Противостояние 3

   Из Москвы прилетел единственный человек, который не имел в своем загашнике сто миллионов долларов - их имели те, кто его послал. Руководители трестов, гостиниц, баз, распределителей - рассадников воровства, их сильно пощипали при Андропове - но сейчас они в основном восстановили позиции, власть и влияние. В конце концов людям хочется и кушать и одеваться, и не только хорошо, самое главное - лучше чем другие! Вот чего не могла дать людям советская власть - ты не мог вызывающе жить лучше чем другие, плевать на других с высокой колокольни, а запрос на это был и запрос был большой. Потому то и процветали эти люди, хранящие банки с золотом и долларами, зарытыми под клумбами дачи, потому то и послали сюда они этого представителя, низенького, толстого, лысого и веселого. Этот человек, когда говорил - жестикулировал, очень бурно, и его всегда было очень много.

   Из Азербайджана прилетел человек, который был судьей - азербайджанскую мафию возглавлял именно он. Это был пожилой, седовласый, благообразного вида старик, он хорошо разбирался в музыке и играл на пианино. Когда его назначили на должность заместителя председателя Верховного суда республики - первым делом он повелел задержать и доставить в его кабинет всех воров в законе республики. Когда приказ был выполнен, он какое-то время ходил по кабинету, рассматривал сидящих вокруг стола урок - будучи при этом похожим на профессора консерватории - а потом с усмешкой спросил: это бы что ли воры в законе... не-е-ет... вы - просто воры. А вот я - вор в законе. Потому что я здесь - и вор, я здесь - и закон!

   И воры поняли. И подчинились. Судья занимался всем - контрабандой, подпольной промышленностью, взятками. Судья решал, кто займет должность в республике, а кто - нет. Судья контролировал Нахичевань - крупный перевалочный пункт контрабанды. В республике он обладал непререкаемой властью.

   Еще один вор в законе прибыл из Одессы. Он совсем не походил на вора в законе в том смысле в каком его представляют люди - он был веселым, любознательным человеком, очень любил оперу. Он держал под собой Молдавию, весь Юг, за исключением общей поляны" - Сочи, саму Одессу. Зарабатывал на двух делах - на спиртном, благо генеральный секретарь запретил, и на контрабанде. Благодаря этому человеку в Турции советских телевизоров было больше чем японских*, хотя СССР их в Турцию официально не поставлял. Одесса вообще была с давних времен столицей контрабандистов всей Руси Великой, вся контрабанда делалась на Малой Арнаутской - но этот человек шагнул дальше. Раньше контрабандисты ввозили и вывозили товары на шаландах - рыбацких лодках. Этот человек вывозил лес, цветные металлы, телевизоры и много чего другого на судах Одесского морского пароходства, порой в таких объемах, что пароходство больше работало на него, нежели на государство.

   Вот такие люди собрались сегодня в Абхазии для партийной учебы. Сейчас они собрались на первом этаже особняка слушали музыку и пили вино, щедрое грузинское вино, которое веселит не голову а ноги - но пили в меру. А член Политбюро ЦК КПСС хоть и был готов к встрече - но выдерживал паузу, чтобы показать, что он хозяин и он сильнее всех, хоть это было и не так.

   Сам батоно Эдуард не жаждал этой встречи, это было что-то типа "общественной нагрузки". В стране готовились реформы, реформы жесткие и кардинальные, причем те кто их готовил отчетливо осознавали то, что речь идет не о реформах - речь идет о ломке всего жизненного и хозяйственного уклада огромной страны, о присвоении собственности, которая юридически принадлежала государству, а должна была принадлежать им. Реформа была задумана потому, что люди, которые были наверху, которые пользовались немалыми жизненными благами, будучи на Западе задумались о том, что все таки они ущемлены в правах. Да, они могли самодурствовать, могли брать взятки, могли отовариваться в распределителях, могли покупать Мерседесы - но они не могли главного. Они не могли передать по наследству то, чем они управляют. То чем владеют - могли, например дачку и Мерседес, нажитый кровью и потом (чужими) - а вот завод, где ты директор - не могли. На Западе такие же как они промышленники могли - а тут не могли. Это надо было изменить.

   Реформа должна была ограбить миллионы и миллионы людей - но реформаторам было на это наплевать. Не наплевать было только на тех людей, которых приглашали сейчас на партийные учебы и разъясняли как быть дальше, как пойдут на самом деле реформы и куда надо вкладывать деньги, чтобы не потерять их. Потому что тот же Судья или Наркомафиози или Вор с Иссык-Куля - это вам не обычные советские люди, которых можно оболванивать, грабить - и они вам ни слова не скажут. Вор с ИссыкКуля уже обагрил руки кровью высокопоставленного партийца - и ему ничего за это не сделали. И Ленинградец, друг покойного Высоцкого - не остановился перед убийством первого секретаря обкома партии и ему тоже ничего за это не сделали. Любой из них мог объявить войну партийной и правительственной верхушке, найдя понимание и помощь у других таких же как он. Любой из них мог послать убийц и убить, к примеру того же Шеварднадзе или Яковлева - паровозов перестройки в ЦК, не говоря уж о менее заметных, но не менее значимых фигурах. Горбачева вряд ли бы смогли убить... слишком хорошо охраняют... хотя все возможно.

   И поэтому - именно ЭТИХ людей кидать было нельзя. С ними нужно было договариваться. И их деньги нужно было сохранить.

   - Батоно...

   - А... - обернулся Шеварднадзе... - это ты... Я на море тут смотрю.

   На террасу неспешно вышел некий Солико Хабеишвили, который в данный момент отбывал наказание в виде лишения свободы за взятки. Из следственного изолятора КГБ он плавно переместился в Нижний Тагил, в "ментовскую зону", а потом, по ходатайству "уважаемых людей" был переведен отбывать наказание в Грузию. Отбывал он его весьма своеобразно - снял небольшой домик в горном селе недалеко от исправительного учреждения и там жил, являясь раз в неделю на поверки. Далеко уезжать было нельзя, потому что в любой момент могла нагрянуть проверка из Москвы и заключенный должен был быть на месте. Потому, в Абхазию бывшего второго секретаря Компартии Грузии доставили на милицейской машине в компании двух сотрудников милиции, которые сейчас сидели в пристройке с обслугой, ели шашлык и пили вино. Официально это называлось "следственное мероприятие с выездом на место" - якобы Хабеишвили должен был показать, где он зарыл золото...

   - О чем думаешь, батоно... - Хабеишвили был очень проницательным человеком, он сразу понял, что со старым другом что-то не так

   - А... О многом... - Шеварднадзе зябко передернул плечами, хотя на террасе было тепло - опасаюсь я что-то

   - Этих?

   - Да нет... Плавно все идет. Как бы не сорваться

   - Ты о чем? - не понял Хабеишвили

   - Я об этом. О большом.

   - Ах во-о-н... Не переживай, батоно, так - все плавно идет, потому что люди этого хотят. Понимаешь- люди. Обрыдло им все.

   - Может и обрыдло. Но всем ли?

   - А кто не согласен - тех прижмем к ногтю. Время, батоно, время. Гости ждут...

   - Да... Как они?

   - Дошли до кондиции. Но много не позволяют. В плепорции. - ввернул Солико русское словечко, которое подхватил, пока пришлось посидеть.

   - В плепорции...

   Гости уже ждали. Судья, полузакрыв глаза музицировал без нот, на память - благо тут было старинное русское пианино "Александр Услаль" еще прошлого века изготовления, остальные кто просто сидел, кто тихо переговаривался между собой. Но как только батоно Эдуард вошел в комнату - все разговоры мгновенно прекратились и семь пар жестких, волчьих глаз уставились на члена Политбюро ЦК КПСС. Только представитель московской торговли не имел такого взгляда - но он и сидел отдельно, и с ним никто не желал разговаривать, он был единственным бобром, не овцой, а бобром, глупым лохом на этой встрече. Остальные, как бы богаты ни были - были именно волками и каждый то и дело прикидывал, как бы половчее вцепиться кому-нибудь в горло. Все волки жаждут крови.