Избранница Павла (СИ)

— Но Павел Владимирович! Я же вас…

— Тихо! Охотно верю. Особенно если учесть, что вам было обещано в обоих случаях и если удастся ваше задание и если оно провалится. Значит так, слушайте меня и не перебивайте. Сейчас уходите, и скажете своему начальству, мол у старлея после дневных полетов и сил уже больше не осталось. И вообще он себе слово дал, пока с войны не вернется никаких баб не тискать. Вам ясно?

— Вы думаете, я…

— До конца дослушайте! Подставлять я вас не хочу. Задание у вас было, сказок тут рассказывать не надо. А задание командования надо выполнять. Понимаю, жизнь ваша такая, как сейчас далеко не сахар, даже после той лагерной тужурки. Но в данном случае вашей вины не будет. И еще добавьте им, что мол обещал он, как из Монголии вернется, обязательно проведает, а пока просил не беспокоить.

— А вы правда приедете?

— Врать не хочу, не знаю. Тут уж, как карта ляжет. Так ведь у вас обычно говорят?

— Откуда вы…

— Не откуда. Ладно, идите, Валя. Ловите настоящих шпионов. В этом я желаю вам удачи.

"Еще одной мечтательницы на мою голову не хватало. И как теперь заснуть, что б на завтрашних "полетушках" мордой в землю не очнуться? Мдя-я. Скорее бы уже уехать! Не ну вот ведь гадство какое!".

Первыми на три дня раньше отправили техников и самолеты на платформах. Оставшиеся пилоты еще несколько учебных боев провели на старых учебных машинах, и уже перед самым отъездом передали всю учебную технику новым курсантам прямо на аэродроме 69-й бригады "Скоморохи". Потом отправка прицепным вагоном, без оркестра и речей. Поезд двигался не слишком быстро. Несколько раз даже простояли, пропуская воинские составы стягивающиеся к той же дальневосточной цели. В вагоне было скучно. Сначала пилоты читали книги и журналы, резались в карты и шахматы. Но через три дня однообразие дороги начало сказываться. Охрана НКВД бдила круглосуточно. Из поезда никого не выпускали. Еду приносили прямо в купе. Павла использовала нежданный отдых самым эффективным способом. Часов по двенадцать в сутки отсыпалась, остальное время учила языки. Кувшинов по ее просьбе прислал сразу несколько самоучителей и разговорников. Начала она естественно с монгольского и японского, потом, в качестве отдыха, перешла к польскому, после к румынскому, затем настал черед эстонского, финского и норвежского. Вскоре, когда стало понятно, что охране надоело смотреть на читающего пилота, и Павла наконец смогла начать нормальное изучение всего двух языков – польского и финского. Выбор был обусловлен ожидаемыми конфликтами. А вот в японский она глубоко решила не лезть. Несколько фраз она выписала и заставила командиров звеньев научить подчиненных, пообещав зачеты с пристрастием. Пары расхожих фраз всему личному составу должно было вполне хватить, чтобы в случае чего продемонстрировать, что японец учит русских гайдзинов не только за хвостом следить. Наконец вагон прибыл на растревоженную словно муравейник железнодорожную станцию. На запасных путях разгружались составы со снарядами и горючим. Через два часа за пилотами пришла пара грузовиков и постылый комфорт купе и коридора был сменен на пыльный тент и деревянные скамейки.

Вот и она, Монголия. Пыльное пекло. Сквозь закрытый тент грузовика даже разглядеть ее толком не удалось. Над головой раскинулся купол звездного неба, усыпанный мириадами звезд. Звезд на которые почти так же взирал когда-то потрясатель вселенной и местный уроженец Темуджин Чингиз Хан. Пилотов сразу отправили в барак. Но Павла задержалась на аэродроме. Под бдительным взглядом нескольких охранников, она прошлась по площадке между ангаров и зачем-то решила заглянуть в один из них. В тот, у которого стояла вооруженная охрана с винтовками.

"Наверняка, там мой полуреактивный отпрыск стоит. Ну хоть бы одним глазком глянуть, чтоб потом спалось безмятежнее. О! А это что за чучело?".

— Стой, кто идет?

— Стою, я и иду!

— Стой, кто идет?

— Ладно, красноармеец, моя фамилия Колун. Слыхал? Какие у вас на этом инструкции?

— Не могу знать! Мне просто приказано никого без сопровождения старших командиров особой эскадрильи не пускать.

— Ну так и не пускай никого без меня. А я и есть один из старших командиров особой эскадрильи. Так что меня можешь смело пускать.

— Никак нет, не могу. Надо разводящего вызвать.

— Ну так вызывай давай. Долго я буду тут стоять?

Повернув два раза рубильник звонка, похожий на те, что стояли у дверей харьковских квартир, часовой снова замер с винтовкой старательно не глядя на фигуру остановленного нарушителя. Через три минуты показалось заспанное лицо сержанта.

— В чем дело, красноармеец Зяблик?

— Не пыли, сержант. Моя фамилия Колун. Где у вас список допущенных к этому объекту?

— Товарищ лейтенант, предъявите ваши документы.

— Молодец, что спросил – нá, гляди. Все правильно?

— Что вы дальше собираетесь делать?

— Ничего не собираюсь делать, просто хочу вместе с вами зайти в ангар осмотреться, после этого я спокойно покину территорию объекта, и отправлюсь в казарму спать.

"Задумалось местное "разводило". Лицо вроде бы неглупое, глаза внимательные, но лоб у товарища сержанта упрямый. Небось сейчас свое начальство вызывать будет и о задержании не вовремя пришедшего посетителя рапортовать".

— Ну, что, начкара вызывать будете, или так зайдем?

— Вообще-то надо бы вызвать. Но ваша фамилия, и правда, была в списке. Так что, идемте. Но находиться внутри я могу разрешить только пять минут. Днем придете, хоть целый день смотрите. А сейчас пять минут и ничего не трогайте. Согласны?

— Договорились.

Мотореактивного истребителя или хотя бы разведчика к изумлению и некоторой досаде Павлы в ангаре не было. Зато в гордом одиночестве, благоухая свежей краской, стоял он. Самолет, которого Павла даже не особо ожидала тут увидеть. Эти контуры спутать с другими было невозможно. Светло-серый, почти белый фюзеляж с алой эмблемой восходящего солнца, аккуратно намалеванного прямо за зализом крыла. Тот самый истребитель к боям, с которым готовила себя и других Павла. В кабине И-96 никого не было…