Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.4

– Это уже лучше, – сказал я.

– Что? Петь серенады?

– Нет, забраться на балкон.

Мне показалось, что снаружи, наверху, кто-то есть. Я сделал шаг к полуосыпавшейся стенке траншеи и, отыскав в ней выступ, резко подпрыгнул и перевалился через бруствер.

Там сидел, вытянув перед собой ноги, сержант Ким. Он вздрогнул, когда я оказался рядом с ним, резко вскочил, но не схватился за меч.

– Ты чего здесь делаешь? – спросил я.

Разведчик запрокинул голову – он увидел Кима, когда тот встал во весь рост.

– Отдыхаю, – ответил Ким.

– Тебе же сказали, чтобы ты во взвод шел.

– Был я во взводе, там меня не требуется.

Рожа у него была красная, под глазами мешки, волосы встрепаны, он криво улыбался.

– Ты наконец-то поверил? – спросил я.

– Я ни во что не верю, – ответил Ким и неожиданно пошел прочь. Он шел медленно, перепрыгивая через траншеи, исчезая в канавах и появляясь вновь.

– Странный парень, – сказал я.

– Его следует опасаться, – заметил разведчик.

– Вы можете показать мне, где находится дверь? – спросил я.

– Как и все тут – относительно недалеко. Только надо спешить, пока хозяева отдыхают.

Вот и новое слово – «хозяева». Хозяева, которые славно организовали целую войну с настоящими убитыми.

– Тогда пойдем, – сказал я.

Разведчик задержался. Коршун был весь в бинтах. Над ним трудились оба врача и пожилая медсестра.

– И как у него дела? – спросил я.

– Плохо, – сказал старший врач. – Рука и два ребра сломаны, гематомы, отбиты почки. Долго не протянет.

– Черта с два, – с трудом произнес Коршун. Лицо у него тоже было забинтовано – лоб, щека и один глаз. Вокруг второго было черное пятно. – Я встану. Ты без меня не уходи...

– Ты переменил ход битвы, – сказал Шейн. – Если бы не ты, мы бы проиграли всю войну.

Он добавил, авторитетно обращая внимание к врачам:

– Чтобы поставить его на ноги немедленно! К следующему бою герой должен быть готов. Наложите шины, перевяжите. Я скоро проверю!

Когда мы отошли от госпиталя, Шейн сказал мне:

– Вернее всего, он – мертвец. Я не удивлюсь, если это случится в ближайшие часы.

– Почему?

– Во-первых, он нарушил правила боя. Рыцари сражаются один на один. А он ввязался в бой.

– Но только после гибели Шундарая.

– Неважно. Он изменил ход боя.

– Победа ублюдка, – возразил я, – могла означать конец войны?

– Да, – согласился Шейн. И вдруг остановился. – Ты прав! – воскликнул он. – Прав, черт побери! Войну кончить нельзя! Война – вечна!

– Почему?

– Все узнаешь, обязательно узнаешь.

Нам встретились сразу трое лам, все незнакомые. Они тащили рулоны материи. Видно, переносили свой храм на новые позиции.

Шейн шел молча, он не хотел допускать меня в свои мысли.

Мы обошли довольно глубокую яму, в которой несколько солдат играли в карты, кажется, в подкидного дурака. Игра шла азартно – они нас даже не заметили.

Люди кучковались в траншеях и ямах – по нескольку человек, даже дремали вместе, но можно было пройти сотню метров и не увидеть ни единого человека. Если бы наши враги захотели совершить прорыв, никто бы им не помешал.

Но они не хотели совершать прорывов. Они зализывали раны.

– А кто они – ублюдки? – спросил я.

– У нас не берут пленных, – сказал разведчик.

– Некогда пленного убили, он все равно лежит у ваших ног, только мертвый, – заметил я.

– У нас не положено снимать маску.

– Кончайте вешать мне лапшу на уши, граф, – сказал я, – неужели вам никогда не приходилось снимать маски с убитых?

– Снимали, – сказал Шейн.

– И что же?

– Ублюдки и есть ублюдки.

Я вздохнул.

– Граф, вы мне врете, – настаивал я. – Что-то заставляет вас скрывать правду. Если вы не верите мне...

– Ублюдки – такие же люди, как мы с вами, – сказал Шейн.

– Так я и подозревал.

Мы поднимались по пологому склону холма, изрезанного древними траншеями, большей частью полузасыпанными.

– Здесь давно не воевали, – заметил я.

– Да, теперь война идет ближе к речке. Так им лучше видно.

Чем выше мы поднимались, тем больше вокруг было мусора, сухих палок и даже бревен, камней, старых тряпок, железных ржавых предметов от кастрюль до детской, некогда эмалированной ванны, встретилось даже колесо грузовика без шины и железный обод на железных спицах от какой-то высокой телеги – будто некогда он составлял часть велосипеда для слона.

И я налетел на стену. Просто забыл о том, что пора бы готовиться к встрече с ней.

Я отскочил от неожиданности.

– Спокойно, мой друг, – сказал Шейн. – Теперь нам надо найти нужное место.

Он пошел вдоль стены, легко перепрыгивая через сучья и обходя крупные камни.

Мне показалось, что за нами следят.

Я поднял голову – шариков не было видно.

Шейн водил в воздухе растопыренными пальцами.

– Смотрите, Седой, – сказал он, – здесь дверь.

Я подошел к нему и, проведя пальцами в том месте, почувствовал вертикальную полоску.

– Дверь открывается снаружи, с той стороны. А здесь есть ориентир. Видите сухое дерево, раздвоенное?

Сухая сосна поднималась за нашими спинами.

– Ее видно снаружи. Я как-то подходил к этой двери.

– А как она отпирается?

– Она не заперта. Она сейчас – одно целое со стеной.

Я толкнул стену за полоской разрыва. Ничего не произошло.

– Что же вы предлагаете делать? – спросил я.

– Я думал, что вы знаете. Вы же просили привести вас сюда.

У меня возникло подозрение, что Шейну известен мой секрет. Чего быть не могло, ведь в Меховске не осталось ни одного человека, который знал бы о моих московских занятиях.

– Я могу попытаться, – сказал я.

– Вы пройдете сквозь стену?

– Как высоко отсюда до балкона?

– Раньше воюющим сторонам разрешали иметь воздушные шары при условии, что они поднимаются только на сто локтей. Но кто-то поднимался выше. Такие шары сбивали. А это, я вам скажу, увлекательное зрелище. С шаров кидают вниз горшки, наполненные греческим огнем – горючей смесью. Горшки вдребезги, люди горят!

– Значит, минимальная высота, на которой живут боги, пятьдесят метров?

– Наверное, чуть больше. Но воздушного шара мне для вас не найти.

– Допустим, я окажусь снаружи. Я смогу открыть дверь?

– Снаружи – сможете.

– А как мне ее отыскать?

– Вам не добраться до балкона.

– Это мои проблемы, граф. Допустим, я оказался там...

– Снаружи... вам покажется, что вы попали на большой старый стадион. Балкон – правительственная ложа, вынесенная над футбольным полем. А сзади – коридоры, лестницы, туалеты, служебные помещения... Все как обычно.

– Дальше!

– Дверь, которая ведет сюда, расположена в платяном шкафу сорок шестой комнаты под северной трибуной.

– У вас хорошая память, граф.

– Не жалуюсь. Но как вы собираетесь туда попасть?

– Увидите. Я не буду ничего от вас скрывать. Но прошу вас, не удивляйтесь и не пугайтесь.

– Меня трудно напугать.

– У каждого свои представления о путешествиях. Я смогу попасть на балкон.

Он полез за пазуху, вытащил оттуда сложенную, расшитую позументами каскетку наподобие бейсбольной, с необычным гербом впереди.

– Это вам может пригодиться снаружи, – сказал он. – Такие носят служители.

– Спасибо. – Я надел головной убор, он был чуть мал.

– И главное, – попросил он, – если попадетесь, не говорите о моем участии в этой авантюре. Мне хочется еще немного пожить.

– Они обычно пытают или сразу расстреливают?

– Когда как, – обреченно сказал Шейн, который решил, что я его обязательно выдам. Непроизвольно его рука, рука разведчика, который не любит оставлять нежелательных свидетелей, потянулась к рукоятке кинжала, заткнутого за пояс.

– Не беспокойтесь, граф, – сказал я, – постараюсь вас не подводить, а если вам захочется сейчас воткнуть мне ножик в спину, вы этим ничего не добьетесь. Останетесь один, и вас, по вашим же словам, завтра уберут.