Волжане (СИ)

— Да уж… — саркастически произнес, великий князь.- Не прошло и трех лет, а мой бывший дружинник стал с легкостью рассуждать б силе великих держав и судьбах мира.

— То не я, княже, а предсказатель, о коем я толковал.

— Вот как… — выбил пальцами дробь о подлокотник кресла Мономах. — Но если это случится не скоро, тогда это не наш удел, а потому даже спрашивать тебя более не буду ни о чем. О предсказателе своем расскажешь митрополиту, пусть разбирается…

— Никто не знает, где ныне этот человек.

— И ладно, — И вновь Мономах заскрипел тягучим смехом. — Что еще вы замыслили, не поделишься?

— Если Дон освободим, время Таврики придет, княже, но вряд ли я сам доживу До этих дней. И к Тмуторкани надо двигаться, запирая кавказские горы, иначе сорок тысяч всадников Атрака могут захотеть вернутся. Пусть лучше остаются в Грузии и там сражаются с нехристями, теми же турками. Пусть так и продолжается, пусть половцы уходят и служат там благому делу, а не используются в усобицах на Руси! Нельзя ослаблять давление здесь, а еще надобно устанавливать связи с аланами и адыгами, дабы не пускать кипчаков обратно!

— С кем?

— Прости княже? я имею в виду державу ясов [44], а также, племена касогов [45], что у самого Русского Моря живут. И если с ясами у кипчаков ныне мир, подкрепленный обменом высокородными заложниками, то с касогами, коих мы называем еще черкесами, у половцев его нет.

— С касожскими князьями мы роднились кровью, но после падения Тмуторкани связи с ними у нас нет. Слышно ли у вас, что там происходит?

— Касоги разрозненны и с трудом сдерживают нападения ясов в своих приморских крепостях.

— Я про Тмуторкань! Правят ли там после смерти Олега [46] потомки Редедичей [47] или кто другой пришел к власти?

— Насколько я знаю, все еще Редедичи, но вести те давние. Да и как можно править под Царьградской пятой? Лишь в одном это благо, предкавказские половцы не смеют город, разорять… В любом случае, нам нужно на касогов выходить и всячески использовать их вражду к степным лиходеям. И быстрее!

— Быстрее? Уж не степью ли пойдешь, болезный? Я с войском немалым лишь до Дона добираюсь!

— Доном и пойдем, княже, на кораблях, что на Воронеж реке строим. Прорвемся, дай лишь срок, лишь бы ты привел поселенцев на эти земли!

— Но двадцать тысяч семей…

— Только тогда, княже, зазвучит на Дону русский язык, и зазвонят православные колокола! В этом на нас можешь положиться, какие бы до тебя слухи не доходили! Чем более людей осядет на степных черноземах, тем сильнее вырастет наша будущая держава, тем многочисленнее будет народ, тем сытнее он будет жить, и богаче будут твои потомки.

— А то мне это не ведомо!! В уме ли ты, что пред собой ставишь?! Пуп не надорвешь?! Людей под нож пускать не жалко?!

Мономах в ярости стукнул ладонями по подлокотникам кресла, но ветлужец словно бы и не заметил его жест. Казалось, перед его глазами стоят другие люди, которые уже положили свои жизни на алтарь степной войны.

— Поперед них, княже, мы пустим православную вольницу, которая, будучи как бы и не подвластной русским князьям или ветлужским воеводам, начет терзать половцев, живя за счет добычи с их веж. Ответа за нее перед степью не будет, а пользу они принесут. По желавшимся креститься торкам, ясам и прочим народностям стоит пройти это горнило, тогда они не будут бунтовать, как ныне в киевских землях за свои привилегии.

— Слишком уж ты уверен этом!

— На Воронеж реке именно так и происходит, княже. После укрепления сего христианского воинства можно расширить его усилия и направить, их на Таврику и Тмуторкань, в то время как переселенцы смогут заселить пустующие ныне земли. Помоги нам, княже! Только тогда железо Придонья можно будет осваивать!

— Надеюсь, на этом ваши мечты заканчиваются?

— Уволь, княже, хотелось бы про угрозу с запада сказать.

— Опять твой предсказатель?! — вновь стал закипать великий князь,

— Не, только он. Новгородцы рассказывают, что не только литовские племена крепнут, германские рыцари и миссионеры хотят идти на поморские племена славян. Повсюду слышатся призывы к походу на язычников взморья и схизматиков востока!

— Что?! — вновь вскочил Мстислав со своего места. — Уж не нас ли схизматиками назвали эти грязные твари?

— Именно нас, княже, — смиренно кивнул Петр. — Сначала вместе с ляхами они дойдут до ближнего к нам варяжского берега с пруссами, ливами, эстами и латгаллами. Потом двинутся на нас. Так можно не только полоцкое княжество потерять, но и другие земли! Да и торговле разор, достаточно им выход через Двину запечатать, поставя там крепостицу. Тогда Варяжское море будет нам закрыто навсегда, а там и чудские земли из-под влияния уйдут!

— То дело не скорое! — махнул рукой Мономах. — Да Рим еще и не оправился от крестовых походов в защиту Анатолии от сельджуков и освобождения священного города Иерусалима, от мусульман!

— До нас им ближе, княже. Получив по зубам на Святой земле, они ринутся на язычников, а потом и на нас. Недаром уже и схизматиками величать начали, чтобы оправдать свое вторжение. Сейчас, княже, идет разлом между православием и католичеством, между Римом и Царьградом. А потому, несмотря на то, что крестовые походы еще не окончились, католики не оставят, восточные земли от своих притязаний. Будут притеснения не только язычников, но и православных!

— Полоцк не даст себя в обиду!

— Полоцкие земли ныне обособлены от земли русской и разделены на многие уделы между сыновьями Всеслава Чародея, поэтому могут легко перейти под чужое влияние. Медлить не следует, княже, иначе потом вся эта орда во главе с ляхами и германцами будут служить головной болью для Руси, стремясь завладеть Двинским и Днепровским торговыми путями и продвинуться на восток. Не искушай себя нынешнем спокойствием в этих землях! Даже если не удастся покорить литовских князей, им надо силой, обманом или кровным родством внушить, что на Руси им ничего не светит! Пусть идут на запад и взаимно погасят нашествие католического Рима в лице германцев и ляхов!

— От новгородских купцов вести пришли, говоришь?.. Мстиславу все имена доложишь!

— Список со мною, княже.

Мономах замолчал, переваривая услышанное. Нового он ничего не узнал, но свежий взгляд на происходящее был ему интересен. По крайней мере, он был озадачен горячностью ветлужцев. Однако такой напор безродных гостей его уже порядком раздражал.

— Дозволь еще молвить, Владимир Всеволодович? — получив разрешение уже порядком недовольного Мономаха, Петр продолжил. — Мы сами хотим прояснить настроения германцев и их притязания на поморские земли. Боюсь, как и в Риме, у них царит ныне лишь власть денег и право сильного. Опасаюсь, что они возведут культ ненависти к тем, кто думает по-другому и будут распространять его везде, куда смогут дотянуться...

— К делу! — поднял руку великий князь.

— Есть ли у тебя родичи в тех землях, на кого мы можем опереться?

— У Мстислава старшая дочка за Кнудом Лавардом, сыном короля Дании, — бросил взгляд на сына Мономах. — Но вряд ли это чем-то вам поможет.

Петр немного замялся, не стал настаивать и кивнул своему сыну, сразу же влезшим с вопросом.

— Разрешишь ли, княже, печатать церковные и иные книги в Киеве? Разрешишь ли школы наши открывать? Митрополит уже дал свое благословение.

Мономах равнодушно кивнул, но потом встрепенулся.

— Юрий мне писал, что принимаете вы далеко не всех служителей церкви, присылаемых из суздальских земель. Что на это скажете?

— Княже, — вновь замялся Петр. — Силой на наших землях православие не насадить, черемисы и эрзяне воинственны, а потому нам нужны не столь обличители дикости и ереси, сколь проповедники, своими словами и делами показывающие превосходство православия над другими верованиями. А потому… никаких десятин церковь у нас не получает, и содержится за счет пожертвований общин и вятших людей. К примеру, воевода из своих доходов четверть отдает…