Наследники Борджиа

Он посмотрел прямо в лицо Джованны, и поблескивающие от золотистого бальзама скулы ее нервно дрогнули.

— За мудрость отца Геласия была уверена я, и потому рада слышать его ответ, — произнесла она чуть приглушенным голосом. — Однако признаюсь, что о кресте хрустальном ничего не известно мне. Но грех мой перед землей белозерской и князем ее я не отрицаю. Не сильно отяготит он и без того тяжелую ношу больших и малых грехов, лежащих бременем на погибшей душе моей. Но коли сам ты, Никита Романович, просишь меня, попробую я узнать, где находится хрустальный крест. Обещать не могу, слишком незначительно мое влияние на князей ордена, но что зависит от меня — то сделаю, чтобы вернулся крест византийский в Москву. Не ради церкви твоей, Никита, она для меня — всего лишь мачеха, да и то на время. А ради тебя, мой принц, чтобы никогда не говорил ты так — «забудь дорогу ко мне, Джованна», — и поминал бы меня добрым словом. Дорогу сюда мое сердце никогда не забудет. Я оставляю его тебе, принц.

Потупив взор, князь Ухтомы молчал, не зная, чем ответить ей в волнении. В это время со стороны Святых ворот до собора стали доноситься сильные, глухие удары. Все чаще, чаще…

Вскинув голову, Никита насторожился.

— Что это?

Удары становились все тяжелее и тяжелее. Витя с Лехой переглянулись, землетрясение, что ли? Еще не хватает!

— Мины! — первой сообразила Джованна. — Это Командор де Ридфор. Они закладывают мины под основание стены! Сейчас они сделают проломы, выломанные из стен камни нагреют добела на кострах, зальют в стенные провалы нефть, которую привезли с собой, и при помощи горячих камней подожгут ее. Такое пламя называется «греческий огонь». Он издревле известен на Востоке. «Греческий огонь» невозможно погасить, он горит даже на воде!

— Так что же делать? — спросил не на шутку растревоженный Никита. — Как же бороться с ним?

— Есть только один способ, изобретенный тамплиерами, чтобы погасить нефть. — ответила ему Джованна. — Я открою тебе его. Иначе вы все погибнете в огне. «Греческий огонь» течет рекой — ничто не может остановить горящие потоки смерти.

— Что это, говори! — торопил ее князь Никита.

— Это свежеободранные шкуры животных, пропитанные их кровью. Надо забивать всех оставшихся лошадей и их шкурами заграждать проломы. Нефть будет впитываться и не разгорится. Других способов все равно у тебя сейчас нет: ни песка, ни уксуса, ни арабского талька. Я надеюсь, что Маршал упредит их и поможет нам. Но если Маршал не успеет, то другого пути нет… Ридфор при желании легко разнесет стены в прах. Он брал и не такие крепости. Стрелять по воинам его бесполезно. Наверняка за дымовой завесой их не видно. Потому и пушки молчат, и пищалей не слыхать.

— Государь, государь! — раздался из молельного зала храма голос послушника Феофана и поспешное шуршание по полу его босых ног. — Государь, меня батюшка Геласий послал, где ты?

— Я здесь, — Никита вышел к нему из ризницы, — что стряслось?

— С колокольни кричат, что царева конница к монастырю от Белозерска движется и ратники пешие с ними. А басурмане стены долбают как оголтелые. Князь Ибрагим тебя ищет, с ног сбился…

— Беги к отцу Геласию и скажи, чтобы собрал всех, кто может оружие держать в руках, сейчас подойду я, понял?

— Понял, государь! — Феофан опрометью бросился бежать назад.

Никита снова вернулся в ризницу.

— Что ты собираешься делать? — спросила князя Джованна.

— Государево войско подходит к монастырю, слыхали, наверное, — ответил Никита. — Я полагаю, надо покончить нам с приспешниками твоими. Не будем мы коней губить, чтоб ограждаться от их затей сатанинских. Иссякло терпение наше. Довольно уж. Войско царево с тылу им заходит, а мы из монастыря ударим навстречу, чтобы разрезать супостатские силы на две части. Одной конники государевы займутся, ну а ту, что мы к озеру прижмем, я сам с Ибрагимом прикончу. На том и порешил я.

— А как через коридор смерти пройдешь? — спросила его Джованна. — Ведь всех людей своих погубишь. Вот видишь. План хороший у тебя, князь, и смелости тебе не занимать. Только забываешь ты, Никита Романович, с каким врагом дело имеешь. Потому и не боится тебя Ридфор, что уверен: нет у тебя способов одолеть его. Ты сейчас из ворот кинешься, своих людей положишь, сам сгоришь заживо, а Рид-фор тем временем облака свои ядовитые на царевых конников перекинет. И падут они тоже без славы. Вот Командор Пустыни и добьется своей цели. А сделать надо не так. Послушай меня. Я помогу тебе. Ведь обещала я помочь тебе избавиться от прихвостня ассасинского.

Собирай своих людей, князь, а я, покуда здесь, Командорским камнем дорогу тебе до лагеря Ридфора проложу. Надо тебе напасть на него до того, как царекая конница подойдет, чтоб не успел он царевых воинов пожечь. А там уж действуй по плану своему, руки твои свободны станут. Ну, а я с тем и скажу тебе, Никитушка, прощай уж. Вряд ли свидимся когда еще.

— Но ты дождешься меня? Как я с Ридфором этим разделаюсь и вернусь? — Никита Романович с надеждой взглянул на герцогиню. — Дождись, голуба…

— Нет, — она решительно покачала головой. — Коли дождусь, так и вовсе не смогу уехать от тебя.

Тяжелые удары в стену раздавались все ближе и все явственнее.

— Иди, Никита, иди к воинам своим, — Джованна, прощаясь, протянула князю руки. Голос ее срывался, она глотала подступившие слезы, стараясь не выказать своих страданий.

Никита притянул ее к себе, обнял и тут же оттолкнул. Не промолвив более ни слова и не оборачиваясь, быстро вышел из собора.

Проводив князя взглядом, Джованна смахнула со щеки предательски пролившуюся янтарную слезу и приказала де Армесу:

— Дай мне свой плащ, Гарсиа.

Взяв черный плащ испанца, она осторожно завернула в него золотой Ларец Луны.

— Ну, вот и все. Идем, — кивнула она капитану, — и вы не отставайте, если не хотите навсегда здесь остаться, — добавила она для Вити с Лехой.

— Ты ключи от тайного хода Свиточной башни куда спрятал? — спросил Гарсиа Растопченко.

Витя остановился как вкопанный. Он совсем позабыл о них. Побежав за арабом, он и думать перестал о том, — чтобы спрятать ключи под крыльцом, как собирался. Где они? Где они? Неужели, потерял? Витя быстро похлопал себя по бокам и по животу. Слава Богу, здесь, целенькие.

— Вот они! — радостно сообщил он.

— Держи наготове, — приказал ему де Армес.

— Подойди сюда, свен, — подозвала Витю Джованна. — Подержи.

Она передала Вите завернутый в плащ Ларец. «Ох и тяжеленький, — подумал, приняв драгоценную ношу, Растопченко. — Столько беготни из-за него, ноги покалечишь!».

Герцогиня де Борджиа сняла с шеи гелиотроп и, забрав ларец, протянула камень Вите:

— Вот возьми. Я выходить на крыльцо храма не буду, — сказала она вполголоса. — Лучше, чтобы меня никто не видел. Гарсиа тоже показываться нельзя. Он может выдать мое пребывание здесь. А вот ты выйди. И держи камень на ладони. Когда он вспыхнет — не бойся, держи, до тех пор, пока я тебе не скажу.

— Хорошо, — Витя немного оробел, но виду не подал, а для бодрости еще и подмигнул Лехе: мол, видишь, какое доверие.

Они подошли к парадным дверям храма Успения. Выглянув за дверь, Витя увидел, что юсуповские татары и конники князя Ухтомского уже сидят на лошадях, готовые к выступлению.

Вскоре появился и князь Никита Романович. Выйдя из Казенных палат, он вспрыгнул в седло своего Перуна. В воздухе, и без того маслянистом и душном, потянуло едким запахом горящей нефти. Над стенами монастыря уже занималось высокое бело-рыжее пламя.

— Давай! — подтолкнула Джованна Витю вперед.

Витя выскочил на крыльцо и протянув руку вперед, раскрыл ладонь. Гелиотроп сразу же просиял волшебным синим светом, направив лучи свои прямо к Святым вратам. Витя с удивлением отметил, что сам камень при этом оставался холодным и совсем не жег руку, как боялся Растопченко.

Увидев синий свет гелиотропа, князь Ухтомский на мгновение обернулся на парадное крыльцо храма, но не найдя взглядом Джованны, дал шпоры коню и с боевым криком под развернутым знаменем поскакал к воротам монастыря, которые уже распахивали перед ним монахи.