Воин Яровита (СИ)

В суете пролетело три недели, и я дожил до сегодняшнего дня. По плану следовало поговорить с ладожским Соколом. Затем провести очередной совет, на котором будут даны указания управленцам. Потом следовало дать нагоняй наставникам датских мальчишек. Ну, а ближе к вечеру я собирался разобраться с наемниками Игоря Ольговича. Все это надо было сделать в течение одного дня, ибо уже завтра начнут прибывать корабли варягов, которые отправятся в морской поход, и мне станет уже не до хозяйственных проблем.

Итак, с самого раннего утра я посетил факторию ладожан, несколько складов и два жилых дома невдалеке от Кузнечной слободы. Ограды у купцов не имелось, не успели построить, точно так же как и свои причалы. Да и товаров еще не было. Пока шла подготовка к насыщению складских помещений, и мой тезка разрывался между Руяном и Зеландией. Седьмица там и несколько дней здесь, а затем опять на Руян.

Вчера ладожанин прибыл в Рарог и я не мог с ним не поговорить. И как только в сопровождении охранников и верного Немого въехал на территорию фактории, так сразу же обнаружил Вадима, который распекал своих приказчиков. Однако, лишь только он увидел, кто его навестил, как тезка замолчал, отпустил подчиненных и направился ко мне навстречу.

Я спрыгнул с лошади, и мы с купцом поприветствовали друг друга. После этого прошли в один из жилых домов, в котором стоял густой запах сырого дерева и, заметив, что я слегка поморщился, ладожанин процедил сквозь зубы:

— Приказчики, дармоеды. Объяснял им, что все надо строить на совесть, а они пожадничали строителям лишнюю гривну за сухие бревна дать и теперь половину построек придется переделывать.

— Ну да, — соглашаясь с ним, я кивнул, и присел за дубовый стол подле узкого окошка.

Купец разместился напротив, посмотрел на меня и спросил:

— Ты насчет Афанасия приехал?

— А кто это? — в свою очередь задал я ему встречный вопрос.

— Приказчик, который пытался твои секреты выведать.

— Нет, я не по этому поводу. Слышал, что ты его наказал и этого достаточно.

— Это да, наказал. Лишил хитреца всего прибытка за лето и в Ладогу отправил.

— Вот и ладно. Я удовлетворен и вопросов не имею, поэтому прибыл по другому поводу.

— Слушаю. От меня что-то нужно?

— Хочу насчет переселенцев поговорить. Твой батя очередную партию уже собрал?

— Должен.

— Так вот. Эта партия будет последней, которую я возьму по старым расценкам на поднаем.

— Деньги заканчиваются? — ухмыльнулся ладожанин.

— Серебро пришло и ушло, и моя дружина новое заработает. Нет. Дело в том, что мне пока переселенцев хватит. Если будут добровольцы или родственники моих дружинников и мастеров, их перевозку оплачу, а договор на службу буду заключать уже в Рароге. Подойдет человек, возьму и по деньгам не обижу, а нет, значит, пусть идет на все четыре стороны.

— И надолго это?

— До тех пор пока я не решу, что готов увеличить дружину. Сейчас у меня уже пять сотен воинов и этого количества до следующей весны хватит.

— Дело твое, ведь ты серебро платишь. Кого этой весной с караваном в Новгород пошлешь, Саморода или Жарко?

— Никого. Твоему отцу письмо напишу, а по бумаге и другим моим товарам на месте разберемся.

— Можно и так, — согласился Вадим и спросил: — Прямо сейчас все решим?

— Да. Чего тянуть.

— Сколько бумаги предложишь?

— Четыре тысячи листов.

— Растет производство?

— Конечно. А ваша семья, по какой цене ее возьмет?

— Цена упала…

Тезка задумался, и я поторопил его:

— Говори прямо, как есть, а я уже решу, продавать вам товар или нет.

— Одну гривну за два десятка листов.

Цена была приемлемая, и я кивнул:

— Принимается.

— Что еще предложишь?

— Водку. Двадцать средних бочонков.

В среднем бочонке находилось примерно двадцать пять литров, то есть я предлагал полтонны крепкого и редкого питья, какого больше никто не производил. Купец его уже распробовал и знал, что товар будет продаваться, но он не знал расценок и шел на некоторый риск, поэтому мог взять время на размышления. Однако, видать, все было решено заранее, так как ладожанин не медлил:

— За каждый бочонок дам семь гривен.

— Девять, — сказал я.

— Восемь, — улыбнулся он.

— Идет. Партия пробная, так что цена меня устраивает.

Вадим согласно кивнул и поинтересовался:

— Льняные платки продавать станешь?

— А возьмешь?

— Само собой, товар-то ходовой.

— В таком случае пятьсот платков на продажу есть. Качество отменное.

— Один резан за один платок.

— Итого десять гривен за все?

— Да.

— Принимается.

Торг завершился быстро. Серебро должно было прибыть с Руяна через несколько дней, а товары купец мог забрать прямо сейчас. Мы скрепили сделку распитием маленькой баклажки фряжского винца. После этого были сделаны некоторые заказы для Рарога, и за разговором мы скоротали время до полудня.

Я вернулся в городок. Пообедал, а затем пришел черед совета, который продолжался почти два часа. Текучка была решена, и когда пришел черед расходиться я оставил Орея Рядко, Славуту Мха и старого уважаемого ветерана-бобыля Ярослава Болегоста, который возглавлял занимающихся воспитанием варогов инструкторов. Жрец Яровита, который недавно закончил строительство святилища и получил себе в помощь четверку ведунов, чему-то улыбался, а вот Мох и Болегост были озабочены и хмурились, ибо была за ними провинность, и они не знали, чего от меня ожидать. Вот на эту тему я с ними и решил поговорить, а волхв остался, чтобы послушать меня и сделать из моих слов соответствующие выводы.

— Значит, так, — оглядывая старых воинов, начал я, — есть один вопрос. Почему нарушаются установленные мной для варогов правила?

— О чем ты, Вадим? — Болегост, суровый мужчина с перечеркивающим его левую щеку уродливым кривым шрамом, попытался изобразить непонимание.

— О том, дядька Ярослав, что лично ты два дня назад разрешил нескольким воспитанникам встретиться с их родителями, которых гнали на рубку леса.

Болегост понурился и пробурчал:

— Это Довмонтов доложил?

Главный интендант Рарога старый Гаврила Довмонтов, который показал себя как отменный хозяйственник, помимо всего прочего делал мне доклады о том, что происходит в моих владениях. Однако об этом случае сообщил не он, а десятник, который конвоировал рабов.

— Нет, доложил не Довмонтов. Но это и неважно. Я об этом узнал и теперь жду ответа.

— Вадим, самые младшие среди варогов, которым не больше восьми лет, сорвались. Они увидели своих родителей, и давай кричать, а я не устоял, признаю. Сердце не камень, вот и дозволил им с близкими свидеться.

— А то, что после этого твои труды насмарку пошли, понимаешь?

— Да.

— Это не должно повторяться, дядька Ярослав. Никогда. Твоя задача, как начальника над малолетними данами, сделать так, чтобы они забыли родной язык, близких им людей и свои обычаи, а ты говоришь, сердце не камень. Может быть, не справляешься? Тогда так и скажи, найдем другую работу, на складе ветхие доспехи перебирать и маслом смазывать.

— Не надо со мной так, Вадим! — вскинулся Болегост. — Я себе цену знаю и не мальчишка, чтобы меня отчитывать!

— Сядь! — приказал я.

Старый варяг потемнел лицом, и его правая ладонь опустилась на рукоять меча. Однако он присел и его тут же поддержал Славута:

— Вадим, не серчай, случайно все вышло. Мы воины, а не деревяшки бездушные. Прикажешь, перебьем всех данов или лично на рабский рынок оттащим, ибо понимаем, что они вражьи дети. Но смотреть на слезы малышни трудно.

— Понимаю, — сказал я. — Однако иначе никак. Поставлена цель — взять группу чужаков и вырастить из них воинов, которые станут биться за наш народ. Сделать это можно только тремя способами. Кормить их отравой, которая мозги мутит и поить маковыми отварами, чтобы они стали рабами, которые ради дурмана готовы на все. Приласкать их и обогреть, а потом дать свободу родителям этих детей и обеспечить всем достойное житье-бытье. Или же разделить мальчишек на мелкие кучки и истощать, заставлять бегать, прыгать, метать камни, драться между собой, развивать чувство соперничества и вдалбливать в их головы то, что нам нужно. Первый и второй способы отпадают, а значит, остается третий путь. Уже имеются какие-то результаты, мальчишки освоили венедский язык, начинают принимать нашу веру и меняют имена. Но если нажим ослабить, то все пойдет прахом.