Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

«И, в заключение, погода на завтра. Кислотность снега 0.4%, диоксин в Москве-реке — 2 условные единицы. Нервно-паралитическая компонента воздуха варьируется от 0.02% внутри Садового Кольца до 0.01% — в районе Измайловского Парка. Аммиак — 1%. Концентрация летучих цианидов в воздухе северо-западных районов уменьшилась до безопасного уровня. В окрестностях Бульварного Кольца замечены мутантные крысы: жителям рекомендуется одевать по вечерам крысозащитную обувь и иметь при себе сыворотку. — дикторша испустила прощальную улыбку, — Желаю вам хорошо отдохнуть, дорогие товарищи.»

«Эринька, миленький, ну почему ты на мне не женишься?»

По телевизору начиналась передача о доярках из афинской области. Светкин пеньюар, кружевное покрывало с кровати и эрикова одежда были разбросаны по полу спальни. Опустив руку на пол, Эрик нашел пульт дистанционного управления и выключил телевизор.

«Эринька, ну чем я тебе не хороша?… Может, тебе не нравится, как я готовлю?» — «Нравится.» Они лежали нагишом на измятой постели, Светкина голова покоилась у Эрика на плече. «И как я в постели люблю, тебе тоже нравится … я же чувствую!» — «Нравится.» Вдоль левой стены спальни шли выровненные в линию книжные полки с выровненными в линейку книгами. У правой стены высился платяной шкаф с зеркалом в полный рост на одной из дверец. «И порядок у меня в квартире — ни пылинки не найдешь … что, не правда?» — «Правда.» «А сама квартира — двухкомнатная, в хорошем микрорайоне. Весной после дождя без респиратора гулять можно.» Эрик осторожно высвободил руку из-под светкиной головы и перевернулся на живот. «И работа у меня престижная … не говоря уж о том, что зарабатываю хорошо. — Светка привстала на локте и склонилась над ним, придавив бюстом. — Ты говорил, что только из-за моих статей Литературку выписываешь!» «Говорил. — согласился Эрик и сел на кровати. — Пойду-ка я приму душ.»

Когда он вернулся, Светка лежала на спине, закрыв лицо ладонями, что означало безутешное отчаяние. Эрик подобрал с пола пульт дистанционного управления и включил телевизор; потом присел на край кровати и коснулся кончиками пальцев ее живота. Вздрогнув, как от удара электрического тока, Светка отняла ладони от лица: «Если ты думаешь, что я буду обижать твоего Кота, то я не буду.» Эрик молча потянул ее за руку — не сопротивляясь, она встала с постели. «Если мы поженимся, то я разрешу тебе ночевать на твоей квартире одну ночь в неделю.» Он подвел и поставил ее перед зеркалом (телевизор вещал об успехах молочного дела в колхозе «Красная Эллада»). «Две ночи, если хочешь! — Светка торопилась, понимая, что через несколько секунд уже не сможет сказать того, что хочет сейчас. — Три ночи!… Что ты со мной делаешь?! Эрька!… Эринька … Любимый …»

«… хочу представить вам мать семерых детей, победительницу соцсоревнования, члена партии с 1985-го года … А! А! А! А!… члена ЦК КПЕС, доярку-рекордсменку Афродиту Константиновну Панагакис … А-А-А-А-А!!!…»

"И, в заключение нашей передачи, Краснознаменный Хор Бактериологических Войск исполнит любимую песню Афродиты Константиновны 'Серая шинель'.

Ты с любовью сшитая, пулями пробитая,

С гордостью носимая в бурю и в метель.

С пожелтевшим воротом, сколько стоишь? Дорого!

Гордая! Солдатская! Серая! Шинель!"

«Ты уже уходишь, дорогой?» — Светка подобрала с пола пеньюар. «Да. — Эрик сидел на краю кровати, одевая брюки, — А то скоро закроется метро.» Усеянные бараньими спинами, на экране телевизора мелькали широкие панорамы греческих гор. Оптимистическая, но с грустинкой, музыка подчеркивала любовь греков к своей Малой Родине. «Ты можешь остаться ночевать.» — безо всякой надежды предложила Светка. «Кота нужно покормить.» Эрик прошел на кухню и достал из холодильника авоську с продуктами: «Тебе сыр, колбаса или кальмары нужны?» — «Нет, дорогой.» «Спинка минтая?» — Светка слабо улыбнулась, показывая, что оценила шутку. Эрик одел шубу, зашнуровал ботинки и аккуратно поставил тапочки во встроенный шкаф. «До свиданья, дорогой.» «Ты помнишь, что мы завтра идем в театр? — Светка печально кивнула. — Я позвоню в шесть.» — Эрик поцеловав ее в щеку, взял авоську с продуктами, надвинул на лицо респиратор и вышел.

Снег продолжал падать крупными хлопьями. Царило полное безветрие. Авоська тянула руку к центру Земли. Серые громады домов, сдавливавшие тропинку справа и слева, угрожающе глядели черными окнами. Ботинки утопали в трясине нерасчищенного снега. Далеко впереди светились тусклые огни Профсоюзной улицы.

В подземном переходе гуляли сквозняки. Протащившись по бесконечному коридору, Эрик вошел в метро. Пожилая служительница в грязном форменном респираторе спала в своей будке — седые волосы ее неопрятно свисали на лицо из-под фуражки. На платформе не было ни души.

Пришел поезд.

Эрик вошел в вагон, устало опустился на сиденье, снял респиратор и поставил авоську с продуктами на пол между ног. У него болела голова, от кислого шампанского начиналась изжога. По висевшему под потолком телевизору заканчивалась полуобязательная программа «Для тех, кто не спит». В дальнем конце вагона спал какой-то человек.

Эрик достал из кармана «Коммунистический Спорт» и стал дочитывать репортаж с турнира по мини-футболу.

Новые Черемушки.

Программа «Для тех, кто не спит» закончилась. Телевизоры погасли до утра.

Профсоюзная.

Спящий человек в дальнем конце вагона громко застонал, но не проснулся.

Академическая.

В вагон вошли парень с девушкой. Эрик закончил репортаж с турнира по мини-футболу и перешел к отчету о чемпионате Союза по фигурному катанию.

Ленинский Проспект, Шаболовская.

Парень с девушкой вышли. Спящий человек застонал еще раз. Эрик посмотрел на него внимательней: старик с измученным бледным лицом в черном пальто; на коленях — потертый кожаный портфель.

Октябрьская.

Эрик дочитал отчет о чемпионате по фигурному катанию, сложил газету и положил ее в карман. Старик вдруг открыл глаза, встал и, покачиваясь, подошел к двери.

Новокузнецкая.

Эрик подобрал с пола авоську с продуктами, вышел из вагона и направился к переходу на Горьковско-Замоскворецкую линию. Старик в черном пальто сначала тащился впереди него, потом отстал — однако оказался в том же вагоне, что и Эрик (поезд пришел не сразу). Они сели друг напротив друга. В дальнем конце вагона подгулявшая компания из четырех молодых людей пела хором чудную песню, начинавшуюся словами «За то, что только раз в году бывает май …». Старик откинулся на сиденье и закрыл глаза. Эрик развернул «Коммунистический Спорт». «… Но только не меня, прошу, не меня!» — нестройно выводили молодые люди.

Горьковская.

Подгулявшая компания вышла, в вагоне остались только Эрик и старик в черном пальто. Двери закрылись, поезд тронулся, старик громко застонал. Эрик оторвался от газеты. Старик застонал еще раз и, не раскрывая глаз, схватился за сердце. «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?» — громко спросил Эрик, но ответа не получил. Он встал, нерешительно подошел к старику и коснулся его плеча: «Могу ли я вам чем-нибудь помочь?» Старик открыл глаза: «Спасибо, молодой человек.» «Спасибо, да — или спасибо, нет? — не понял Эрик, — Вам на какой станции сходить?» «На Маяковской. — старик тяжело дышал, — Я был бы благодарен, если б вы помогли мне дойти до дома.» «Конечно. — согласился Эрик, — Где именно вы живете?» Поезд тормозил, подъезжая к Маяковской. «Недалеко от метро … не волнуйтесь, это не займет много времени.» «Я волнуюсь не о своем времени, а о ваших силах. — поддерживая старика под локоть, Эрик помог ему встать, — Может быть, вызвать неотложку?» «Может быть … — старик снова схватился за сердце, — Давайте, сначала поднимемся по эскалатору.»

Они вышли из вагона. Старик побледнел до бумажной белизны и тяжело дышал. «Хотите, я понесу ваш портфель?» — предложил Эрик. На платформе не было ни души. Мрамор и металл блистали немыслимой, посреди остальной грязи мира, чистотой. «Зачем?! — вдруг встрепенулся старик, вырывая руку, — Зачем вам мой портфель!?» «Я думал, вам тяжело нести. — Эрик удивленно отступил в сторону, — Но если хотите, несите сами.» «Извините. — старик опомнился и опять схватился за сердце, — Извините, пожалуйста.» «Я не обиделся. — Эрик подхватил его под локоть, — Осторожно …» Они встали на эскалатор, старик сел на ступеньку. «Я вызову неотложку из телефона-автомата наверху.» — «Вызывайте, молодой человек …» Эрик протянул руку, чтобы помочь старику надеть респиратор — в воздухе начинало пахнуть аммиаком. «Подождите! — старик был бледен, как смерть, и тяжело дышал, — Подождите!» — повторил он, раздувая щеки. По мере того, как они поднимались, воздух становился холоднее и душнее. «Надо надеть респиратор.» — настаивал Эрик; «Подождите … — в третий раз попросил старик, — У вас хорошее лицо, молодой человек.» «Извините?» — переспросил Эрик. «Как вас зовут?» — «Эрик.» «У меня к вам просьба, Эрик …» — начал старик и опять умолк. Мотор эскалатора издавал ровное гудение. У Эрика начало жечь в горле. «Вы не можете говорить в респираторе?» — «У меня нет встроенного микрофона.» Жжение в горле быстро усиливалось. «Я не хочу показаться невежливым, — сказал Эрик, — но, пожалуйста, говорите быстрее!» Несколько долгих мгновений старик тяжело дышал, то ли не решаясь, то ли не в силах говорить, потом достал из внутреннего кармана измятый конверт и протянул Эрику. «Что это?» — «Адрес.» — «Зачем?» — «Отнести портфель.» Эрик сунул конверт в карман шубы. «Завтра до полудня. — старик поморгал слезящимися глазами, — Это очень важно!» Эрик надел на него респиратор, потом надвинул на лицо свой.