблику: машины работали на пределе возможностей, время от времени давая сбои. Тогда в дело включались специалисты и рабочие, выявляя причины и на ходу решая возникающие проблемы.

С чем ни разу не возникло проблем – так это с котельной установкой и котлами. Инженер-самоучка, владелец верфи в Нижнем Калашников, несмотря на свою эксцентричность, порой несносный прямой характер, был поистине настоящим самородком. Разработанная им система подачи мазута работала как часы, облегченные котлы давали достаточное количество перегретого пара, будучи значительно легче всех известных типов. С экономичностью выходило не очень, но это с чем сравнивать: если с системами конца двадцатого века – то да, а для настоящего… Аналогов этим установкам и котлам еще не было.

С Калашниковым приключилась беда: так уж вышло, что его сильно ударил разразившийся кризис, верфь имела все шансы пойти с молотка, – но концерн вовремя сумел разыскать средства, и его заказ буквально вытянул из ямы предприятие Калашникова. Оно и к лучшему: не должны такие люди умирать в нищете, и вообще они должны иметь возможность творить на благо Родины.

Это был настоящий и трудный экзамен для «Росича», который, казалось, стонал всем натруженным корпусом и механизмами, когда машины замирали. Ходовые испытания перемежались проверкой вооружения. Артиллерия сразу же дала сбой. Уже после десятка выстрелов выявились дефекты, а вернее, недоработки по прочности фундаментов и дуг, которые пришлось укреплять, а по сути – чуть не переделывать наново. Не все слава богу было и с оптикой, у которой сбивалась прицельная сетка после того же десятка выстрелов. Опять специалистам в походных условиях, используя плавучую мастерскую на шхуне, пришлось решать трудную задачу. Но осилили. Недостатки учли – с последующими таких сбоев уже не будет. Всего расстреляли по три сотни снарядов на орудие – и даже при использовании болванок вместо начиненных взрывчаткой снарядов отправили на дно три из четырех мишеней.

Торпедное вооружение показало себя с наилучшей стороны, правда, предельная дистанция, с которой можно было уверенно использовать торпеды, составляла всего тысячу метров, и это по неподвижной мишени. Чтобы не потерять дорогих мин, стреляли в сторону мелководья. Понятно, что использовали учебные мины, которые не имели взрывчатки, и после того как двигатель отрабатывал свое, они всплывали, но и они были дороги, да и взять их было неоткуда. Потом разыскивали при помощи водолазов, работавших в холодной воде не более получаса, поднимали на борт шхуны, приводили в рабочее состояние и вновь пускали в дело. Наблюдатель на шхуне вполне компенсировал отсутствие взрывов, докладывая о попаданиях и промахах. Но даже вот так, без взрывчатки, просто бодая борта многострадального суденышка, тяжелые мины наделали течей в обшивке шхуны, и без того дышавшей на ладан. Приходилось производить ремонт, на ходу конопатить, подводить пластыри. Попрактиковавшись в стрельбе по неподвижной мишени, стали тянуть ее на буксире – скорость так себе, не больше пяти-шести узлов, но все же немедленно возникли трудности: дальность уверенного выстрела сократилась до восьмисот метров. И это при том, что при скорости в сорок узлов торпеды проходили дистанцию в две тысячи метров, а в тридцать узлов – в четыре. Небывалый результат для настоящего времени.

Великолепно проявили себя прицелы на сдвоенных «горских», как уже по праву именовали пулеметы Константина Викторовича. На пулеметы установили трехкратную оптику, которая уже, по сути, прошла испытания на винтовках, только там использовались четырехкратные. Разумеется, снайперской стрельбы не получалось, но зато пулеметчики вполне уверенно могли засыпать свинцовым дождем не все судно, а какую-то определенную часть.

К исходу навигации невозможно было взглянуть без боли на людей, которые практически все это время работали в авральном режиме. Как ни крепок был Антон, но он-то как раз выглядел хуже всех, так как в сутки едва ли отдыхал по три часа, стараясь вникнуть и успеть везде. Проблем хватало, но в целом и корабль и люди выдержали это испытание с честью. Недавние мальчишки за это время успели заматереть и сколотиться в настоящую команду.