Избранница Павла (СИ)

"Даже расстроились мои курсанты. Гм. Все порывались алкогольный подарок свой всучить. Да и Ваня этот Мещеряков, тоже вроде нормальный пацан, оказался. Хоть и старше Колуна лет на восемь, а разговаривает по-человечески, без зазнайства. Вот, уж с такими-то хлопцами летать и воевать вместе мне нисколько не зазорно было бы. Хм. А у курсантов-то, как глаза горели, когда мы после учебного боя майору докладывали. Видать сильно им понравилось со мной учиться. Оно и понятно, вместо занудства в классе, петли и бочки крутить, и на гашетки давить. Хоть и учебные, а все ж патроны. И как от стрельбы своих пулеметов самолет вздрагивает, и как чужие пули по крыльям щелкают, прямо кожей ощущается. Да и как твоя собственная трасса с искрами по чужому фюзеляжу бьет. Вот уж этот фейерверк увидеть тоже неизгладимое впечатление. Даже немного страшновато было. А ну как это клеенное остекление дробь в кабину пропустит? А я ведь и сама, можно сказать, впервые в воздушном бою побывала. Играли мы, конечно, в такие бои в аэроклубе. Но вот сегодня совсем иначе все это ощущалось. Оказывается, зашкаливает адреналин, когда от пластмассовых очередей уворачиваться пытаешься. И как я ни старалась, а все же сбили меня пару раз. Зато я сама этих орлят раз по пять-шесть каждого завалила. Эх! Было бы пуль побольше! Но последнюю сотню я все же, лучше для нашей 69-й бригады сберегу. В общем, день мой прошел неплохо, что-то нам вечер сулит? И что бы он там ни сулил, бегите прочь мои тревоги и печали. Я ведь сегодня асом стала, хотя и условным".

В кармане у Павлы лежала выписка из летной книжки на очередные летные часы. Показывать эту бумажку Петровскому она пока не планировала, но отказываться от налета тоже не собиралась.

— Давно ждете, Марина?

— Нет, всего минуты три, как пришла. У вас какая-то радость случилась?

— Да так, сегодня в учебных боях блеснуть получилось, вот и вся радость. Просто люблю я свою работу хорошо делать.

— Понятно. Ну что у нас с билетами?

— Пока не знаю. Но нам с вами у самой кассы стоять нужно.

— Зачем?

— Поверьте, это важно.

Павла огляделась, наконец, она заметила черную эмку, приткнувшуюся у тротуара. Из нее высунулся тот самый сержант госбезопасности Тополев, и лениво махнул ей рукой. Мол "сюда подходи!". Сделав вид, что она его не видит, Павла поглядела на часы, потом на входную дверь в театр, и небрежно пожала плечами. Марина просто стояла и ждала. По ее лицу было видно, что она немного волнуется.

"Ничего Марина. Никуда эти билеты от нас не денутся. А если он нам мелко мстить станет, то, думаю, потом сам не рад будет. Если я что-нибудь в чем-нибудь понимаю, то Юрасов его, как перчатку натянет за малейшую попытку срыва моей комбинации. А вот, когда нужда во мне пропадет, вот тогда этот сержант может Марине начать нервы трепать. М-да. Хотя радует, что Павел Колун им пока все же нужен. Судя по всему, здесь в Харькове решение о поддержке проекта уже принято. Осталось, видимо, согласовать все это с Москвой".

— Знаете, Марина. Если этот деятель не принесет билеты, то мы можем ведь, просто погулять. А потом в ресторанчике каком-нибудь посидим. Не пропадать же вечеру.

— Да необязательно, Павел. В другой раз…

— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

— Обращайтесь, товарищ сержант госбезопасности.

— Я приношу вам свои извинения, вот ваши билеты.

— Ваши извинения приняты.

— Я могу идти?

— Можете, сержант. Всего наилучшего вам.

— И вам, товарищ старший лейтенант, всего хорошего.

"Жми-жми руку, паренек. Не для поцелуя же подаю. А мне и вовсе даже не зазорно тебе свою руку протянуть. Я ведь даже с бомжами дворовыми и с дворником нашим всегда за руку здоровалась. И моя рука от этого грязнее не стала. И хотя ты все же дрянь-человек сержант, но у тебя когда-нибудь могут родиться хорошие дети, которые будут любить театр и цирк. Хм. Интересно все же. И чего это он такой шелковый был? Даже глазки потупил "ангелочек". Аааа! Вон оно, в чем дело, оказывается! Просто на полпути к машине за сценой нашего примирения сам товарищ Юрасов наблюдает. Вон даже кивнул мне, главный контрразведчик Харькова. Кивнем в ответ, да и в зал пора идти. Два звонка уже было".

Через окошко за этой сценой со смешанным с ужасом восхищением наблюдала еще одна пара глаз. Это были глаза вчерашней девушки-кассира. Но что эта девушка успела углядеть в этой сцене, и о чем завтра будет рассказывать своим знакомым, Павле было уже абсолютно безразлично.

— Павел, что это было?

— Да вроде бы это утро они тут так изображают. Видите, солнце встает. Замечательные декорации!

— Я не про спектакль, я про то, как сержант госбезопасности у вас прощения просил.

— Ах, это. Да понимаете, Марина, я хамства не терплю ни в какой форме. Вот поэтому иногда глупости и делаю. Но в этот раз все ведь благополучно закончилось.

— Странный вы человек, Павел. А то, что на лице этого сержанта синяк большой, это случайно не ваших рук дело?

— Марина, ну какая вам разница? Вам, что не нравится этот спектакль?

— Нравится. Но зачем вы, Павел, меня снова в театр пригласили? Разве только, чтоб спектакль смотреть?

— Марина, разрешите я вам все после спектакля скажу?

— Товарищи, имейте же совесть, это же театр!

— Простите, товарищ, мы больше не будем…

Спектакль закончился. Глаза Марины горели восторгом, но сама она молчала. Павла тоже не спешила начать разговор.

— Марина, погулять мы, к сожалению, уже не успеем, мой поезд всего через час. Разрешите я вас до дома провожу?

— Хорошо, Павел.

"Э-э-эх! Небось, думает "харьковская Золушка", что сейчас этот "принц на краснозвездном коне" ей в любви признаваться будет. А нам ведь с ней прощаться нужно. Во всех смыслах и навсегда. Вряд ли она поймет меня и простит. Женщины не прощают такого, мне ли этого не знать. Я ведь, когда Ванька женился, три дня тогда плакала. Это потом все сгорело и травой сквозь пепел проросло. Вот уж и правда – "Поматросил и бросил". Сколько еще вот таких же фантазерок мне на моем новом жизненном пути встретятся. Ведь будут верить, что я им судьбой послан. А судьбе на наши планы…"

— Простите меня, Марина!

— Павел…

— За все меня Марина простите… если сможете.

— Пожа…

— Не могу я вам всего рассказать, но поймите! Нам обязательно нужно расстаться.

— Это я…

— Вы тут совсем ни причем. Марина у меня нет, и больше не будет женщины. Никогда!

"Угу. Ну да, и была-то у меня по-настоящему всего одна женщина. Чур, меня, чур! Гхм. Правда, если еще ту Тамару не считать. Не могу я этим развратом заниматься. Притворяться не могу".

— Боже мой!!!

— Вы неправильно поняли меня, Марина! Я не враг нашей Родине. Я обычный советский человек, вот только жить мне осталось совсем недолго.

— Сколько бы ни было! Павел…

— Нет, Марина! Все решено. Я скоро уеду и надолго. Потом… потом, может быть, даже вернусь. Когда, не знаю, и врать не хочу. Даже тогда между нами ничего не должно быть. Вас наверняка будут спрашивать обо мне, может быть даже этот самый сержант. Просто скажите, что как познакомились, так и расстались. Не вздумайте меня выгораживать. Надо будет написать то, что вас попросят, напишите. Скажут, что я враг народа, соглашайтесь. Мне это навредить уже все равно не сможет. Видите? Даже сегодняшним невинным походом в театр я уже подверг вас опасности.

— Павел!

— Марина! Я вас прошу! Я хотел бы быть вам братом или другом, но даже этого позволить себе не могу. Пожалуйста…, забудьте меня. И простите!

"Прощай, и ничего не обещай, и ничего не говори. А чтоб понять мою печаль в пустое небо посмотри". Вот и все. Снова чувствую себя героиней мелодрамы. Все кончилось, но жить-то нужно. Прощай подруга. Хотя какая ты мне подруга? Поклонница-воздыхательница, блин. А теперь и вовсе обиженный мной человек. Да, мы с ней еще много раз увидимся, но уже просто, как со слегка знакомым человеком".