Рыцарский долг

– Значит, так, – немного подумав, произнес Робер, – про все это никому ни слова. Сен-Жермен человек прямой, и своим поведением он может спугнуть шпиона. А сами будем его искать…

– А он не попробует снова подсыпать отраву в еду, как это было за день до отъезда? – спросил Жак.

– Вряд ли, – мотнул головой рыцарь. – После того случая все стали очень осторожны. Теперь слуги, допущенные к провианту и стряпне, первыми пробуют то, что подается рыцарям и сержантам. Да и опасаться особо пока нечего. Путь у нас неблизкий, а для одиночки так и вообще смертельный. Да и цель нашей поездки, насколько я понял, не секрет для Фридриха. Кто бы он ни был, этот императорский шпион, – до Багдада он от нас не сбежит. А до того времени, думаю, мы его сможем раскрыть.

Вторую ночь после выезда из Акры посланники провели в пограничном селении Ар-Рама. Здесь, в отличие от постоялого двора Аббаса, рассчитанного как на франков, так и на сарацин, располагался самый настоящий восточный караван-сарай – большой, шумный, суетливый и разноязычный. Купцы из Мосула и Дамаска везли в земли крестоносцев ткани, пряности и рабов и возвращались с рулонами фландрского сукна, оружием и железной утварью, изготовленной в Ломбардии.

До полудня караван двигался против солнца, вдоль бесконечных фруктовых садов. Волы тянули повозки в непривычном для рыцарей медленном темпе, так что командующий конницей брат Серпен дал команду перевести лошадей с рыси на шаг.

Никто из путников, встречавшихся по дороге, на них особого внимания не обращал – франкские торговцы частенько проникали в эти земли и не были здесь редкостью. А если и находился любопытный караванщик, который с высоты верблюжьего горба начинал с удивлением разглядывать крытые возы, то, наткнувшись взглядом на киликийца, понятливо отводил глаза. Торговые люди этой нации были здесь не редкостью и, по своему христианскому вероисповеданию, предпочитали для охраны своих грузов нанимать латинских солдат.

Когда солнце достигло зенита, Жак увидел огромную, уходящую вниз, цветущую долину, на дне которой сверкала водная гладь Галилейского моря.

– Так это никакое не море, а просто большое озеро, – разочарованно пробурчал Робер, – таких морей и в Шотландии пруд пруди.

– Может, Галилейское море и не так велико, как принято считать, – отозвался мастер Григ, – но для нас, христиан, оно имеет особое значение. Большинство апостолов, учеников Спасителя, были здешними рыбаками, и сам Иисус, перед тем как отправиться в Иерусалим, проповедовал именно в этих землях…

– А вот и первые гости, – перебил киликийца Робер, который, слушая рассказ, по привычке, выработанной годами военных походов, не забывал все это время внимательно оглядывать окрестности.

Снизу по дороге к ним навстречу скакал отряд в полтора десятка легких всадников в открытых остроконечных шлемах, с маленькими круглыми щитами. У каждого из них из-за спины выглядывал колчан, полный стрел. Братья-рыцари, все как один, опустили руки на рукоятки мечей.

– Дайте команду остановить повозки, мессир, – произнес мастер Григ, обращаясь к Сен-Жермену, – я думаю, что смогу все уладить мирным путем.

Караван остановился. Вскоре сарацины приблизились на расстояние в два десятка шагов и выстроились поперек дороги полукругом. Вели они себя вполне мирно – кривые сабли оставались в ножнах, а короткие луки в седельных колчанах.

– Кто здесь старший? – крикнул сарацин, одетый побогаче своих спутников, явно их предводитель.

Мастер Григ тронул поводья и двинулся ему навстречу.

– Я устам Григ из Киликии, – спокойно произнес он, обращаясь к сарацину. – Я вольный каменщик и следую по своим делам. Каким негаданным счастьем я обязан тому, что такой доблестный витязь осчастливил мой скромный караван личной встречей?

– Я эмир Алим аль-Талум, вы находитесь на моих землях, – косясь на мощную грудь Лаврентиус-Павла, произнес сарацин. – Ты не можешь ехать дальше вместе со своими джигитами, если они не правоверные. Отправь их туда, где нанимал. Теперь мои воины будут тебя охранять до самого Дамаска. И если ты будешь щедр, то мы не причиним тебе зла. Мало того, за дополнительную плату вы сможете помолиться у ваших капищ своим трем богам.

Жак не сразу сообразил, что под «тремя богами» сарацин подразумевает Святую Троицу…

– Вот фирман светлейшего султана Дамаска, – в ответ на слова эмира мастер Григ достал из правого рукава пергаментный свиток и покачал у самого его носа большой печатью, висящей на длинном шнурке. – Мой караван движется с его соизволения и имеет право на собственную охрану.

– Эмиром Талума, который вы, неверные, называете Капернаумом, меня поставил сам султан Каира аль-Камил, – горделиво ответил Алим, презрительно косясь на печать. – Я не подчиняюсь бунтовщику из Дамаска, и этот твой фирман – мне не указ.

– Врет, конечно, шелудивый пес, – прокомментировал его ответ Робер, который переводил разговор Жаку и Серпену. – Султаны Дамаска и Каира воюют друг с другом, так что они тут все, поди, вспоминают кто их сюзерен, в зависимости от того, что в данный момент принесет больше выгоды.

– В таком случае, может, уважаемого эмира устроит другой фирман? – холодно осведомился мастер Григ, извлекая из левого рукава свиток потолще, на котором висела печать размером с маленькое блюдце. – Его мне выдал сам султан аль-Камил.

– Если этого сарацинского осла не удовлетворит и сей пропуск, – пробурчал Робер, – то придется, наверное, нам, братья-рыцари, показывать наши собственные фирманы, – он красноречиво положил ладонь на перекладину меча.

– Не кипятитесь, сир, – ответил Сен-Жермен, – эмират Талум простирается по всей мусульманской Галилее, до самого Бейсама. Нам нельзя обнажать оружия, если мы не хотим, чтобы наша миссия завершилась еще до того, как мы окажемся на той стороне заиорданских гор.

На этот раз у эмира не нашлось никаких возражений. Поняв, что с этого каравана ему не удастся получить ни дирхема, Алим недовольно окликнул своих джигитов, огрел плеткой коня и, поднимая клубы серой дорожной пыли, понесся вниз по склону. Мастер Григ махнул рукой, и караван продолжил путь.

– Не думайте, что эмир так легко отпустил богатую добычу только лишь потому, что у нас имеется султанская грамота, – пояснил мастер Григ. – Он рассчитывает напасть на нас во время ночевки в Капернауме или думает подстеречь где-нибудь в ливанских горах. Но мы его разочаруем. Наш путь лежит не в Дамаск, а в обход Галилейского моря, мимо Тивериады. Там, в Хаттине, нас уже ждет проводник, который знает все здешние места и проведет через болота на левый берег Иордана.

Посланники свернули с главной дороги и двинулись в сторону Галилейского нагорья. Дорога – даже не дорога, а просто едва утоптанная немногочисленными путешественниками тропа – петляла меж холмов, то и дело открывая виды, один живописнее другого. Но если раскинувшаяся внизу водная гладь с прибрежными деревушками и парусами рыбацких лодок радовала глаз, то холмы, по которым они теперь проезжали, напротив, повергали в уныние. После разгрома христиан Саладином эти земли стали приграничной полосой, которую постоянно разоряли как христианские, так и мусульманские грабители, и обитаемые селения здесь давно превратились в безжизненные развалины. Жак с сожалением рассматривал плодородные и богатые, но заброшенные земли, на которых можно, наверное, выращивать виноград, который будет не хуже бургундского.

Проводник – немногословный, хмурый галилеянин – ждал их в деревне Кефар-Хаттин, первом селении, где они встретили на улицах людей, а не одичавших коз. Солнце уже клонилось к закату, но приор Сен-Жермен не отдал команду на привал, а, к удивлению Жака и Робера, приказал двигаться дальше. Не успела деревушка скрыться из виду, как Сен-Жермен, оглянувшись по сторонам, приказал разбивать лагерь у дороги, напротив весело журчащего меж камнями ручья.

Жак огляделся по сторонам, удивляясь, сколь неудобное место для ночевки выбрал их предводитель. Уходящая вниз долина легко могла укрыть от часовых приближение целой армии, а с противоположной стороны начиналась безжизненная каменистая возвышенность, увенчанная двумя одинаковыми холмами, которые напоминали рожки годовалого теленка, представляющие собой отличное место для засады. Сержант провожал взглядом опускающееся точно меж холмов кроваво-красное, дрожащее в горячем воздухе солнце, как вдруг у него за спиной раздался хрипловатый голос проводника, который начал что-то рассказывать на сирийском наречии.