Набат-2

В один прекрасный день его поставили на место, давая понять, что рылом он в счастливчики не вышел и сладких пряников на всех не хватает.

Но день был прекрасным, цвела сирень и мимо проходили красивые девушки, а в сквере Большого театра продавали эскимо, и рядом на скамейку подсел вихрастый первокурсник…

И развернул его жизнь на сто восемьдесят градусов.

По его совету Илья бросил МГУ, его действительно приняли в Плешку, хотя и там он задержался недолго. Удивительные качества, умение считать в уме и делать сложнейшие расчеты, которые убедили приемную комиссию взять Трифа вместе с пятой графой, легко позволили ему расстаться с престижным учебным заведением и познать наконец главное правило счастливчиков: чтобы выбиться из толпы, не обязательно читать умные книжки, и наоборот, не читать их ради сохранения здоровья и потенции, а если появились научные познания, их следует превратить в удачные фокусы, которые нравятся людям денежным.

Подсказали главное правило Илье двое отсеянных с первого курса, они предложили ему отправиться с ними на Север и калымить бабки — умное занятие настоящих мужчин. Один чего-то там губами шлепал на трубе, второй бренчал на гитарке, фониста сманили из Гнесинки, а Илюху наскоро переучили в барабанщики: умеет считать в уме, на установке потянет.

Потянул. В принципе все дотянули до членов правительства и кресел в банках, но тогда Илья познал волшебное слово «парное», и жизнь приобрела цветность. Нефтяники не скупились на музыку, и плешивые — группа называлась «Мы из Плешки» — умело потрошили волосатых под сурдинку, под слезу о скором поезде Воркута — Ленинград.

Чтобы выжить на Севере и вернуться в общество здоровым, одних денег маловато. Еще женщину надо: стирать, кормить, любить. Вынянчивать. Илюша обзавелся нянькой на семь лет старше его. Бежали годы, росли накопления, старела подружка в холоде диогеновой бочки, философской обители каждого нефтяника и северянина. А накоплений все-таки не хватало на приличную жизнь потом. Илюша переквалифицировался в бармены. Зазеленело. Иностранные напитки оплачиваются в твердой валюте.

Перестройка совпала с желанием Ильи перебраться в столицу. Желание откупить место в валютном баре улетучилось мгновенно. Какой тут бар, если шальные деньги вместо листьев падают к ногам! Закружилась голова от перспектив, и на северные накопления Илья открыл пирожковый кооператив. В рифму прямо, только в Москве своих плешивых хватало, выпотрошили ИЧП Трифа резво, еще и штраф велели отработать коротко стриженные мальчики, воистину не читавшие книжек. За продавца и подносчика товара Илья отрабатывал в ларьке долги, которых не делал. Но таковы дебри совковой коммерции, где птица счастья Илюши обломала себе крылья, а Илюше мечту.

«Илюша, где вы еврея видели, который сам таскает ящики с пивом, которое будут пить гои?» — спросил его старый знакомый по Северу официант Сема Балламоллср. Он вылез из «линкольна», а Илья из «каблучка» пиво таскал. «Вам хорошо, — вежливо и печально откликнулся Триф. — Вы свою жар-птицу поймали». — «А вы поймали гонорею, не участвуя в половом акте. Оглянитесь, Илюша, Россия создана для умных людей. С вашей светлой головой? Вы заставляете меня плакать и смеяться. Вы не созданы для оригинального жанра, вы обязаны стать президентом банка. Едем со мной, и сейчас же!» — «Только пиво разгружу», — не верил медоточивым посулам Илья. «Нет! Вы определенно поц! Я ему предлагаю стул президента, а он стульчак унитаза боится оставить! Вам это нужно?» — «Вы шутите, — угрюмо не сдавался Триф. — У меня нет высшего образования». — «Это вы шутите над собой! — начал горячиться Сема Балламоллер. — Вы думаете, я просто так ехаю в ваш вонючий переулок на своей кишке? Вы ошибаетесь, Илюша, я специально к вам ехаю, мне умные нужны, а не образованные. Хотите я вам куплю грамоту потомственного дворянина? Гои нынче все продают. А хотите, куплю вам красный диплом и сделаю вас профессором экономических наук и академиком академии, которую открою специально для вас? Завтра вы станете писателем, у вас будут три книжки и ни одной сберегательной, потому что уже сегодня у вас появится собственный счет в швейцарском банке. Вы согласны наконец вернуться к родичам, вы согласны наконец бросить это несчастное дешевое пиво вместе с тарой несчастным гоям?»

Дважды молния в холм не бьет. Илья Триф бросил ключи коротко стриженному юноше с открытым ртом и полез в «линкольн», чтобы уехать навсегда в жизнь, которая чуть было не потерялась в этом вонючем переулке. От него действительно посмсрдывало всем его вонючим прежним существованием.

Как обещал Сема Балламоллер, так и произошло. Сам он, наладив процесс, укатил в землю обетованную, а Илья Натанович Триф — президент «Интерглобалбанка», академик, доктор экономических наук», как значилось на массивной медной табличке массивных дубовых дверей его кабинета, — остался и жил припеваючи с двойным гражданством. Из двенадцати комнат коммуналки в Постнико-вом переулке получилась сносная квартира, а из австрийского кирпича и голландской черепицы вышел трехэтажный особняк на Можайке.

Поначалу он стеснялся козырять профессорским званием и о красном дипломе Плешки помалкивал, но жизнь неумолимо свела с прежними знакомыми, тюменскими барабанщиками, уренгойскими барменами, сургутскими официантами, которые все как один давно стали профессорами и академиками, занимались нефтяным бизнесом, возглавляли банки и финансовые компании, вместе с ним катались на лыжах в Альпах, полеживали на песке Майами и работали единым насосом, имея хороший гешефт и девочек.

Он не жалел, когда по настоянию родственников пришлось развестись с северной подругой и жениться на чистокровной аидке, потому что дал ей денег, одарил просторной квартирой и поздравил с Новым годом — пусть останется она хранительницей страниц его печальной северной жизни и никому об этом не рассказывает. Он сам напишет мемуары, когда купит для этой цели приличного прозаика. Про заек напишет и про деда Мазая, который не дал в обиду длинноухих и открыл им землю обетованную прямо в России.

Порой ему снился «каблучок» из вонючего переулка. Как приснится, жди неприятностей. Не жалко его, но вдруг вонзится как жало, и заноет укус…

На старый Новый год пригласили они с подругой к себе в диогенову бочку буровика-мастера со странным для этих мест именем Сэм Бурчагин. Хороший человек, понятливый и смешливый, сделали его начальником участка. Обещал переселить в дом со всеми удобствами, а они ему готовили утку с капустой. Начальник подзадержался, а кушать хотелось. Уговорил подругу утку съесть, а одну ножку оставить на всякий случай. Нарыли на свалке в снегу пустых бутылок от шампанского, выставили рядком. Гости, мол, свалились неожиданно, все съели-выпили…

Гость не обиделся, даже извинился за опоздание, шутил, попивая принесенное «Мускатное» и поглядывая на рядок пустых бутылок. Потом сердечно попрощался и уехал на «ниссан-патроле». Совсем уехал на следующий день из поселка.

«И чего он все время на пустые бутылки пялился?» недоумевал Илья. Обнаружил, но с опозданием. Изморозь на бутылках сошла и кое-где проступила кака.

И преследовала она его в счастливой жизни самым неподходящим образом. Буровик Бурчагин вышел в большие нефтяные боссы, дверь в кабинет Светлофизиономскош пинком открывал и свои перед неугодными закрывал. В купленных дипломах толк имел и Трифа не замечал в упор. А тому очень хотелось…

Пока в стране с полудурком-царьком арапчата хороводы водили, Илюше жилось спокойно. Под прикрытием Семы Балламоллера делал свой гешефт и на поклон к Бурчагину не рвался. Встречаясь, здоровались тепло, а посауниться вместе Бурчагин отказывал. С другими парился, а ему отказывал. С Зеленолозовским чаи гонял, а с Илюшей ни перье стаканчик не выпил, ни боржоми даже…

«Ну и не надо», — считал мудро Илья с краснокупленным дипломом. — Я себя не на помойке нашел».

А Сема из Иерусалима грозился выкинуть его на помойку, если он в кратчайшие сроки не наладит отношения с Бурчагиным. Деньги плыли мимо немалые, а дружба не вытанцовывалась до самых президентских выборов. Глава-то новый дружбу с Бурчагиным водил домами и капустку с уткой, видать, не забыл Илюше…