Жанна дАрк из рода Валуа. Книга 1

– Может, попробуешь задание более трудное? – спросил он, подъезжая. – Видишь птицу на том дереве? Попади в неё.

Жанна на мгновение замерла. Её довольное лицо моментально переменилось.

– Я никогда не стану стрелять в живое! – сказала она, сердито выдергивая последнюю стрелу. – Всё, что дышит, создано Господом, и обрывать эти жизни, в любом случае, убийство. Тебе бы следовало знать это, Рене.

Молодой человек стыдливо потер кончик носа рукой в грубой кожаной перчатке.

– Я забыл, Жанна, прости… Но свою вину готов загладить. Хочешь, прямо сейчас поедем к оврагу?

Девочка даже присела.

– И мы сможем попрыгать?!

– Конечно.

– А мадемуазель Ализон?

– Мадемуазель Ализон разрешила.

Взвизгнув от восторга, Жанна ловко просунула плечо и голову под тетиву лука и, роняя стрелы, помчалась к своей лошадке, пасущейся неподалёку. Платье её раздувалось, словно парус. То и дело она возвращалась, подбирала стрелы и снова бежала, успевая ещё и радостно подскакивать по дороге.

– Отдай мне лук, он же будет тебе мешать! – прокричал, смеясь, Рене.

Но Жанна уже добежала до лошади и вскочила на неё, едва коснувшись ногой стремени. Ей теперь ничто не будет мешать! Ещё бы! Мадам Ализон, наконец, позволила, и сегодня она перелетит через вожделенный овраг, словно птица! Рене оставалось только махнуть рукой и пришпорить своего коня, чтобы окрыленная радостью Жанна не обогнала его и не вздумала прыгать самостоятельно.

С тех пор, как девочку научили ездить верхом, более любимого занятия для неё не было. Вот только овраг… Перескочить через него стало для Жанны каким-то рубежом, особого рода планкой, пролетев над которой можно было сказать: «Да, я другая!». И сказать с гордостью, потому что «другая» в данном случае подразумевалась, как «взрослая». Только, вот беда, мадемуазель Ализон Мэй, у которой в доме Жанна была кем-то вроде служанки-воспитанницы, и слышать не желала о прыжках через такое опасное место, как овраг! «Он глубокий, он широкий, он по весне слишком скользкий на краях, и я не хочу, чтобы ты упала и разбилась об острые камни на дне!», – твердила она всякий раз, когда девочка начинала спрашивать: «А можно мне…» И всякий раз, отпуская их с Рене на верховую прогулку, она брала с юноши честное слово, что к оврагу они не поедут.

И вдруг, такая радость! И мадемуазель отпустила, и Рене не стал осторожничать! Так что, сегодня Жанна сможет показать всё, на что способна, потому что давно знает – способна она на многое, и ничего с ней не случится!

Из своих крестовых походов Ги Бульонский привёз когда-то абиссинских жеребцов, чьи потомки составляли сейчас гордость конюшен герцога Карла, и секрет особого умения ими управлять. Этой особенной выездке научили в своё время и Рене, и, чуть позже, Жанну, которую втайне ото всех, уже года два готовили к её будущей миссии. Юноша сам вызвался обучать девочку. Вставая ни свет, ни заря, он выводил из конюшни своего коня и небольшую смирную лошадку для Жанны, и ещё до восхода солнца добирался из замка до Нанси, где на площади перед церковью Святого Георгия стучал в ворота красивого, утопающего в зелени домика. Любой зевака, очутившийся в это время рядом, мог видеть только то, как молодой человек входит. Потом, если конечно было огромное желание и много свободного времени, он мог гулять по площади до самого вечера, чтобы увидеть, как молодой человек выходит и уезжает обратно в замок. И, даже если кому-то пришло бы в голову обежать по узеньким боковым улочкам половину города и выскочить прямо на задворки красивого домика, он бы смог рассказать потом, что унылый конюх в простой одежде, в сопровождении девочки-служанки, несущей длинный свёрток из рогожи, повёл жеребца и лошадку знатного господина из замка на выпас, на дальние луга. Вот и всё. А уж что делал сам господин в доме Ализон Мэй – всем известной любовницы Карла Лотарингского – никого не касалось. Слуг в такие дни из дома удаляли, свежие овощи доставляла мать Ализон, давно уже торгующая ими в Нанси, а творог, молоко и всё прочее, что требовалось закупать ежедневно, проносил в дом брат Ализон, и то через заднюю дверь.

Таким образом, только птицы да пугливые олени в лесах Лотарингского герцога могли видеть, как унылый конюх превращался на лугу в того самого статного молодого человека, приехавшего из замка, а девочка-служанка, развернув рогожу, доставала из неё лук, стрелы, кусок угля и дощечку. Мишень рисовали тут же. Потом юноша закреплял её на специальном складном треножнике, который всегда привозил из замка, притороченным к седлу своего коня, одевал сам и давал Жанне перчатки для стрельбы и долго тренировал её, показывая, как лучше натянуть тетиву – по-английски, «от глаза», «от уха», или «от носа» – учил, как метать копье, как уклоняться от удара мечом, как уберечь коня под собой и, как не допустить, чтобы выбили меч из руки… А после занятий оба носились по лугу верхом.

Молодым людям ничто не угрожало, даже «вольные дружинники» из Бургундских земель. Герцог Карл давно уже распорядился, чтобы ежедневно окрестности Нанси патрулировались его солдатами. А в те дни, когда Рене навещал домик Ализон Мэй, из ворот замка выезжал ещё и внушительный отряд рыцарей, желающих поохотиться. Трофеев, правда, они привозили немного, а то и вовсе не привозили, потому что, по словам редких очевидцев, ограничивались, в основном, легким пикником со слушанием труверов где-то на окраинах дальних лугов. Так что, случись какая беда, Рене достаточно было протрубить в рог…

Жанна обожала эти прогулки! Молодой человек объяснил ей, что хороший всадник должен слиться со своим конём в одно целое, добиваясь исполнения своей воли не шпорами и кнутом, но одним только этим единением. И научил особым разговорам, которые, по его уверениям, поймёт любое животное, но лошадь более других, потому что она с человеком испокон веков бок о бок…

– Мне это нравится, – серьезно говорила Жанна. – Очень-очень нравится. Ты не волнуйся, Рене, я все легко запомню. Я теперь так много знаю…

Она действительно знала много больше любой своей сверстницы. Герцог Лотарингский напрасно когда-то сетовал, что девочка растёт своенравной и повторяет худшие черты своих родителей. Дружба с Рене с одной стороны и попечительная забота Ализон Мэй с другой, сделали свое дело. Последняя, будучи необразованной дочерью торговки овощами, но волею судьбы ставшая метрессой всесильного герцога, могла научить Жанну только искренне молиться, однако преуспела в этом больше чем самый ученый богослов в каком-нибудь монастыре. Возможно, такая набожность была вызвана подспудным желанием замолить свой грех прелюбодеяния. Но, возможно и другое – стыдясь лишь одной частью своего существа, мадемуазель Ализон так же подспудно ощущала в себе и некую избранность. И Жанну, от которой своё положение она старательно скрывала, эта молодая женщина учила вкладывать в молитву не столько покаяние, сколько радостную благодарность…

Впрочем, как бы там ни было, а когда к своим обязанностям приступил Рене, его учение пало на почву вполне подготовленную, и всходы дало, в общем, ожидаемые. Но они совершенно обескуражили тем, что вышли именно такими, как их ожидали. И даже лучше…

Полшага назад

– Видишь, вот Лотарингия, а сюда, ближе к моей руке, это уже Бургундия. Вот эта лента – это Луара, а здесь Анжу – моя родина.

Рене водил пальцем по большой карте, которую привёз из замка и расстелил прямо на обеденном столе мадемуазель Ализон. Вместе с Жанной, придерживая плотные без конца сворачивающиеся края, они нависли над тонким, в черточках и штришках изображением Франции и теперь, без конца передвигая свечу, изучали расположение всех прилегающих земель, рек, дорог, городов и замков…

– Это Париж, там живет король Шарль. А это Тур, куда недавно заточили злую королеву Изабо. Но она сбежала с помощью герцога Бургундского, и теперь живёт в Амьене… Погоди, я свечку передвину… Вот! Вот это Амьен. Здесь она считает себя правительницей Франции и даже созвала собственный парламент. Ты знаешь, что такое «парламент»?